Четвёртый Рим
Шрифт:
Зная про медлительность бюрократии, я понимаю, что на осуществление законного возмездия требуется время. Поэтому, я буду ждать месяц. Если же, по истечении этого времени, Сергей Драгунов не понесёт наказания, либо же избежит его, пользуясь многочисленными лазейками, то к сожалению, я буду вынужден взять правосудие в свои руки.»
Закончив чтение письма, Сергей несколько минут осмысливал весь паршивый смысл ситуации. Но кое-что он понять не мог.
– Вы мне к чему это дали прочесть? – спросил он.
– Когда
– Мне бабушка, в детстве, рассказывала, какими зверями они были. Но неужели им прямо так нравится всё что они делают?
– Пойди, да и сам спроси у них. – развёл руками Никитин – Для них Ирий, до сих пор, охвачен войной. Закончится она, только тогда, когда они победят. До того, почти все инакомыслящие – враги, а у врага на войне нету возраста и пола. Виновны все. Но это лирика. Возвращаясь к теме, у нас штат не большой. Когда я поставил вокруг района защиту, то ослабил участок и вольники попытались вломиться сюда. Компромисс был найден в последний момент: ихний атаман дал мне время, чтобы отыскать убийцу, но только на словах. Каким-то образом, они тоже вычислили твою личность и явились по твою душу немного раньше нас. Ну а дальше, мы перехватили тебя у вольников. Вот только, я не знаю, что мне делать теперь. По закону, судить тебя мне не за что. Фабриковать обвинения – не в моём стиле. Но и война с казаками мне ни к чему.
– Вы настолько их боитесь?
Лицо полковника исказилось. Он ударил кулаком по столу, а его глаза запылали подобно углям.
– Да я канализационных крыс уважаю больше чем это стадо бандитов с бенгальскими огнями! Будь моя воля, я бы… Но не могу. Полноценную войну с ними мы не потянем.
– Я понимаю, – кивнул Сергей – Вы стражи порядка, а не солдаты.
– Дело не в этом. Если начнётся бойня, то будет хаос, который привлечёт внимание местной аристократии.
– А разве это плохо?
– А ты уверен, что в данном конфликте элита поддержит полицейских? – ответил Никитин вопросом на вопрос. До Сергея начало доходить – Кто-то же дал пропуск вольникам наружу, иначе они бы вообще не появились за пределами станиц. Более того, власти уже давно порываются закрыть нашу контору, считая неэффективной. Эскалация даст повод обвинить нас в некомпетентности, в неумении держать ситуацию под контролем.
– Слушай начальник, – прервал его Сергей – Зачем ты мне всё это говоришь? Я кто: подозреваемый, свидетель или инструктор, которого ты просишь о помощи? Если последнее, то разочарую: в политике я ноль, ваши интриги для меня потёмки.
– Я пытаюсь решить, как тебя спасти, дурачок! – сказал Никитин. Его голос был таким отеческим, отцовским. Сергей не слышал такой манеры общения с того момента, как последний раз видел своего покойного отца живым – Вольники, или «казаки», как они себя называют… Они шакалы, возомнившие себя сторожевыми овчарками. На их руках столько крови, что и за век не отмыться. Но я должен быть хладнокровным слугой закона. И по закону, я не могу отпустить тебя прямо сейчас.
– Понимаю. Сбор улик, доказательство самообороны.
– Но даже когда твоя невиновность будет доказана, то я всё равно не смогу отпустить тебя. Я говорил, чем это может обернуться. Какая ирония – один житель улья, может стать причиной гражданской войны.
– Давайте без дешёвой философии. – отмахнулся Сергей – Не люблю я это. Был у нас в части такой прапорщик. Знатный балабол. Подвешенный язык не спас его от пуль арабов. Говорите, что пытаетесь решить, что со мной делать? Ну так решайте! Зачем меня спрашиваете?
Никитин молчал.
– Сейчас, у меня возникает чувство, что вы собираетесь либо сдать меня вольникам, либо подтасовать улики, чтобы на суде я получил вышку. А со мной разоткровенничались, в надежде, что я вас заочно прощу и сниму с ваших плеч груз совести.
Полковник не решался смотреть в глаза парню, понимая, что тот прав. Драгунов был младше него в несколько раз и годился в сыновья, но читал начальника полиции, как открытую книгу.
– А ты мудрён не по годам.
– Не буду считать это комплиментом. – ответил Сергей и осмелев, чуть отвернул лампу светом от себя – За «мудрость» и «жизненный опыт» я просрал десять лет жизни.
– Судя по твоему личному делу, ты записался добровольцем. – тактично напомнил Никитин.
– И без тебя знаю! – разозлился Сергей, резко перейдя на «ты» – Впрочем, мне уже всё равно.
Выражение лица Сергея изменилось. Стало безразличным, осунувшимся и таким же уставшим, как у полковника. Его тело лишилось души, дух истощился, а личность сломалась. Там, в пустыне, у него была цель выжить и вернуться домой. Но вернувшись, понял, что теперь ни вперёд, ни назад дороги нет. Он и дальше будет вариться в этой системе, из которой, в отличии от арабского плена не выбраться.
– Подпишу всё, что ты по просишь. – сказал он – Любое чистосердечное признание. Хочу наконец-то отдохнуть, а ряженные пускай сражаются вечно.
На лице Никитина не дрогнул ни один мускул. К сожалению, такой фатализм и пренебрежение к собственной жизни стали распространятся среди молодёжи подобно чуме. Но, к разочарованию в самом себе, почувствовал облегчение. Пацан прав. Полковник действительно, обманывая даже самого себя, на самом деле, искал способ быстрее решить сложившуюся проблему. Разрешение переступить через моральный горизонт, не идя на сделку с совестью. Молодой Драгунов сам дал добро на то, чтобы его закопали.
«Папочка бы меня устыдился» – подумал Алексей и вызвал охранников.