Четыре королевы
Шрифт:
Лондон, с его лабиринтом узких кривых улиц, шумными рынками и постоянно пасмурным небом, стал резкой переменой обстановки для тринадцатилетней девочки, выросшей в солнечном, почти пасторальном Провансе. Все 40 000 жителей города теснились поближе к Темзе, что неизбежно приводило к скученности, а в зимнее ненастье — и к ужасной грязи. Дома здесь, как и в Париже, строились на каркасе из деревянных балок, промежутки заполняли кирпичом и снаружи белили известкой; они теснились так близко один к другому, что опасность пожара была постоянной реальностью для горожан. Незадолго перед тем был издан новый закон, чтобы дома впредь покрывали не традиционными соломенными крышами, а сланцевыми плитами, но старые (и более дешевые) привычки от запрета не пострадали.
Только в языковом вопросе у Элеоноры не было трудностей: ей не пришлось учить местное наречие. Здешняя аристократия презирала английский язык как простонародный, и все дворяне говорили на том же северно-французском диалекте, langue d'Oil,что и в Париже [40] .
Основные постройки Лондона также тяготели к северному берегу реки. С обоих концов город прикрывали королевские резиденции: дворец в Вестминстере — на западе
40
Презрение к местному языку возникло со времен Вильгельма Завоевателя и его соратников-норманнов, которые действительно говорили на langue d'Oil— но на своем диалекте, который отличался от парижского. Элеонора же с детства говорила на langue d’Oc,т. е. провансальском (или окситанском)наречии. Северный langue d'Oilбыл для нее чужим в любом варианте. См. прим. 9. (Прим. перев.).
К востоку от Вестминстера тянулся Стренд, одна из самых привлекательных частей Лондона, где бароны Генриха строили роскошные резиденции на тот случай, когда дела призывали их в город. Неподалеку от Стренда удобно располагался Темпл («Храм») — каменное строение, служившее городским хранилищем. В его стенах и королевская семья, и знать, и богатые купцы хранили деньги, украшения и прочие ценности. Между Темплом и Тауэром был проложен Лондонский мост, самый длинный и прочный каменный мост в Англии. Одно из чудес королевства, Лондонский мост, строили тридцать лет и закончили только в первые годы правления Генриха. Как и все прочее в этом городе, мост был тесно застроен, и проезд по нему так часто забивали телеги и другие повозки, что быстрее можно было переправиться через Темзу, наняв лодку [41] .
41
Лондонские реалии требуют некоторых пояснений. Ньюгейт (Newgate — Новые ворота) — район Лондона, примыкавший в Средние века к одним из городских ворот. Возле ворот возникали новые кварталы, к ним переходили названия, когда сами ворота со временем исчезали. Что касается упоминаемого «Темпла», тут автор, кажется, чего-то недопонял. В описываемое время Стренд представлял собой просто дорогу, которая соединяла Вестминстер (политический центр) с Лондоном (основным торговым центром страны). Его застройка «роскошными резиденциями» началась намного позже. Вблизи от этой дороги вплоть до конца XIII века располагался комплекс зданий, принадлежавших рыцарям ордена тамплиеров (храмовникам). В частности, там имелась «церковь Храма» (Temple Church), а неподалеку от нее застава, соответственно названная Темпл-Бар. В Средние века власть городского совета Лондона кое-где простиралась за пределы его стен; на основных дорогах, там, где граница городских полномочий (норм торговли) далеко отстояла от ворот, были установлены барьеры («рогатки») — дорогу, видимо, просто перегораживали цепью или бревном (bar). «Рогатка» Темпл-Бар впервые упоминается в 1293 году, около 1351 года ее заменили на деревянные ворота, над которыми располагалась небольшая тюрьма. С тех пор Темпл-Бар многократно упоминался в истории. Согласно древнему обычаю, здесь должен был остановиться король, прежде чем въехать в пределы Лондона; его встречал лорд-мэр и вручал ключи от города. Именно по этой дороге прошло торжественное шествие, когда Елизавета I отмечала победу над испанской Армадой. Она дополнила обычай, подарив лорду-мэру особый меч, украшенный жемчугом, как символ верности. Уже более 400 лет в торжественных случаях у Темпл-Бар производится церемония передачи этого меча. Упоминаемое же в тексте хранилище ценностей, несомненно, представляло собой подвальные помещения под тамплиерской церковью — хорошо охраняемые прецептории (то есть штаб-квартиры ордена в некоторой географической области) ордена по всей Европе служили такими хранилищами. Но уж явно никто не мог называть подвал «храмом».
