Четыре королевы
Шрифт:
На обратном пути в Англию, на север, Ричард был столь же весел, насколько был печален по пути на юг. Он воспользовался случаем остановиться в Италии, чтобы нанести визит вежливости Фридриху II, императору Священной Римской империи, под чьей юрисдикцией формально находился Иерусалим и от чьего имени Ричард вел переговоры.
Фридрих II, которого короновал один из предыдущих пап (короновать императора мог только папа), был титулярным правителем тех остатков Римской империи, которые именовались «Священной» и «Римской», хотя фактически не были ни тем, ни другим. Основными составляющими его империи были королевство Германия, монархи которой звались «королями римлян» (хотя жили отнюдь не вблизи от Рима), и королевство Сицилия, унаследованное Фридрихом от матери-сицилийки. Реально Сицилия вообще не была частью Священной Римской империи, но для Фридриха это было несущественно,
Фридрих поставил себе цель объединить разрозненные части своей широко раскинувшейся империи. Поскольку Германию и Сицилию очень неудобно разделяла Италия, это означало, что придется завоевывать не только независимые города вроде Генуи и Пизы, но и Рим, и папскую область — прилегающую к Риму территорию, на которую Церковь заявляла свои права. Фридрих был коронован как император, когда был еще очень молод и его амбиции не проявились; с тех пор он не раз давал Церкви повод пожалеть о той роли, которую она сыграла в возвышении этого необыкновенного принца.
Ко времени визита Ричарда император основательно преуспел в покорении Северной Италии. Фридрих представлял собой самую удивительную личность столетия. Его называли Stupor Mundi,т. е. «Изумление земного мира». Он несомненно был самым образованным монархом в Европе. Он много читал, говорил на семи языках и даже сам написал книгу о соколиной охоте. Его интересовало все: наука, алхимия, история, право, архитектура, медицина, математика. Он основал первый университет в Европе, где преподавателям платили не студенты, а государство, и пригласил преподавать там наиболее уважаемых ученых своей империи. При дворе у него роились всевозможные ясновидцы; сам Фибоначчи, знаменитый математик, однажды продемонстрировал публике решение сложных уравнений для развлечения императора. Прославленный астролог, алхимик и философ Майкл Скотт, который сделал себе имя переводами рукописей Аристотеля, полученных от арабов, оставался при императорском дворе специально для того, чтобы отвечать на разнообразнейшие научные вопросы Фридриха, среди которых, согласно его биографу Эрнсту Канторовичу, были следующие:
Чем удерживается Земля над бездной пространства? И каким образом эта бездна держится отдельно от земли? Поддерживает ли Землю что-либо, кроме воздуха и воды? А может быть, Земля каким-то образом держится сама? Или она покоится на небесной сфере, расположенной под ней? И сколько имеется небесных сфер?…Фридрих отличался оригинальным остроумием. Когда один из потомков Чингисхана, едва не погубивший весь мусульманский мир, прислал грозное письмо, требуя, чтобы император Священной Римской империи отдал ему свои земли и явился к его двору, дабы стать одним из его вассалов, Фридрих ответил, что обдумает это предложение и просит пока никому не отдавать должность сокольничего.
Императорский двор был столь же чрезмерен и экзотичен, как его правитель. Близость Сицилии к арабским странам сильно повлияла на Фридриха. В отличие от других европейских правителей, император Священной Римской империи был лично знаком с некоторыми из своих арабских противников, в том числе и с султаном Дамаска, которому он как-то прислал такие сложные геометрические задачи, что тому пришлось поручить их решение своим самым знаменитым математикам. Фридрих любил великолепие и пышность Византии, драгоценности, пряности, этикет, светский образ жизни. Он путешествовал с музыкантами, мимами, атлетами и танцовщицами, и даже со зверинцем, где содержались редкие животные; его личная охрана состояла из сарацинских лучников, которые пользовались славой самых отпетых убийц на свете, по замечанию Канторовича — «чрезвычайно опасных и подчиняющихся лишь самому императору».
Фридрих был в отличном настроении, когда приехал Ричард, — он только что покорил итальянский город Фаэнцу, — и потому принял графа Корнуэлльского как могущественного правителя. Императорские рабы устраивали Ричарду омовение в горячей воде, а император
Между слоном и танцовщицами Ричард не замечал, как бежит время, и возвратился в Англию только 7 января 1242 года. К этому моменту его слава затмевала брата-короля. Он стал героем спасенных французских дворян, просвещенным человеком в глазах императора; он сохранил Иерусалим для Церкви, он обедал с Людовиком IX, ел финики из рук сарацинских рабов, видел Париж, Тулузу, Средиземное море, Египет и Рим. Если и возникали у него какие-то мысли о браке или о прекрасной юной девушке из Прованса, теперь они точно были позабыты или уступили место честолюбивым замыслам.
Да это, впрочем, уже не имело никакого значения, поскольку 11 августа 1241 года Санчу через посредников выдали за смертельного врага ее отца, Раймонда VII Тулузского.
Глава VIII. Война и свадьба
В день 24 июня 1241 года, как раз когда Ричард Корнуэлльский со всеми спасенными пленниками-французами отплыл из Святой Земли, направляясь к императору, французский двор находился в Сомюре, в области Анжу, примерно в пятидесяти милях северо-западнее Пуатье. Поводом к такому необычному выезду стало посвящение в рыцари младшего брата Людовика IX, Альфонса де Пуатье, и его назначение графом Пуату.
Это было очень значительное событие. Бланка превзошла саму себя, организуя чрезвычайно расточительный праздник с целью подчеркнуть законность этой церемонии. Жуанвиль, очевидец, указывает, что число присутствовавших рыцарей доходило до трех тысяч. На Людовике была котта синего шелка, а сюрко подбито горностаем, несмотря на летнюю жару. Король Франции сидел на высоком помосте, рядом с ним был его брат Альфонс де Пуатье и самые знатные местные сеньоры, в частности, Гуго де Лузиньян и граф де Ламарш. Маргарита присутствовала на празднике, но хронисты не рассказывают нам, где она сидела — вероятнее всего, рядом с супругом. Бланка председательствовала за другим столом, где принимала прочих уважаемых гостей, расположенным так, что Белая Королева сидела лицом к сыну и могла наблюдать за выражениями лиц сеньоров, которые прежде были зависимы от Людовика, но теперь должны были принести оммаж Альфонсу де Пуатье.
Инвеститура Альфонса де Пуатье в Пуату была азартной игрой, состязанием за власть. Белая Королева пыталась упрочить французское влияние на западе страны, узаконить на деле, раз и навсегда, контроль над этой областью. Для этого требовалось заставить яростно отстаивавших свою независимость местных баронов, чьим признанным вожаком был Гуго де Ламарш, признать сюзеренитет Альфонса де Пуатье.
На пути к этой цели имелась только одна, но существенная преграда: по обе стороны Ла-Манша все знали, что Англия заявляет свои права на Пуату. Пуату было одним из тех графств [53] , которые потерял отец Генриха III, король Иоанн, позволив Франции их занять. Соответственно, впоследствии и Англия, и Франция считали его своим фьефом. Вплоть до инвеституры Альфонса де Пуатье граф де Ламарш и его сотоварищи-бароны были вынуждены приносить оммаж обоим королевствам. Они не возражали против того, чтобы считаться вассалами Людовика IX — преклонять колени непосредственно перед венценосцем было престижно. Но теперь Людовик и Бланка, требуя от них принести оммаж не королю, а графу, устанавливали еще один уровень управления между знатью Пуату и короной Франции. Это означало понижение социального статуса.
53
См. примечание 28. (Прим. перев.).