Чистая душа
Шрифт:
И Хадича поняла, что еще может оправдаться. Она вздохнула и сразу стала добросердечной.
— Не говори так, Сания родная! Если что я сказала по темноте нашей не так, не думай, что мы враги какие, Коли нужно, возьмите и вселите к нам, места хватит. Если время такое… Ну-ка, невестка, — сказала она уж совсем приветливо, — вскипяти-ка быстренько самовар. За чаем все и обдумаем.
— Сейчас, мама! — Фания начала укладывать в люльку заснувшего ребенка.
Но Сания отказалась от чая и, попрощавшись, сказала:
— Решайте без меня, сколько человек можете
Сания вспомнила, что ей тоже нужно кормить дочь, — набухшие груди напоминали об этом.
Торопясь домой по уже совсем потемневшей улице, Сания довольно улыбалась: дело сдвинулось с места!
12
Не успела позвонить, как услышала шаги Хасана, стремительно сбегавшего по лестнице.
«Чему мальчик обрадовался?» — тревожно подумала она.
— Мама, это ты?
«И голос звучит по-другому… Что-нибудь случилось».
Хасан распахнул дверь.
— Что с тобой? — спросила Сания. — Есть письмо от отца?
— Ну, мама! Хотел тебя обрадовать, а ты уже знаешь откуда-то…
— По твоим шагам узнала, сынок.
Они торопливо поднялись по лестнице на второй этаж, Ольга Дмитриевна подала ей дочку. Казалось, даже Розочка улыбалась ей навстречу.
— Рада, сердечко мое? — прижала ее к груди Сания. — От папы письмо пришло, да? Дайте! Где оно?
— Вот! — Хасан протянул матери сложенное треугольником письмо. — Пишет: «Идем в бой».
— В бой? — Лицо Сании стало строгим. — Ты уже успел прочитать?
— Ведь не заклеено, как же не прочитать? — оправдывался мальчик.
Прижав к себе Розочку, Сания развернула письмо.
«Сания, моя дорогая! Тебе, любимому сынишке Хасану и нашей маленькой Розочке горячий привет от меня. Вот наконец я попал туда, где мне следует быть. Я на фронте. Зачислен в пулеметную роту. Положением своим вполне доволен. Впереди большие дела. Готовимся идти в бой, сегодня нас направляют на передовую. За меня не беспокойся, Сания. Пожелай, чтобы мы быстрей разгромили врага, вот и все. Как твое здоровье? Как дети?
Передай привет всем, кто спросит обо мне. Фуат тоже где-то здесь. Ехали в одном эшелоне, издали видел, но больше не встречал.
Пока до свидания. Желаю всем здоровья, жду письма. Целую вас всех! Камиль».
В конце письма был указан номер полевой почты, рядом зачеркнуто какое-то слово. Вероятно, название какого-нибудь города или района. Должно быть, цензура зачеркнула.
Сания еще раз перечитала письмо.
«Готовимся идти в бой… Сегодня нас направляют на передовую…»
«Будь только живым и здоровым», — мысленно пожелала она.
А Розочка, уже насытившись, с молоком на губках, глядела на мать и улыбалась. На этот раз мать не ответила ей улыбкой. Чистая детская радость как бы усилила ее душевную боль, ей трудно было удержать слезы. Но перед сыном и Ольгой Дмитриевной Сания не хотела показывать тяжесть своих переживаний. Низко наклонившись, она поцеловала дочку в лобик и стала третий раз перечитывать
Ольга Дмитриевна поняла ее чувства.
— Вы счастливая, Сания! — сказала она, чтобы как-то ее утешить. — Теперь вы будете переписываться.
Хасан, видимо, тоже почувствовал настроение матери и попытался по-своему успокоить ее.
— Раз пулеметчик, то это очень даже хорошо, — бодро сказал он. — К пулеметчику немец близко не подойдет.
В передней послышался звонок. Хасан побежал открывать. Сания опустила ребенка на кровать и поправила кофточку.
Пришла Фардана.
Она, как всегда, была ровной и благодушной. Со всеми поздоровалась, даже Розочку не забыла.
— Молодец девчонка! — похвалила она, пощекотав ее шейку. — Плевать ей на наши горести! Вон как она славно смеется! Что ей война! Эх, с удовольствием бы стала снова ребенком, честное слово!
— Ты и так все ребячишься, Фардана, — улыбнулась Сания. — Ни о чем не тужишь.
— Нет, Сания, всякое бывает. Иной раз и я от тоски не нахожу себе места. Вот пришла к тебе поделиться: мой благоверный-то опередил твоего умника. Вот почитай! — Она достала из рукава сложенное треугольником письмо. — От Фуата.
Сания, в свою очередь, показала только что полученное письмо.
— От Камиля?
— От кого же еще!
— Вот радость! Что пишет?
— Кое-что и о твоем Фуате пишет.
— Не может быть! А почему же Фуат о нем ничего не пишет? Ну-ка, дай сюда.
Сания протянула Фардане письмо Камиля.
— А твой Фуат что пишет?
— Да ну его! Все хнычет, по обыкновению. На, почитай!
13
Действительно, письмо Фуата от начала до конца было заполнено жалобами.
«…Не прошло трех месяцев, как я уехал из дома, — писал он, — а пережито столько тяжелого, что не хватит и пяти лет, чтобы рассказать об этом. А худшее еще впереди. Не знаю, удастся ли унести целой голову из этого пекла. Голове много ли нужно? Достаточно осколка с горошину. А эти горошины тут так и жужжат, как пчелы. Чего только не придумают люди, чтобы убивать друг друга! На каждом шагу Азраил витает над нами. Все же ты не торопись вычеркивать меня из жизни. Если даже долго не будет писем, не радуйся, что избавилась от меня. Может быть, еще суждено нам снова встретиться. Видимо, на пользу мне солдатская каша, — как назло, прошли все мои болезни. Оказался здоровым человеком, пригодным для этого пекла. Видимо, так уж предопределено мне судьбой…»
Сания уже раскаивалась в том, что стала читать это письмо. Ей стало неловко, точно перед раздетым мужчиной.
Она быстренько глянула в конец письма: номер почты у Фуата был почти тот же, что и у Камиля. Очевидно, они были где-то рядом. А это что за фраза: «Привет из страны Бюек суганнар»? Как это понять?
— Вот это письмо! — воскликнула Фардана, прочитав письмо Камиля, — Душа радуется! Ох, видно, вся моя жизнь пройдет вот так — все буду завидовать чужим женам, Сания!
— Зачем так говорить, Фардана!