Лондонский мост — одна из самых оригинальных достопримечательностей столицы Англии. Первый мост на этом месте построили римляне около 50 года н. э. Король Иоанн разрешил строить на мосту дома с торговыми лавками, чтобы окупить расходы на его содержание. В то время мост имел 19 каменных арок с подъемным мостом и укрепленными воротами со стороны Сити. Дома на нем (числом около двухсот) порой имели до семи этажей и стояли вплотную, а верхние этажи с обеих сторон почти смыкались, что создавало большую опасность пожаров. В 1212 году пожар начался одновременно на двух концах моста, погибло 3000 человек. Проезжая часть имела ширину всего около 4 метров, и на мосту постоянно создавались заторы. В течение трехсот с лишним лет над воротами моста выставлялись головы казненных — первой стала голова Уильяма Уоллеса в 1305 году. (Прим. перев.).
Лондон был общепризнанным центром торговли, целые кварталы в нем были отведены для отдельных ремесел. Торговцы рыбой занимали Старую Рыбную улицу, пекари — Хлебную, полотном торговали вблизи Кэндлвика, а свежее молоко всегда можно было приобрести на Молочной улице — коров доили прямо в городе. Купцы и банкиры из Фландрии, Германии, даже из далекой Италии съезжались в Лондон, привлеченные высоким качеством линкольнширской шерсти, а также пушниной, доставляемой из России [42] по Балтийскому и Северному морям. В Лондоне кипела бурная деятельность, его граждане были самыми процветающими во всем королевстве.
42
Имеются в виду Киевская Русь и Новгород. Пушнину добывали на дальнем севере (в основном на землях нынешней Коми), доставляли в Новгород, а оттуда ее увозили либо морем через Германию,
Несмотря на разницу культур, первые годы замужества Элеонора провела приятно. У нее имелся обожающий супруг, которому ужасно нравилось делать ей сюрпризы — дарить мантию на меху, изящное золотое кольцо, фабулу [43] с самоцветами. Генрих обладал тонким художественным чутьем и вкусом — в частности, по его указаниям было перестроено и великолепно украшено Вестминстерское аббатство. Поэтому он с особым вниманием устраивал быт жены: покои королевы были заново (и по-разному) отделаны во всех девяти замках, которые являлись личной собственностью монарха. Например, в королевской резиденции в Вестминстере будуар Элеоноры был дополнительно утеплен, чтобы защитить ее от жгучих зимних морозов; в Тауэре, напротив, ее покои были изящны и полны воздуха, напоминая сад: все стены были искусно расписаны розами.
43
Средневековые фибулы — застежки для ворота верхнего платья или плащей — круглые металлические (золото, серебро, бронза, медь) щитки диаметром от 3 до 10 см, которые украшались чеканкой, инкрустациями, эмалью, камнями и т. п. Они крепились к ткани булавкой, либо закрепленной на фибуле (откуда происходит современная «английская» булавка), либо отдельной, продеваемой в нее, вроде острой шпильки. (Прим. перев.).
Генрих, как и Людовик IX, был глубоко верующим человеком, но его благочестие не было холодным и не отягощалось чувством вины; в поклонении святыням он находил воодушевление и милосердие. Жена разделяла это его отношение к вере. Они оказались совместимыми в браке, несмотря на большую разницу в возрасте; оба любили светские развлечения, изящную жизнь, смех, танцы и красивую одежду. Генрих разделял даже увлечение Элеоноры рыцарскими романами. Одной из первых их совместных поездок после свадьбы было посещение Гластонбери [44] , где, по преданию, был похоронен король Артур, а спустя год в счетах было отмечено, что он велел починить переплет принадлежавшего ему экземпляра «Большой книги романов».
