Четвертый Рим
Шрифт:
Кутузовский проспект, абсолютно пустой в столь раннее время — было семь часов утра — вывел процессию на Садовое кольцо, где всем, включая и самого директора, пришлось спешиться и подвергнуться таможенному досмотру по случаю пересечения границы префектуры Садового кольца. Однако некий документик, поданный директором старшему из доморощенных таможенников, позволил продолжить путешествие без особых хлопот. На выезде с кольца на Тверскую стоял еще один караул, совсем малочисленный. Сосчитав восемь душ сопровождения, все трое караульщиков, подхватив длиннополые тулупы, мотанули через главную улицу в ресторан София — сборное место центровой шантрапы.
Следующая остановка произошла уже на месте встречи в строгом монументальном здании рядом с Детским миром.
Тот же самый прилипчивый к директорской руке документик сыграл привычную роль в учреждении, куда Стефан Иванович прошел один, оставив сопровождающих у подъезда. На здании висела вывеска "Министерство Федеральной безопасности".
Путь по длинным коридорам с множеством затворенных дверей, видимо, хорошо был знаком директору, потому что сопровождающий с трудом поспевал за его решительным шагом. Строгий черный костюм и белая гвоздика в петлице придавали директору вид жениха, у которого в канун свадьбы сбежала нареченная. Наконец, через двадцать комнат добрались они до нужной приемной с напольными бронзовыми часами работы знаменитого французского мэтра Делакруа "Проститутка на баррикаде". Монументальная дама-секретарь радостно поприветствовала Стефана Ивановича и тотчас понесла свое дородное тело в кабинеты: доложить. Через совсем недолгий отрезок времени был он сопровожден в приемный зал, где застал человек семь или восемь, из которых почти все ему были знакомы. Говорил молодой военный с генеральскими эполетами и орденом Святой Анны на груди. При виде директора он не прервался, а только кивнул ему, как человеку хорошо знакомому.
... — Я не знаю, почему мы медлим! — восклицал между тем генерал, выбрасывая вперед правую руку, а левой упираясь в стол. — Фактически нет ни одного звена в системе управления государством, которое мы не контролировали бы. Причем сам государь полностью осведомлен. Единственное его требование — сделать шаг в сторону, чтобы его позиция невмешательства фиксировалась яснее. Что касается пограничных государств, то переговоры с большинством глав правительств показали, что они с большим пониманием относятся к идее возрождения Российской государственности в границах 1985 года и, как минимум, готовы с нами сотрудничать после переворота.
Генерал замолчал и сел в кресло, ожидая вопросов. Однако, прежде чем кто-либо с ним заговорил, кряхтя поднялся из председательского кресла округлый, пожилой господин с широкими, слегка покатыми плечами и мягким носом пьяницы.
— Как вас послушаешь, — заговорил он ни к кому собственно не обращаясь, — мы завтра распнем уже врагов трона и православия на телеграфных столбах вокруг Кремля, а как до дела дойдет, ой ли! Так ли победно обстоят дела, как вы нам докладываете, князь? С Москвой все ясно. Это гнилое болото принимало и примет любого вора, у которого хватит разума прикрыться штыками. Но если Санкт-Петербург нас не подопрет, боюсь весь наш замах растечется, как вода в песок. Только регент сможет формировать европейское политическое мнение о происходящем.
— Однако контакты с ним затруднены, — пискнул маленький невзрачный человек, чуть-чуть приподнимая голову над креслом.
Директор узнал в человечке известного патриотического писателя Виктора Топорова, который издавал в Санк-Петербурге монархическую газету "Утро". Тотчас он послал ему записку, в которой пригласил встретиться сразу же после совещания. Топоров, получив записку, обернул к нему свое большое, не по тщедушной шее и плечам лицо и понимающе кивнул. Тем временем председатель собрания продолжал.
