Четыре сына. Игры со временем

Барс И.

Не дослушав, Дамаск впился губами в губы Рикки, грубо прижав девушку к себе и повалив на пол. Его руки хаотично заметались по ее телу, не зная, за что больше ему хочется схватиться. Продолжая яростно терзать рот девушки, он до боли сжимал полную грудь, резко перескакивая на бедра и ягодицы, а после вновь по кругу. Когда Дамаск стянул вниз короткую кофтенку, обнажив мягкую желанную плоть, и начал задирать длинную юбку, Рикка в ужасе поняла, что он и, вправду, собирается ей овладеть. Да, она дразнила его, но по ее мнению, этот напыщенный перст просто не мог снизойти до

нее в таком виде!

Не задумываясь, Риккарда со всей силы сжала зубы, прокусывая губу султану. Чужая соленая кровь хлынула в рот. Дамаск тут же больно надавил на щеки, и Рикка отпустила его.

«Доигралась, Рикка, молодец!» – про себя подумала девушка, трепеща всем телом. Мужчина вскочил и неверящим взглядом посмотрел на вытертую кровь с губы. Воспользовавшись моментом, Риккарда тоже поднялась на дрожащих ногах, прижавшись к стене, и спешно натянула кофту на грудь.

– Ты бешеная!.. – начал было Дамаск, продолжая вытирать льющуюся кровь с губы, но Рикка не дала ему договорить, заранее зная, что ничего приятного она сейчас не услышит.

– Прости, мой султан, это вышло случайно! Страсть одолела меня! – умирая от страха, выдавила она из себя, изломав губы в неестественную восковую ухмылку.

У султана чуть пар из ушей не повалил от ярости. Он вновь подскочил к девушке, в который раз хватая ее за горло, так что ухмылка вмиг слетела. Его лицо исказилось от неконтролируемого бешенства.

– Что за игры, рыжая? – опасным тоном спросил он. – Я ведь тоже могу с тобой поиграть. Отдам тебя карберам, да и дело с концом. Парни позабавятся, а ты быстро присмиреешь.

От подобной участи, кровь в венах застыла. Чувствуя, что сейчас может плюхнуться в обморок, Рикка заставила себя разозлиться. Да так неистово, что глаза заслезились.

– А ты отдай, – с гримасой ненависти, негромко протянула дочь Атонаха. – Тебя мне всё равно не хватит. А столько крепких мужских рук… поверь, это принесет мне истинное удовольствие.

Пальцы на шее Рикки сжались сильнее, но быстро разжались, переместившись на щеку и грубо оттолкнув ее в бок. Хоть султан и не позволил себе ударить, однако это почему-то взбесило девушку не меньше пощечины.

Он уже подходил к выходу, когда Риккарда кинула ему в спину:

– У тебя нет чести, Белый!

Дамаск обернулся.

– Что ты сказала?

Страх был настолько сильным, что кровь от лица девушки отхлынула, однако неведомые демоны заставляли ее открывать рот и произносить всё больше и больше опасных для жизни слов.

– Атонах мой отец, это правда! Но моя мать – Роза. Где бы ты был, если бы не она? Роза приютила тебя и твоих друзей, когда вы нуждались в этом больше всего. Она дала вам еду, кров и убежище, несмотря на смертельную для себя опасность. И чем ты ей отплатил?

– Замолчи, – негромко попытался султан остановить поток слов.

– Подлостью! – осмелев, перекрикнула его Риккарда, почувствовав смятение султана. – Ты украл ее единственную и любимую дочь. Она страдает, а Атонаху плевать! Ты считаешь, что у нас прекрасные отношения? Что я зову его папочка, а он каждое утро целует меня в лоб? Тогда ты еще больший дурак, чем я! Он исчез год назад. И чхать он хотел на меня и на маму. Считаешь, что мстишь Атонаху? Тогда спешу тебя огорчить, он знает, что меня похитили, и знает, кто именно это сделал. Атонах не страдает, он смеется над твоими жалкими потугами! Атонах – король Дна! Ему неведомо чувство любви и привязанности. А ты жалок, Белый. Жалок и бесчестен, потому что приносишь страдания женщине, которая когда-то отнеслась к тебе с добром. И мучаешь меня, вообще неповинную во всей этой истории.

Произнеся смертельно опасные речи, Рикка громко выдохнула и гордо расправила плечи, в ожидании последующих действий султана. Но он лишь молча развернулся и вышел, заперев за собой камеру.

Когда шаги затихли, Риккарда осознала, что не дышит. Первый вдох был прерывист и вызвал тихую истерику. Девушка безмолвно рыдала, плюхнувшись на пол. Она баюкала свою жалость к себе и ненависть ко всем в этом султанате. Но до конца упиться своим горем ей не дали.

Дверь в камеру вновь открыли и вошли два карбера. Риккарда вскочила, вся заледенев, но отнюдь не от холода. Неужели султан всё-таки решил исполнить угрозу и отдать ее стражникам? С двумя мужчинами ей не справится, но просто так она не сдастся.

– Пошли прочь! Не приближайтесь ко мне, псы! – завизжала Рикка, начав размахивать руками и ногами.

Один из карберов любезным взмахом руки указал на девушку.

– Держи ее, Шор. Приказ султана необходимо исполнить, – на геллийском произнес он.

Тот, которого звали Шором, тяжко вздохнул, пробормотав что-то на эссорском. Шкаф два на два метра двинулся на Риккарду. Маленькие черные глазки утонули в густых нахмуренных бровях карбера, а длинные усы скрыли выражение его губ. Так что Рикка никак не могла определить с какими эмоциями подходит к ней мужчина, и можно ли вообще с ним как-то договориться.

– Не трогай меня! Убирайтесь вон! – орала как потерпевшая дочь Атонаха.

Она попыталась убежать, но Шор без труда ее перехватил и, подняв над полом, прижал к себе спиной. Неистово Риккарда начала пинать ногами всё, до чего могла дотянуться. Шор мужественно терпел, пока второй карбер быстрыми движениями щелкал ножницами и отрезал прядь волос.

И тут до Рикки дошло, что никто насиловать ее не собирается. Как только дело было сделано, карбер с силой отшвырнул девушку от себя.

– Каршер пруга! – сказал, словно плюнул, Шор на эссорском.

Обычно Риккарда издевательски комментировала всё, что происходило в ее камере, ведь гости были крайне редки в этой обители. Сейчас же она молча забилась в угол и наблюдала за действиями карберов. Мужчины дружно подошли к ее гнилой кровати, скинули рваный тюфяк и унесли единственный предмет мебели.

– Ты и тюфяка не заслуживаешь, ведьма, – напоследок, с отвращением на лице произнес карбер, пока запирал дверь. – Надеюсь, ты скоро помрешь здесь.

Впервые в жизни Рикка ничего не ответила. Дождавшись, когда стражник уйдет, она поднялась на ноги и, подойдя к своей тонкой подстилке, бессильно рухнула.