Четвертый Рим
Шрифт:
— Отпускные, билеты, оружие — все получишь у завхоза завтра. Брата берешь под свой риск. Мы за него отвечать не намерены. От меня зайди к профессору, может, какие распоряжения даст. И смотри мне, если по твоей вине поездка завалится, можешь сбегать хоть к чеченам, хоть к якутам — выловлю и накажу.
— Мама, — шептал Луций, выходя из учительской, — неужели все может случиться, как говорил старый негодяй Стефан. Неужели он через неделю уже будет в Петербурге искать знакомый по названию Путиловский завод? Неужели ему удастся свидание с родителями? Однако и при самом удачном раскладе надо было еще доехать, а перед этим предстояла ему масса дел: как-то забрать брата, вернее,
Отягощенный новыми, хоть и приятными заботами, он вовсе забыл, что утром впопыхах от удивления и страха не закрыл комнату. Найдя теперь дверь приоткрытой, с доносящимся изнутри ужасающей крепости храпом, он не торопился войти, а стал прислушиваться, кто это у него хозяйничает внутри. Постояв несколько секунд у порога, он разозлился, пожалел, что оружие выдадут только перед отправлением, и то не ему, а старому демократу, и все-таки, хотя и трусил, отворил дверь и вошел.
Гремело радио, лилась из крана вода, а с кровати глядело на него, бессмысленно улыбаясь, лицо Никодима.
Зачем он рассказал этому мошеннику и шуту гороховому про свою поездку, Луций и сам не понял. Было что-то в его закадычном дружке располагающее к откровенности. Никодим поездкой ужасно загорелся; оказалось, он в Петербург мотается чуть ли не каждый месяц и город знает почище, чем Москву. Стал он ему рассказывать о дорожных опасностях, о станциях, где из вагона и носа показывать нельзя, о перегонах, ради шутки обстреливаемых иногда мирным сельским людом, где лучше, наоборот, выползать из вагона на животе и отлеживаться на травке у шпал. Также назвал он неразумному Луцию некоторые петербургские злачные места, где можно дешево и вкусно поесть, только сославшись на его, Никодима, дружбу, а под конец, покрутив с большим сожалением головой, добавил, что никак не может отпустить самого своего закадычного друга на верную погибель, да еще с неразумным юнцом на привязи и, бросив все дела и ожидаемую от них прибыль, обязуется довезти Луция с багажом и привеском до самого Петербурга и обратно. И Луций оказался таким идиотом, что поверил ему.
7. ЛИНА
Фортуна отвернулась от Луция и Никодима на обратном пути. Уже все препятствия, казалось, были преодолены. Василий так быстро и аккуратно собрался, что никого не разбудил из своих приятелей по комнате. А их было еще десять учеников. Вышли они из интерната также незаметно, как и вошли, и крались мимо сторожки, почти невидимой в предрассветные смутные часы, боясь разбудить нового, еще более гориллоподобного сторожа. Пустой ночной вагон выбросил их на перрон той самой станции метро, с которой юноши стартовали несколько часов назад. И все прошло у них гладко, только вот напоследок на своей, можно сказать, до последнего угла знакомой остановке судьба уколола Луция, видимо, потому, что оказался он по своему делу не один.
Ночной, самый последний поезд умчался по колее; впереди до самого эскалатора не было видно ни одного человека. Они поднялись, возбужденно болтая, по неподвижному эскалатору, вошли в длинный, тоже абсолютно пустой переход и пошли по нему, уже видя себя в теплой комнате Луция за чаем с последними, тщательно хранимыми остатками сыра и булки. Когда до выхода оставалось буквально несколько метров, из-за угла вышли двое залетных и молча пошли на них. Луций и Никодим встали, заслонив своими спинами мальчишку, примериваясь к будущим противникам.
Не так легко было бы с ними справиться — у каждого в
— Ну что, приплыли, гуси лапчатые?!
— Чего надо? — спросил Луций хрипло и вытащил нож.
Однако не такая стояла погода в длинном переходе, чтобы нож что-нибудь решал.
— Храбрый, падла, — восхищенно сказала морда и повернулась к своим: — Какие нам ребята бесстрашные попались, а, Серега. Может пожалеем их?
— Нет, — категорично сплюнул лосеподобный Серега. Большими красными руками он вытащил отливающий белым металлом пистолет с длинным стволом и заорал: — Брось нож, паскуда, а то замочу!
Луций оглянулся. Сзади подходили другие бандиты.
"Забьют, — тоскливо подумал он. — Да и парня жалко. Или продадут на Крымском невольничьем рынке, или заставят колымить на базарах. А потом..."
— Ну что, храбрецы, — звонко крикнул Никодим и длинное лезвие отброшенного им ножа со звоном ударилось о камень. — Кто из вас горазд на кулачках? Да еще с пушками против голых рук.
Подошедшие сзади подозрительно загоготали.
— С этим хочу, — указал на Луция верзила, которого называли Серега. — Он от меня в прошлый раз убег, сейчас отыграться желаю, — и, окончательно повернувшись к Луцию, добавил: — Помнишь, длинномордый, как я тебя добром просил продать мальчонку, а ты что мне в ответ показал? Вот теперь и мальчишку отберем и самого пустим...
— ...По разным городам курьерской скоростью, — добавил стоящий за его спиной пожилой бандит в джинсовой куртке с грубым загорелым лицом.
— С этим потом будешь, сначала со мной попробуй, — крикнул Никодим и вслед за ножом сбросил наземь свою куртку.
— Сейчас ты у меня, петушок, получишь по суслам, — пообещал Серега и сжал мощные татуированные кулаки. — А ну, братва, разойдись!
— Разойдись, разойдись, — засуетился и Никодим и стал расталкивать слишком уж близко сошедшихся с разных сторон бандитов.
Никодим и Серега встали друг против друга и, прежде чем начать битву, примерились. На вид силы, конечно, были неравны, но Никодим, видимо, об этом не думал.
— А что, братва, если я вашего побью, какая нам скощуха будет? — спросил Никодим, принимая боевую стойку, что вызвало целый град насмешек в его адрес.
— Не побьешь, вражина, — выдохнул Серега, и его громадный кулак, как мячик, прыгнул в лицо Никодиму.
Тот, не ожидая такого скорого начала боя, оказался к нему совсем не готов. Отброшенный назад, он упал навзничь и перевернулся со спины на живот. Все замерли. Залетные от того, что бой оказался совсем неинтересным, а Луций — от горестного предчувствия, что поражение Никодима закрывает для них последний просвет.