Четвертый Рим
Шрифт:
— Вряд ли, — отозвался Луций, холодея. — Девушка там у меня, у нее пока перекантуюсь.
— Еще десятку огурцов и потопали, — деловито сказал водитель. — Где же твой брат, в кустах, что ли, дрыхнет?
Не споря, Луций поднял еще спящего Василия и вместе с ним водрузился в кабину. Она оказалась неожиданно широкой, и обзор из машины на Неву был замечательный. Василий вновь заснул, не успев удивиться. Он принимал все как должное.
Луций порылся в кармане и достал двадцатку.
— Половина, — сказал он, протягивая деньги водителю, — вторая после того, как отвезешь. Только знаешь
— Мне так еще удобнее, — согласился шофер, хватая деньги. — Начальник коситься не будет, что где-то летаю в рабочее время. Спите, бедолаги. Как время придет, я вас разбужу.
3. ОБЩЕЖИТИЕ СВОБОДНЫХ ХУДОЖНИКОВ
Был уже полдень, когда голубая поливальная машина подъехала к известному всему Петербургу дому на Фонтанке. Василия с ними уже не было. Изрядно покрутившись вокруг дома, что позволило Луцию осмотреться, водитель-таки получил разрешение остановиться на всякий случай через дом от нужного Луцию и, получив свое, удалился восвояси. По дороге он изрядно наплел Луцию про странные порядки, царившие в общежитии людей искусства, размещенных по обеим сторонам реки Фонтанки в специальных домах, выделенных для развития культуры правительством Санкт-Петербурга.
Луций еще раз сверил адрес на бумажке с номером квартиры на последнем этаже и позвонил. Очень долго никто не подходил к двери, так что пришлось ему повторить звонок несколько раз. Наконец он услышал щелчок отпираемого замка, но отворилась вовсе не та дверь, у которой он стоял, а другая, за его спиной. Из нее вышел негр в сером костюме в полоску и сдвинутой на затылок шляпе и спросил на почти правильном русском языке:
— Хелло, бой. Вам кого?
— Сестричка Ли здесь живет? — спросил Луций с замиранием сердца.
Негр внимательно на него посмотрел и ушел внутрь квартиры. Тишина, наступившая после его исчезновения и нарушаемая только звуками рока и взрывами ругательств с разных этажей, была настолько долгой, что Луций стал уже недоумевать, правильно ли он сделал, придя к китаянке. Неожиданно дверь отворилась, и юная китаянка с веселым визгом бросилась ему на шею. Тотчас взяла она Луция за руку и по длинному темному коридору, в котором почему-то через каждый метр были вставлены двери, довела его до своей комнаты. Собственно, это была не комната, а восточный шатер, сад среди пустыни с массой зелени ковров и даже холодного оружия по стенам. На полу в разных позах сидели несколько человек, и похоже, что пили пиво. Во всяком случае, перед каждым из них была поставлена тарелка с соленым печеньем и баночное пиво. Все они, к удивлению Луция, были европейцами, да и китаянка без своего обычного макияжа только с накрашенными глазами и губками все больше напоминала Лину.
Не веря своим глазам, Луций смотрел на девочку, которая шаловливо улыбалась ему, и, если бы не шаровары и по-восточному образцу скроенная кофточка, он бы ни за что не усомнился, что перед ним его знакомая подружка, а не таинственная уроженка Востока.
В комнате стоял легкий полумрак, чуть развеиваемый двумя зелеными светильниками, в которых, казалось, тлели застывшие уголья. Прежде чем он смог объяснить цель своего визита, с пола легко поднялся кряжистый усатый человек с гордо поднятой красивой головой и широко развернутыми плечами.
— Он? — спросил человек у китаянки и, подойдя вплотную к Луцию, заглянул ему в глаза.
Этот мимолетный взгляд был исполнен такой внутренней силы и горделивой уверенности в себе, что Луций невольно смутился и отвел глаза. Казалось, что за короткое мгновение, пока они смотрели друг на друга, человек этот уже дал по одному ему известным критериям оценку как духовной, так и физической силе Луция.
— Что ж ты медлил? — спросил человек с упреком. — Мы тебя со вчерашнего вечера ждем. Вот она, — он резко выбросил руку в сторону Лины, — по-моему, вообще глаз не сомкнула.
— Подрывник наш явился, — дурашливо улыбнулся второй мужчина постарше, — бомбы-то с собой принес? За пазухой, наверно, держишь.
Луций молчал, огорошенный встречей. Он видел, что китаянка тоже почтительно молчит, не вступая в разговор, и решил открывать рот только в крайнем случае. Однако не долго пришлось ему молчать. Человек, лежащий вольно на ковре, вдруг, не вставая, швырнул ему в лицо газетный ком:
— Лови, на вид у тебя не было и одного шанса отсюда вылезти.
Луций развернул газеты и на первой же странице наткнулся на описание всего происшедшего вчера. Статья так и называлась: "Бомба для Юсупова".
С ужасом юноша прочитал, что среди присутствующих был последний представитель дома Юсуповых, двоюродный брат государя князь Андрей, которому осколком стекла снесло мочку уха. Общее же число убитых равнялось девяти, тяжело и легко раненных было не менее пятидесяти человек. Самый большой удар ждал его на четвертой странице, где в продолжении репортажа из изуродованного взрывом дворца были даны две фотографии террористов — его и Василия, по которым узнать каждого из них не составляло никакого труда.
— Шофер, — простонал Луций, отшвыривая газету в сторону.
— Ты, сынок, не дергайся, — успокоил его хозяин квартиры. — В этот дом полиция не ходит. Сюда только зайти просто, а выйти ой как сложно. Где ты корешка своего оставил? — он указал на фотографию Василия.
— Да это брат, — объяснил Луций, — он прячется в другом месте. Мы разошлись, чтобы затруднить поиск.
— Похвально, — сказал пожилой мужчина и тоже поднялся с пола. — Только ты, друг, проясни-ка нам по поводу бомбы. Надеюсь, ты не из кровожадности взорвал такой красивый дворец?
— Мы не полицейские, — сказал многозначительно хозяин. — И раз уж ты к нам пришел шкуру свою спасать, поделись-ка с нами, какого хуя ты записался в террористы. По призванию, что ли? Мне вон она, — он кивнул опять на девочку, — так тебя расписывала, только сусальную краску сдувай, а ты, оказывается, в международной мафии состоишь. Или врут газеты, как всегда?
— Папа, он есть хочет! — вскрикнула китаянка, внезапно переходя на правильный русский язык, и Луций, который все время косился на нее, с радостью и недоумением находя все большее сходство с Линой, не выдержал и рассмеялся.