44
Гластонбери — древний городок в графстве Сомерсет, в 48 км к югу от Бристоля. Впервые упоминается в XII — начале VIII века под названием Glestingaburg.Возле него издавна располагалось аббатство, с XII века прославленное множеством легенд и мифов, связанных с ним. Они повествуют об Иосифе Аримафейском, Граале и короле Артуре. Якобы здешние монахи нашли захоронение Артура и Гвиневеры, а Иосиф каким-то чудесным образом приплыл с чашей Грааля прямиком в Британию. Легенды, несомненно, способствовали постоянному притоку паломников. (Прим. перев.).
Еще более благоприятной была уважительная атмосфера при дворе. Элеонора получила возможность завести собственное «хозяйство» — слуг, управляющих, фрейлин, а также отдельный расходный счет, которым она сама распоряжалась. Ее положению королевы и самой влиятельной женщины в Англии ничто не угрожало, хотя поначалу с ними жила младшая сестра Генриха (также Элеонора). Сестре Генриха было двадцать один, когда Элеоноре Прованской исполнилось двенадцать. В 1224 году, в нежном возрасте девяти лет, ее выдали замуж за тридцатитрехлетнего Уильяма Маршала II. Это была очередная попытка Генриха и его советников заручиться лояльностью могущественного рода Маршалов.
Супруг Элеоноры Маршал умер в 1231 году, оставив ее шестнадцатилетней бездетной вдовой, — самой молодой, самой привлекательной в Англии — и самой богатой, хотя унаследованным ею имуществом управлял теперь ее брат, из-за чего между ними возникали трения. Вскоре после смерти мужа она прилюдно приняла обет безбрачия, засвидетельствованный архиепископом Кентерберийским, с намерением впоследствии стать монахиней. Обычно в этом решении видят результат влияния ее воспитательницы, чрезвычайно набожной пожилой женщины, которая приняла обет вместе с нею. Но, возможно, Элеонора, чей единственный опыт брачных отношений был приобретен с мужчиной старше ее на двадцать четыре года, не думала, что многое теряет. После того Элеонора решительно отказалась от красивых платьев и драгоценностей и стала носить домотканую шерсть, как нищенка или крестьянка. Она вела себя так уже почти пять лет, когда ее брат женился.
Через девять месяцев после своей свадьбы Генрих подарил сестре один из ее же собственных замков. Высказывалось мнение, что Элеонора Маршал уехала, потому что не поладила с невесткой. Однако в свете последующих событий это представляется маловероятным. Элеонора Прованская, счастливая в своем новом мире, любимая и опекаемая супругом, не могла увидеть какую-либо угрозу во взрослой женщине, носящей нищенские рубища. Намного вероятнее, что сестре Генриха, вынужденной наблюдать за счастливыми молодоженами, стало неуютно, и она попросила у брата разрешения удалиться. Также возможно, что ей уже становилось невмоготу собственное скороспелое решение отказаться от любви и материнства, и она надеялась в уединении справиться с собою. Генрих же, со своей стороны, очевидно предпочитал жить с женой как можно приватнее. Были еще всякие надоевшие мелочи касательно имущества сестры, которые следовало уладить, и ему не нравились постоянные напоминания о том, что он должен ей денег. Устроив для Элеоноры Маршал отдельный двор, он выказал ей свое благоволение, при этом так и не выплатив всех долгов. Он даже добавил к сделке охотничьи привилегии и новую лошадь, которую ему кто-то подарил.
В конечном счете Элеоноре Прованской не потребовалось много времени, чтобы создать ту ауру душевной близости, заботливой взаимозависимости, которой отличается всякое успешное супружество. Она была воспитана в дружелюбной, доброй обстановке, и ей не требовалось прибегать к искусственным приемам, к особым уловкам, чтобы создать счастливый дом. А Генрих в этом отношении был подходящим мужем. Он тосковал по домашнему теплу. Счастье Генриха от его новой жизни было безмерно. Наконец-то у него появилась семья — и уж Элеонора постаралась, чтобы в его понятие о семье вошли и родственники жены, в первую очередь, конечно, дядюшка Гильом. Соответственно, на этот раз Гильома Савойского никто не спровадил восвояси.