Четыре сестры
Шрифт:
Ее сердце билось часто, сильно. Чтобы скрыть смутившие ее мысли, она уткнулась в свою сумку, порылась в ней, достала листок бумаги и ручку.
– Я напишу это письмо.
– Если ты думаешь, что…
– Повторяю, это про-о-осто шутка!
Она писала и читала вслух:
Дорогая Коломба!
Ты меня, наверно, никогда не замечала. Но я влюбился в тебя с первого взгляда. Я буду в четверг вечером на Кленовой площади, под пятым кленом слева, со стороны сердца,
Подпись…
– Как подписать? – спросила Беттина, подняв голову. – Я думаю, «Влюбленный всем сердцем».
– Уж если на то пошло! – буркнул Кловис.
– Ты это не пошлешь! – прошептала Дениза. – Это… свинство?
– Почему нет? Все равно уже написано.
– Перечитай.
Беттина перечитала письмо.
– Какие-то розовые слюни! – заметила Беотэги.
– Любовное письмо – всегда розовые слюни.
– Это ты придумала «мое ты уже забрала», «слева, со стороны сердца», всю эту ахинею?
– Нет, – призналась Беттина. – Это Базиль однажды написал Шарли письмо в таком духе.
– Какая мерзость! – с отвращением воскликнул Кловис.
– От любви и не так запоешь, – вздохнула Дениза.
– «Влюбленный всем сердцем» – это тоже Базиль?
– Нет. Женская страничка в «Пустяках».
– Ты правда прочла письмо Базиля, адресованное твоей сестре?
– Чего только не найдешь, когда сдаешь вещи в химчистку. Ну что? Alea jacta est? [12]
12
Жребий брошен (лат.).
– Если ты так хочешь, – вздохнула Дениза.
– Я так хочу.
Взгляд Беттины стал мечтательным.
– Скорей бы увидеть физиономию этой ломаки в праздник на Кленовой площади, когда она придет на свидание и поймет, что Влюбленный всем сердцем – это мы!
Они встретились на углу улицы Видор; сгущались осенние сумерки в вихре бурых листьев. Они столкнулись лоб в лоб.
Беттина шла опустить письмо Влюбленного всем сердцем в почтовый ящик родителей Коломбы.
Женевьева отлично побоксировала с грушей.
После столкновения они посмотрели друг на друга – и обе растерялись. Покраснели. К счастью, как мы уже сказали, стемнело, и это было незаметно. Беттина не хотела говорить, куда идет, Женевьева – откуда. Смущение одной скрыло смущение другой. И наоборот.
– Я иду за Шарли в лабораторию, – объяснила Беттина. – Ты поедешь с нами домой?
Женевьева поколебалась. Она была потная, от нее пахло усталостью и боем.
Рассказать все – насколько бы было проще. А врать Женевьева ненавидела больше всего на свете. Но она представляла себе, как захихикает Беттина, как раздраженно пожмет плечами Шарли, как напишет что-нибудь ехидное в своем дневнике Гортензия, – и ей становилось страшно. Да и в глубине души было даже приятно, что у нее есть тайна.
– Нет, – сказала она. – Езжайте без меня. Мне надо кое-что купить. Я доберусь на автобусе.
Беттина улизнула, вздохнув с облегчением, что не придется выносить Женевьеву, слишком для нее честную. А Женевьева была рада отделаться от любопытной сестры, не зная, что в этот вечер той совсем не до нее.
Когда Беттина пришла по адресу родителей Коломбы, мама вдруг оказалась в холле здания. Люси Верделен была в купальнике, в розовой панаме из джинсовой ткани и с рожком мороженого-пралине в руке, но Беттину она смерила строгим взглядом.
– Мама… Откуда ты взялась?
– Ты уверена в том, что делаешь? – спросила мама, не повышая голоса (она редко повышала голос).
Беттина опустила глаза на конверт от Влюбленного всем сердцем и замерла в нерешительности.
– Это необходимо? – раздался голос отца. – Ты не думаешь, что пожалеешь об этом?
Он появился у лифта. На нем был большой пластиковый фартук цвета хаки, тот, в котором он красил бойлерную.
– Это необходимо? – ласково повторил он. – В самом деле?
Беттина зажмурилась. Пусть они исчезнут! Скорее! Она открыла глаза. Она была совершенно одна.
– Да, – пробормотала она, – необходимо.
И опустила письмо в почтовый ящик.
Красавица еще раз мазнула клеем накладные бакенбарды Чудовища, и тому пришлось сделать над собой усилие, чтобы не почесаться.
– Ты мне очень нравишься, Чудовище, – проворковала Красавица.
– Да? – проворчало Чудовище. – И какая мне будет награда за такое надругательство?
– Подумаем, – пропела Красавица.
Энид вышла из своей комнаты, как раз когда Чудовище сорвало у Красавицы поцелуй, невзирая на маски, парики и макияж. Личико Энид выражало глубокое горе.
– У меня болит голова, – простонала она. – И живот.
Красавица мгновенно превратилась в Шарли и оттолкнула Чудовище (которое приподняло маску и стало Базилем). Она присела, встревоженно глядя на сестру.
– Живот? Ты опять ела всякую гадость? Ягодные леденцы? Мармелад на сорбите?
Энид потерла глаза.
– Мадам Лелё сказала, что в нашем классе эпидемия гастро-как-его-там.
– Вот как! – вздохнула Шарли.
Базиль осмотрел Энид, Шарли уложила ее в постель и решила померить ей температуру. Она заколотила в дверь ванной, где была аптечка. В ванной заперлись Беттина с подругами.
– Градусник! – крикнула им Шарли.
Через несколько секунд дверь приоткрылась. Высунулась рука с маленькой стеклянной трубочкой. Шарли взяла градусник, и дверь тотчас захлопнулась.
– Гастрит без температуры, – заключил Базиль после осмотра. – Ничего страшного. Но на праздник идти нельзя. Лекарства, бульон и, конечно, покой!