Четыре партии в шатрандж
Шрифт:
Амарель поспешно смахнул чужую кровь со своей щеки. Огляделся – маги были мертвы, и теперь его окружали трое эмегенов. Скрыться от них он бы не смог, и Амарель поспешно указал на свою палочку, на себя:
– Я… я маг.
Он не знал, понимают ли эмегены его родной гафарсийский язык, но попытался объясниться с ними:
– И могу быть полезен! Помочь вам… в чём-нибудь!
В убийствах? Или его поставят надсмотрщиком над рабами? Ничего хорошего Амарель придумать не мог, но зато он останется в живых, а там, может, сбежит раньше, чем его заставят кого-нибудь прикончить.
Эмегены перебросились парой
И богиня услышала его мольбу.
– Эл-ги-та, – обрадованно выдохнул Амарель, описал палочкой круг и направил на трухлявый пень неподалёку. Только бы пожар в лесу не начался…
Искры вспыхнули, и эмегены взревели от восторга.
Амарелю пришлось ещё не раз выслушать восторженные крики – в Эмгра, куда его отвели трое спутников. Верховный эмеген, чьё имя Амарель толком не разобрал и про себя переделал в «Шисс», жестами объяснил, что Амарель и его хрустальная палочка пригодятся. Кроме него, в Эмгра были другие люди, но все они носили цепи и ошейники, строили для эмегенов дома, обрабатывали землю и даже пасли скот. Эмегены не умели ковать, и Амарель решил, что цепи и всё металлическое остались от прежних хозяев Города.
Рабы жили в деревянных пристройках, некоторые в хлеву рядом со скотом, но подобной участи Амарелю удалось избежать. Он стал почётным пленником-магом, которому отвели ветхий, покосившийся, но собственный домик, и позволяли разгуливать по улицам без цепей и ошейника.
– Откуда ты? – однажды спросил у Амареля смуглый раб, возвращавшийся от колодца. Невысокий, молчаливый, средних лет, раб говорил на бей-ялинском языке. Амарель худо-бедно владел этим языком и ответил:
– Гафарса.
– Кебек, – назвал своё имя раб, поставил тяжёлые ведра с водой на землю и протянул крепкую мозолистую ладонь. Амарель охотно пожал её, представился и заметил, каким взглядом Кебек окинул его изнеженные белые руки с длинными пальцами. Хорошо хоть, косичку Амарель давно расплёл и просто завязывал волосы сзади чёрным шнурком.
– Вас много здесь? В Эмгра? – тихо спросил Амарель, пряча руки за спину. Он хотел рассказать о себе, но побоялся – вдруг и Кебек из тех, кто ненавидит жрецов Кальфандры.
Кебек нахмурился:
– Много.
– И вы ни разу не пытались сбежать? – Амарель с опаской подумал о том, что придётся задеть бей-ялинца, чтобы напомнить тому о гордости. – Это… это ведь не жизнь!
Кебек недружелюбно взглянул на него узкими тёмными глазами:
– Были такие умные. Пытались.
Из-за поворота вышли двое эмегенов с дубинами, и Кебек, подхватив вёдра с водой, поспешно удалился. Амарель остался гадать, что сталось с теми «умными» – быстро их поймали, или они нашли свою погибель от звериных клыков и когтей в лесах.
Прошло несколько дней. Амарель пытался вступить в разговор с кем-то из людей, кроме Кебека, но они пугливо отмалчивались. В конце концов, Амарель решил, что он только навлечёт на себя подозрения эмегенов, и оставил рабов в покое. Всё, что ему оставалось – это взывать к Несравненной, чтобы она послала ему знак.
И настал день, когда богиня услышала его молитвы.
IV
– Мэриэн, Мэриэн! – Эсфи уцепилась за пояс подруги, когда чьи-то грубые руки схватили её. Эсфи вырвалась, закричала, а потом так и застыла на месте. Она видела! Как тогда, на корабле. Мир перед ней теперь был ярким, страшным, полным оскаленных рож и поднятых кулаков. Но среди дикарей Эсфи внезапно увидела высокого, стройного человека с бледным лицом, обрамлённым чёрными кудрями. С каким изумлением он смотрел своими чёрными глазами на Эсфи!
Она оглянулась. Мэриэн держали двое дикарей, заломив ей руки за спину. Рассердившись, Эсфи сжала кулаки – с земли поднялись камни, полетели прямо во врагов, те закричали от боли. Так им и надо, так им и надо!
Дикарь с повязкой на лбу торопливо отдавал приказы. Кто-то кинулся на Эсфи, но ей удалось увернуться и подбежать к Мэриэн. Они должны были взяться за руки и броситься к воротам, пока дикари не опомнились.
На пути у Эсфи выросла гигантская фигура с дубиной. Эсфи попятилась и услышала крик Мэриэн: «Не смей!» Та выхватила у эмегена дубину и отшвырнула прочь. Нужны были ещё камни, много камней! Но тут мир перед глазами Эсфи подёрнулся знакомой пеленой… Сначала она понадеялась, что это лишь слёзы, а потом сообразила, что волшебство иссякло так же быстро, как и появилось.
Кто-то схватил Эсфи за руку – Мэриэн! Она сумела освободиться и теперь заслонила Эсфи своим телом от дикарей. Эсфи в отчаянии подумала, что всё кончено. Она не попадёт в Гафарса, и дар ей так и не пригодится. И Мэриэн тоже умрёт… Эсфи зажмурилась.
– Ши-са-уа! Ши-са-уа! – кричал кто-то, и Эсфи распахнула глаза. Обеими руками она обнимала Мэриэн сзади – и теперь выглянула из-за её спины.
Тот человек! На странном, мерзком, как решила Эсфи, языке он объяснялся с дикарями. Может, убеждал их, чтобы оставили Эсфи и Мэриэн в живых? Но разве его кто-то послушает?
Как ни странно, дикари отступили, а затем повели всех троих куда-то вниз по дороге. Эсфи то и дело спотыкалась, но Мэриэн поддерживала её своей сильной рукой, и удивительное дело – больше не было так страшно. У них появилась надежда.
Эсфи ковыряла грязным ногтем край грубо сколоченной деревянной скамьи и слушала разговоры взрослых. Мэриэн сидела рядом, и время от времени Эсфи касалась её руки, чтобы наверняка знать – та никуда не денется, и дикари её не утащат. Дикари, которых Амарель называл эмегенами. Он говорил, что эмегены – они не как люди, и прибыли откуда-то издалека, так что с ними надо вести себя как можно осторожнее.
Амарель рассказал и о себе. Ему недавно исполнилось восемнадцать лет, и он был родом из Гафарса. Эмегены, со слов Амареля, захватили его в плен, когда он путешествовал. Амарель неплохо говорил на афирском языке, и Эсфи с удовольствием вслушивалась в его низкий и, как ей показалось, взволнованный голос. Ещё у Амареля была с собой хрустальная палочка, как у настоящего волшебника из сказки.
– Откуда ты знаешь язык эмегенов? – спросила Мэриэн.
– Я уже месяц живу здесь, – ответил Амарель. Эсфи подумала, что его талант к языкам порадовал бы её учителей.