Четырнадцатое, суббота
Шрифт:
– Это и есть сады Хой Ёхе?
– Они… - Лешек поскреб затылок, остальные скребли щетины, а я вглядывался в подзорную трубу.
– Что видно?
– Вижу ограду из железных прутьев. Ворота. Ворота открыты, но проход загораживает натянутая цепь. Ну, как обычно на автостоянках делают: ворота каждый раз открывать-закрывать не надо, а автомобили проехать не могут. Если кого-нибудь нужно пропустить, опускают цепь и все.
– Чего ты там бубнишь?
– Ничего. Ворота и цепь вовсе даже и не железные, а золотые. А дальше две яблони, вот и весь сад. А стволы обеих яблонь обвил питон, нет, анаконда сухопутная, короче, мутант кокой-то, змеюка, длиной метров тридцать, не меньше. С зубов яд капает, от него трава вянет, куда накапало, - я сложил трубу.
– Почему вообще говорят "сады", во множественном числе? Два дерева, это что, уже сады?
– Так ведь, смотря кто за чем пришел, - сказал Лешек.
– Короче, бабушка мне рассказывала когда-то, тут целебные дерева растут на все случаи как бы жизни, ото всех болезней спасают. Вишни от поноса, сливы от золотухи, груши - от мужского бесплодия…
– А у нас в деревне, - сказал Лева, - один мужик, он с бабой двадцать лет прожил, а детей все не было. Так тот груш объелся и помер…
– Не те груши ел, - пояснил Лешек, - Не хойёховые. А тут так: кто за чем пришел, тому тот сад нужной стороной и открывается. Нам груши-сливы не нужны, нам яблони открылись, понятно?
– Не совсем, - сказал я, но чтобы остановить поток пояснений открывшего было рот Лешека, добавил: - Но подробности меня в данный момент не интересуют. Лучше посоветуйте, как на ту сторону перебраться. Очень некорректно себя ведет этот сад. Повернулся нужной стороной, а войти не дает, дразнит что ли?
Я поднял с земли камень и швырнул его в пропасть. Звука падения мы так и не услышали.
– Мост рубить надо, однако, - предложил Лева.
– Таких и деревьев-то нет, чтобы перекинуть дотуда!
– Тогда в сапогах-скороходах разбежаться и прыгать.
– Ага! Может, покажешь как?
– Тихо-тихо, - успокоил нас Вольф.
– Знаю я, как туда добраться. Для этого нам потребуются две вещи. Во-первых - златогривый конь, а во-вторых - меч-кладенец. Златогривый конь может прыгать по облакам, которые поднимаются из ущелья, только так ты переберешься на ту сторону, по-другому - никак. Метлы и ковры-самолеты здесь не летают, от магии место заговоренное. А Емеля свой махокрыл еще не достроил. А как окажешься на той стороне, повторяешь то, что я намедни проделал, спасая русалку. То есть, перепрыгиваешь через цепь и кавалерийским наскоком срубаешь змею голову, рвешь яблоки и быстро назад, потому как, спустя несколько мгновений, у змея отрастет новая голова. Если он успеет укусить коня, ты на той стороне так навек и останешься. А если тебя - сам понимаешь.
– Понимаю. Конь там навек и останется.
– Да нет, конь-то назад прискачет…
– Короче, дело за малым - найти меч-кладенец и коня.
– Дай-ка сюда карту, - сказал Лева.
– Вот, - он ткнул ногтем в топографический знак, изображение лесного массивчика.
– Семь верст отсюда - поляна. Там дуб растет, на нем сундук, а в нем и меч.
– Охрана есть?
– спросил Вольф.
– Двое из ларца. Оба - тупее того дуба.
– Тогда поехали, добудем сначала меч, а потом за конем. Знаю я, где тот конь обитает. Помогу достать, но только напрокат.
Дуб оказался высоченный, да иначе и быть не могло. Сундук раскачивался на золотых цепях в густой кроне почти под небесами. Около дуба из высокой травы выглядывала крышка ларца. Едва мы приблизились метров на десять, крышка откинулась, и из ларца появились два здоровенных детины, оба с одинаковыми физиономиями, на которых было запечатлено выражение сонно задумавшейся двухпудовой гири. Как они помещались в столь небольшом по размеру ларце, чем там питались и чем дышали, оставалось загадкой.
– Стой!
– Кто!
– Идет!
По очереди отчеканили оба.
– Добрые люди мы, - ответил за всех Вольф.
– Меч нам нужен. На время…
– Скажи…
– Пароль!
– Пароль, - пожав плечами, произнес я.
Почесав в затылках, детины в один голос ответили:
– Проходи!
Они исчезли в ларце, и крышка за ними захлопнулась. Подойдя к дубу, я пытался сообразить, как мне добраться до сундука. Гигантское дерево дало бы фору Останкинской телебашне - в комле обхватов десять, не меньше, а ближайшая ветка на высоте третьего этажа. Хорошо, что со мной всегда мой рюкзак, в котором имеется куча всякого нужного барахла, в частности, там есть основная веревка. Пятидесяти метров должно хватить.
Увидев мои тщетные попытки закинуть на ветку конец веревки, Вольф иронически заметил:
– Что ты делаешь, Ваня? Зачем тебе вешаться? Ты же так молод, тебе нет еще и пятидесяти!
– Скажу тебе по секрету, мне еще нет и сорока.
– Не парься, - сказал Лешек и постучал костяшками пальцев по стволу дерева.
– Кто там?
– отозвался дуб.
– Да свои, свои.
– А в чем дело?
– Пошептаться надо.
– Ну, поднимайся.
Дуб опустил ветку, Лешек шагнул на нее и вознесся в густую крону. Минут через десять ветка опустилась вниз, возвращая Лешека на землю, а дуб стал уменьшаться в размерах. Уменьшался он до тех пор, пока не стал напоминать растение в стиле бансай, а сундук не оказался на уровне нашей досягаемости.
– Забирай, - сказал Лешек.
– Но, как бы с возвратом. Короче, до заката вернуть надо, я слово дал.
Мы вернулись к обрыву, откуда открывался вид на загадочные сады Хой Ёхе. Вольф спрыгнул с лошади и обратился к Лешеку и Леве:
– Вы оставайтесь здесь, стерегите меч как зеницу ока и никого не пропускайте на тот берег. А мы с Иваном берем сапоги и отправляемся за златогривым.
Бежали мы быстро, но долго. По лугам, по чащам, пока не добрались до косогора, поднимающегося вверх и переходящего в широкий, раздольный луг, раскинувшийся до самого горизонта. На лугу пасся огромный табун стреноженных лошадей, по словам Вольфа это был государственный штрафной табун. Чуть в стороне, ближе к нам, притулился маленький домик типа рабочей бытовки.
– Я отвлеку сторожа, - сказал Вольф.
– Это пожилой ветеринар, очень сострадательный ко всяческой божьей твари. Ты в это время берешь коня…
– Как я узнаю, что это тот самый конь?
– Дай-ка трубу.
Он осмотрел через подзорную трубу табун.
– Здесь его нет. Что за черт, где же он?
– А вон там, отдельно, ближе к рощице, стоит какая-то лошадь.
– Точно! Это он. Абсолютно вороной, ни одного светлого пятнышка, хвост и грива золотые. Он, точно он! Берешь его, сапоги не забудь оставить, во весь опор дуешь к садам Хой Ёхе, добываешь яблоки и пулей - сюда. Долго я не смогу сторожа отвлекать.