— Правильно наш друг Викторий отметил, что трое доверенных людей, которых мы подсылали к Симонову с пакетом предложений, до него дотянуться не смогли, а были в течение суток выдворены из столичного города. По нашей надежной информации регент оказывает на простодушного государя дурное влияние, не допускает его никуда и ограждает от друзей престола. Вместе с тем и с нашими политическими антиподами — правоверными коммунистами — он окончательно рассорился. Окружение его состоит из промышленников и сионистов, что, впрочем, почти одно и то же, которые его покупают и продают по многу раз на день. С Петербургом мы затягивать не можем, поэтому муссируются два предложения: послать нашего лучшего агента с приказанием любым путем добиться встречи и склонить регента к положительному решению; или, наоборот, никого из наших не посылать, а попросить помощи у другого ведомства с тем, чтобы поставить на это ключевое место своего. Представитель всем известной организации ждет лишь команды, и в зависимости от решения, которое мы обязаны принять, я или буду резервировать теракт, либо форсировать его исполнение.
— Гарантии! — по-мальчишески выкрикнул генерал, вскакивая с места. — Гарантии, что место регента будет занято именно нашим человеком, а не каким-нибудь наивным америкашкой, который кроме цитат из Декларации независимости ничего в голове не имеет. А таких эмигрантов у царя-батюшки полный обоз. Еще по-русски не кумекают, а уже тянут одеяло на себя.
Директор встал, подождал, пока генерал выговорится, посмотрел на председателя ничего не выражающими глазами.
— Есть человек, которого регент примет, — спокойно сообщил он. — Старый его соратник еще по демократическим пирогам. Загвоздка в том, что официально его посылать нельзя — чина у него сейчас нет, а частным образом он дальше Московской товарной хрен отъедет. Если только забить ему отдельное купе с сопровождающими. Они, кстати, могут пройти в Пушкинский дворец вместе с ним и навестить регента, если им понадобится еще раз там побывать.
— За что люблю, — председатель безо всякой иронии пустил в сторону директора воздушный поцелуй, — как рассудит, так можно и собираться. Все, робята. Вертайтесь по домам. Будем считать: приговорили. Насчет отдельного купе сведайся с генералом. Он тебе, если надо, военный вагон прицепит, не то что купе.
— Вот этого не надо, — вновь высунулся из кресла Топоров, — взорвут твой вагон к бениной матери вместе с параллельными структурами.
— Ну ладно, — проворчал председатель. — Отправим демократа не по-демократически. За человека, ты, дорогой, головой отвечаешь. Твой кадр, я так понимаю?
Директор кивнул.
— Я с ним еще студиуса пошлю. Парень верткий, самонадеянный, пусть казачком прокрутится для услуг. Такой человек в пути не лишний. Те люди за кипятком на станциях бегать не будут.
Тотчас все разошлись, оставив директора наедине с писателем из Санкт-Петербурга. Директор, порывшись, достал из внутреннего кармана брюк уже известное фото Никодима и вручил его Топорову.
— Ко мне сыскной приходил, — пояснил он. — И, похоже, в больших чинах. Интересуется вот этой мордой. Так я понял, человечек не мелкий и известный. Последи за моим студиусом. Он в Петербурге как наживка для этого будет. В школе мне его не ухватить, а, похоже, малый центровой. На кого работает, где крутится — не знаю, но дружил сызмальства с моим мальцом. Как пронюхает, что тот в большую политику вдаряется, обязательно его накроет по дороге или в самом городе. Для него самый смак моего окрутить и на себя переоформить. Только со своими сопляками не шали, отдай в работу профессионалам. Захотят его брать, пусть не тянут, а то рыба скользкая, через все сети прошла. Кстати, что в Питере мусолят о Нижнем?
— Не ополчение же собирать, как при Минине! — отмахнулся Топоров. — Мы разыгрываем европейскую карту, а в глубинке пусть Москва ковыряется. Кто Нижний просрал — твой любимый генерал Клюцкой. И татар в Москву допустил Петербург, что ли? А вот демарш от имени ООН Питер организовал, а то бы до сего времени Казанские обрезанные хуи московских невест бы трахали.
— Так, так, — сказал директор, наливаясь сизым соком и сжимая кулаки, — снова значит Москве в раскоряку стоять между Азией и Европой, чтоб вы ее дули во все дырки. Погодите, ребята, немного. Дайте ноги свести вместе. Сейчас нам не хотите помочь, потом не обессудьте. Шамир в Нижнем для нас все равно, что кость в горле. Не раздышаться Москве. Все нервные пути перекрыты. Смешно сказать: в Киев едем через Балтию. А вы талдычите только: Европейская карта! Азиатская карта!