Четыре года без тебя
Шрифт:
Позвонил почтальон. И дня не прошло, как Флисс побывала у Моргана, а ее фотографии уже не сходили с первых страниц газет. Флисс ненавидела газетчиков, которые копались в ее личной жизни.
Она взяла газету и быстро просмотрела первую полосу. Слава богу, подумала Флисс, наконец их оставили в покое. Крупный заголовок гласил: «Пищевые отравления в центральных графствах!»
Облегченно вздохнув, Флисс вернулась в кухню и налила себе еще одну чашку кофе. Она чувствовала, что от кофеина нервы
Итак, на первой странице о них с Морганом ни слова.
Она перевернула страницу. Фотография! Она с Грэмом у двери ее дома. Броский заголовок через всю газетную полосу: «Страдания бедного викария».
Флисс вздрогнула.
— Боже мой! — воскликнула она, быстро пробегая глазами заметку под фотографией: «Сердце Грэма Блэнда разбито вдребезги. Муж невесты викария вышел из джунглей».
«Сердце… разбито вдребезги!» — еще раз с отчаянием прочитала Флисс.
Эта зловещая фраза неоднократно повторялась во всей этой гнусной газетной стряпне. Рябило в глазах от набожных цитат из Библии, городских сплетен, говорилось о наивной преданности викария Флисс, в которую он так втрескался, что едва не женился на замужней женщине.
Флисс похолодела от ужаса. Именно подобных пересудов больше всего и опасался Грэм. Всматриваясь в фотографию, Флисс поняла: газетный репортер сделал снимок вчера вечером, когда Грэм уходил из ее дома. Проклятый папарацци! И когда он только успел? Правда, на снимке видно, что Грэм озабочен. Не удалось представить их с Грэмом счастливыми любовниками. Слава богу, что она не поцеловала Грэма на прощание! — с облегчением подумала Флисс.
И как только газетчикам удалось разыскать их? И ладно бы местная газетенка, но репортаж был напечатан в «Геральд», общенациональной газете!
Ясно, что кто-то навел журналистов на их след. Теперь поздно сожалеть — сама пригласила Грэма на ужин. Ничего не поделаешь. Фотография здесь ни при чем, решила Флисс. Все равно эта заметка увидела бы свет. Отношения Грэма и Флисс ни для кого не были секретом. Именно за такими сюжетами охотится вся бульварная пресса!
Чтобы успокоиться, Флисс прибралась на кухне и тщательно перемыла всю посуду.
Резко зазвонил телефон.
— Слушаю вас. Алло?
Голос Флисс звучал слабо, но Грэм — она была уверена, что это звонит он, — все-таки расслышал ее.
— Флисс? Флисс, это ты?
— Да, это я, — ответила она, стараясь придать голосу беззаботность. — Я как раз собираюсь в школу.
Но, судя по всему, Грэма не интересовало, что она сейчас делает.
— Ты видела сегодняшний номер «Геральд»? — нервно спросил он.
Флисс подумала, не притвориться ли, что не читала утренних газет, но, решив, что это было бы проявлением малодушия, с досадой ответила:
— Да, читала, дорогой мой. Не знаю, что и сказать.
— Прекрати называть меня «дорогой мой»! — раздраженно крикнул в трубку Грэм. Флисс поняла, что нервы его вот— вот сдадут. — Эти господа способны на все. Даже подслушивать телефонные разговоры!
— Успокойся, Грэм…
— Они пойдут на все! — вздохнул он. — Откуда у них этот снимок? Это ты дала им нашу фотографию?
— Успокойся! Никаких фотографий я никому не давала. — Выходит, Грэм считает, что во всем виновата она? — Должно быть, папарацци тайком сфотографировал нас вчера вечером.
— Вчера вечером! — ужаснулся Грэм. — Значит, кто-то сидел в засаде за изгородью и подкарауливал?
— Выходит, что так, наверное, им кто-то сказал, что ты будешь у меня.
Грэм задыхался от гнева.
— Не могу поверить, чтобы кто-то из моих прихожан поставил в известность прессу.
— Не знаю, — терялась в догадках Флисс. — Может быть, в засаде сидел вовсе и не фотограф из «Геральд», а какой-нибудь начинающий папарацци из местной газетенки. Кровожадные акулы!
Грэм немного успокоился: Флисс была ни при чем.
— Флисс, прошу тебя, не употребляй таких ужасных выражений. Во всяком случае, это подлый поступок. — Голос Грэма вибрировал от гнева. — Мне не следовало приходить к тебе. Но ты так настаивала…
— Не стоит огорчаться, — пыталась успокоить его Флисс. — Наши отношения ни для кого не секрет.
— Не были секретом, — возразил Грэм. — Я уверял епископа, что между нами больше ничего нет. Не забывай этого. Боже мой, что он подумает, когда увидит эту фотографию?
— Будем надеяться, что он забыл подписаться на «Геральд», — пыталась отшутиться Флисс, но чувство юмора изменило Грэму.
— Подписался он или не подписался — все равно, доброжелатели найдутся. Поеду объясняться с ним. Скажу, что был у тебя как пастор. Может быть, мне и удастся сгладить впечатление от этой статейки.
— Не пойму, в чем наша вина? — Флисс начинал надоедать весь этот никчемный разговор. — Не вижу никакого греха, если ты приходишь в дом к человеку, который нуждается в утешении.
— Согласен, — старался обрести хладнокровие Грэм. — Однако согласись: эта статейка — подлая и гадкая! Они намекают, что мы по-прежнему вместе!
— А разве это не правда? — Флисс старалась говорить спокойно. — Грэм, — мягко добавила она, — все это глупости. Пастор такой же человек, как и все люди.
Флисс слышала тяжелое дыхание Грэма. Он пытался взять себя в руки.
— Наверное, ты права, — произнес он наконец. — Извини, я погорячился. Просто наш епископ — человек очень строгих нравов.