Четыре брода
Шрифт:
— Где же твои вещи?
— В лесу.
— В лесу? — не поверил Данило.
— Ага, у вашего лесника. Он меня подвозил из района.
«Так вон какие «люди» сделали меня очень злым».
— Наш лесник показался тебе добрым?
— Вроде ничего. Он все время заботился обо мне. Теперь мне надо идти туда на ночлег, но уже так поздно, не заметила, как и стемнело.
Данило подумал, что девушка, видно, из тех, которые увлекаются работой, и сказал:
— Ночлег
— А у вас есть волки?! — Тень испуга пробежала по девичьему лицу.
— И волки, и лисицы, и кабаны, и барсуки, и козочки, похожие на тебя. Как тебя зовут?
— Мирослава.
— Какое славное и необычное для нас имя. Я его только в произведениях Ивана Франко встречал, а теперь — на своем поле. Ну, как, Мирослава, в лес или в приселок?
— Наверное, в приселок. Он так хорошо и таинственно затерялся посреди ночи, и луна сверху, и вода снизу убаюкивают и убаюкивают его.
— Ты стихов не писала?
— Слушала, как музыку. А вы?
— Тоже люблю, словно музыку. Так пошли, а то люди всю ночь по кускам разберут.
— Так и моя мама когда-то говорила, — улыбнулась и сразу же помрачнела девушка.
«Наверное, сирота», — подумал Данило, и ему захотелось чем-то помочь этой доверчивости, что только начинает раскрывать книгу жизни. «Чем она ляжет на ее хрупкие плечи?»
Они молча дошли до подворья Лаврина Гримича, Данило открыл калитку, пропустил вперед девушку, кивнул головой на хату:
— Тут вот и переночуешь.
— Неудобно так поздно беспокоить людей, — смутилась Мирослава.
— Они еще не спят, только подворье спит, — звякнул щеколдой Данило.
Вскоре из сеней отозвалась хозяйка:
— Кто там?
— Это я вам, Олена Петровна, привел гостью на грибы и сома. Не все съели?
— Найдется и для гостьи, и для тебя, — повеселел женский голос. Тут же тетка Олена встала на пороге, внимательно посмотрела на Мирославу, всплеснула полными руками. — Какую же хорошенькую высмотрел дивчину! Вот к кому ты спешил на ночь глядя.
— Да нет, я впервые вижу ее.
— Так я и поверю тебе!
— Правду говорю, тетушка. Это к нам прислали с такими косами агронома.
— Такая молоденькая — и уже агроном?! — снова всплеснула руками Олена Петровна. — Ты ж хоть этими пальчиками умеешь в земле копаться?
— Умею, — стыдливо улыбнулась девушка. — Я из хлеборобского рода.
— Тогда совсем хорошо. А жить, если захочешь, можешь у нас — занимай вторую половину хаты и живи, одна или с моей Яринкой. Все городские говорят, что у нас, над бродом, и красиво,
— Спасибо вам, Олена Петровна, — поблагодарил Данило и начал прощаться с Мирославой. — Не беспокойтесь, товарищ агроном, здесь о вас позаботятся как о своей. — Да и пошел, а из головы не выходили ее доверчивый взгляд, ее луной или солнцем накупанные волосы и то покачивание стана, что так хорошо вписывалось в эту ночь.
Идя за Оленой Петровной на другую половину хаты, Мирослава сказала:
— Видать, душевный у вас учитель.
— Какой учитель? — удивилась женщина.
— Вот этот, который привел меня к вам.
— Бог с тобой, девушка! Какой же это учитель, когда он председатель нашего колхоза? — удивилась, а потом рассмеялась Олена Петровна.
— Председатель?! — ошеломленно переспросила Мирослава и почувствовала, как на щеках вспыхнул румянец. — Вот это да!
— Выходит, пошутил?
— Бессовестный!.. — невольно вырвалось у Мирославы.
Олена Петровна, скрестив руки на груди, покачала головой:
— Да нет, девушка, он очень совестливый, справедливый и к людям, и к хлебу святому. За это некоторые не любят его. Вот те уж бессовестные.
— Как пахнет у вас маттиола, — с путаницей в мыслях подошла к окну.
— А возле нее витает дух татарского зелья — это уже с брода. Тебе положить городской матрац или на лесном сене будешь спать? Никогда не будет так пахнуть сено, как пахнет в молодости.
— И в детстве тоже, — вздохнула девушка, прислушиваясь к броду.
На следующее утро смущенная Мирослава пришла к председателю в кабинет и стала на пороге.
«Словно судьба! — подумал Данило. — С какого ты поля, с каких ты чар?..»
А «судьба» даже не поднимала на него глаз.
«Какие они у нее?»
— Оставайся, Мирослава, у нас, — попросил Данило. — Люди у нас добрые, и председатель не очень злой.
«Бессовестный», — про себя, уже без осуждения, сказала девушка и подняла длинные неровные ресницы на «бессовестного».
Он дружелюбно посмотрел на нее и подумал: «Полевая царевна!» И снова увидел ее в полях.
А «полевая царевна», покачиваясь топольком, подошла к нему:
— Вам сейчас отдать документы?
— Зачем мне эти хлопоты, держи их при себе. А теперь можно поехать к леснику.
— Я бы сейчас лучше пошла на поля. — Мирослава бросила взгляд на невидимые еще поля и ласково улыбнулась им.
«Славная. Землю, верно, любит. А волосы пахнут маттиолой, зельицем грусти».