Чипсы
Шрифт:
Папа , не смотря на занятость, вмешался в мои, а не мамины дела. Папа разузнал, что я общаюсь не только с Дэном, но и со Златой и Максом. И стал заниматься со мной "стратегией". "В выигрыше всегда любезный и внимательный, спокойный и воспитанный. Следующий ход всегда за ним, пусть даже стратег и подонок. Психов не любят. Не психуй, не ругайся, не злоупотребляй язвительностью и иронией, этим ты ничего не добьёшься. Действуй лояльно, то есть - стратегически: предугадывая события и выжидая", - приблизительно так говорил папа. Мама тяжело молчала, слушая это. А уж она-то могла
Стратегия. Я не думала о стратегии. Я знала, что Злата и Макс часто бывают у Дэна. Я знала, что они покуривают не только сигареты. Дэн этого не говорил, отнекивался, клялся. Но запах. Я знала, какой запах у анаши. Он разный в зависимости от качества, но шлейф -- всегда однотипный разной насыщенности - горечь болотного цвета. Тяжёлый запах. Я принесла Дэну подушки, пошитые из натурального льна и набитые смесью полыни, зверобоя, мяты и табака- они впитают шлейф, забивают горечь воздуха.
– - Не понял, -- сказал Макс, озадаченно пощупав подушку.
– - Травяные?
– удивилась Злата.
– - Да. Набитые травою, -- жёстко, не смотря на папины инструкции, сказала я.
Дэн спокойно относился к тому, что Макс и Злата дымят. Они делали это редко. Обычно после контрольных или по праздникам. Злата вообще делала одну-две затяжки, Злата была сильно загружена, уставала и "немножко расслаблялась". У них с Максом была одна гильза на двоих. Иногда они говорили Дэну, что дымят, а приносили обычный сливовый табак - отец Макса всегда сам набивал себе папиросы с помощью специальной машинки. Макс у него подворовывал или как он говорил "угощался без спроса".
Дэн всё-таки старался, чтобы я не пересекалась с бывшими моими обидчиками. Но я, зная как опасны все эти покуривания, специально стала приходить и в "их" день - по субботам. По воскресениям или будням, когда Дэн встречал меня с танцев или из бассейна, я всю обратную дорогу рассказывала ему ужасы о курительных смесях. Я его запугивала. Я боялась за Дэна. Он ни разу не курил и не кололся - я верила, но он был, как предупреждал меня папа, в группе риска. Его старший брат должен был освободиться года через два. Он сидел по части первой за сбыт и хранение. В Иголке был рассадник наркоманов. Иголочка портила все показатели не только по городу, но и по региону. А Дэн с детства привык к шприцам, валяющимся рядом с их пятнадцатой школой, к компаниям, собирающимся на футбольном поле, где в футбол гоняли только дети, а чуваки постарше сидели на асфальтовых трибунах и "прожигали молодость".
Папа теперь часто любил повторять, что самое важное - профилактика противоправных действий. Деликатно и ненавязчиво, в лёгкой сизой дымке комнаты, я рассказывала Злате и Максу о процессе разрушения нейронов и клеток мозга. Максу всё было всё равно, но он перестал дымить.
– - Я эти деньги лучше на бензин потрачу и на еду для шашлыка, -- стал говорить он в мае, после четырёх месяцев моих субботних лекций.
– - Да у тебя бензин халявный, -- говорила Злата.
Макс протестовал, что не халявный, что его отец давно уже сам оплачивает свой бензин на своих заправках и всем друзьям перестал давать и в долг и даже пятипроцентные скидки.
Скидки... Деньги... Халява... Мама после наших с папой подарков Дэну никогда не давала мне денег, а Дэн всегда меня угощал. Чипсы он покупал, и дома заваривал чай из шиповника, заваренный в "белом ключе"... Я часто говорила с мамой о деньгах, вначале -- в спокойных тонах, потом, когда мы с ней поругались, перестала просить.
Я брала деньги у папы. Это был наш с ним секрет. Я прятала папины деньги в коробки из-под сборов. И частенько покупала себе чипсы, когда мама посылала меня за продуктами. Чипсы меня успокаивали. Они были воспоминанием о нашей первой прогулке под снежинками у кремля...
Но часто я не могла при маме взять заначку, а чипсы всё равно покупала, на те деньги, которые давала мне на магаз мама. Тогда происходило примерно одно и то же.
Дома мама проверяла чек и сдачу. Я выкладывала продукты, а мама смотрела упаковки, читала их. И шёл обычно такой разговор.
– - Не тот сыр взяла, Арина Геннадьевна.
– - Ну, мам. Без консервантов же, -- мне теперь было всё равно, какой сыр. Да пусть хоть один сплошной консервант. Я думала только о Дэне.
– -Без консервантов. Но не тот, -- мучила меня мама.
– -Так: творог. Почему жирность -- пять? Девятипроцентного не было?
– - Не знаю.
– -Не знаю! Надо знать. Так. Геркулес, бананы... шоколад зачем?
– - Ну, горький же можно... хочется, мам, сладкого.
– -Арина! Дома мёда -- три банки.
– - Ну, мам. "Органика" без шоколадки не учится.
– -Арина! Я тебя не узнаю. Красители! Красители!
– -Ну, мам. Ну, захотелось.
– -Больше тебе ничего, случаем, не захотелось? А? Молчишь?
– -Ну, мам.
– - Ну мам, ну мам. Вся в стрессе из-за тебя. Мелиссу себе завари! И на мою долю тоже.
Пока кипела паровая баня, пока настаивался сбор в керамическом тёмном чайнике с лихо нарисованными на боках дубовыми листьями, мама проверяла чек, пересчитывала сдачу и жаловалась:
– - Всё детство -- нервы, нервы, и сдачу опять заиграла. Опять чипсы ела? А?
Дальше мама устало мычала, что у неё нет больше сил со мной бороться и обмахивала лицо китайским шёлковым веером с резной костяной ручкой - любимым её свадебным подарком. Этот веер давным-давно подарил маме на свадьбе папин друг, опер из Казани.
А как она боролась поначалу, как сопротивлялась чипсам! Она обнюхивала меня, как учителя обнюхивали наших пацанов на предмет курения - в первой гимназии курить нельзя-никому-вообще-нигде. В связи с последними принятыми государством решением.