Чистая работа
Шрифт:
Сказав это, он тяжело опустился на стул.
Все ждали совещания, и напряжение росло с каждой минутой. В комнату вкатили столик с сэндвичами и кофе, все столпились вокруг него.
Анна отнесла свою порцию к себе на стол и подошла к кабинету Ленгтона. Только она собралась постучать, как дверь настежь распахнулась.
— Ну что, все готовы? — спросил Ленгтон, обойдя ее. Он подошел к столу Гарри и произнес: — Слушай, Гарри, пора бы уже научиться закрывать рот и не молоть все, что у тебя на уме. Хочешь продвинуться? Так ни черта у тебя не получится, если будешь продолжать в том
— Хорошо. Извините, шеф.
Ленгтон похлопал его по плечу, прошел к доске и встал лицом ко всем присутствующим:
— Что ж, начинаем операцию «Орел». Доктор Салам сейчас в отделении больницы, вместе с ним жена и двое наших заключенных.
Анна с Льюисом должны были отправиться в больницу вместе с Ленгтоном, остальным он тоже роздал задания.
Когда Гарри сказал, что у них до сих пор нет ничего о Сикерте, Ленгтон лишь пожал плечами — он и не ожидал ничего другого.
— Узнали от него что-нибудь? — спросил Гарри.
Анна и Майк Льюис переглянулись, оба очень хотели узнать, что за разговор состоялся в отделении интенсивной терапии.
— Немного. Когда он увидел фотографию, которую мы нашли у него в одежде, то чуть оживился, но мы вряд ли узнаем, что это за женщина и что это за дети. Тревис почти уверена, что медвежонок, который был у него в кармане куртки, — это игрушка дочери Гейл. Сейчас мы проверяем его на ДНК. — Ленгтон покопался в кармане и вынул записную книжку. — У меня на разговор с ним было мало времени, и по большей части он не отвечал, а просто реагировал.
Еще Ленгтон рассказал о том, что, когда он задал Сикерту вопрос о Гейл, тот ответил что-то вроде: «Она ко мне хорошо относилась».
— Я спросил его, как она умерла, и тут он разволновался. Когда я сказал ему, как мы установили, что ее младшая дочь умерла тоже, он ответил каким-то горловым звуком. Я спросил, он ли убил Гейл и ее дочь, он покачал головой…
Так Ленгтон пересказал им свою беседу с Сикертом. Сикерт по большей части говорил туманно, непонятно. Но на один вопрос он все же ответил полностью. Вопрос этот касался детей Гейл.
— «Я о них заботился. Я их взял. Я знал, что за мной пришли», — прочел Ленгтон и вздохнул.
После этого Ленгтон попробовал узнать, кто именно за ним пришел, но ответа не получил. Однако на вопрос, приезжали ли его гости в белом «рейндж-ровере», Сикерт кивнул.
Брендон поднял руку и добавил, что по результатам анализа почвы экспертиза установила, что машина действительно была там. Результаты экспертизы, касающиеся салона машины, еще не были готовы. Сняли отпечатки, проверили их по базе данных, но это пока ничего не дало.
— Шаг вперед, два назад, — пробормотал Ленгтон, захлопнул записную книжку и повернулся к доске. — Но от одного имени Сикерт чуть с кровати не спрыгнул. Я спросил его, не Клинтон ли Каморра организовал его приезд в Англию. Тут Сикерт судорожно вздохнул, вцепился в мой рукав и сказал: «Плохой человек, плохой… у него власть… Хочет, чтобы я умер…». — Ленгтон взял красный маркер, перечеркнул крестом фотографию Сикерта, прикрепленную к доске, и сказал: — Что мы и имеем… — Помолчав немного, он продолжил: —
Ленгтон взглянул на часы — время просто летело. Теперь он обратился к Грейс, она работала с отделом по защите детей. Ему нужно было знать, начали ли дети рассказывать о том, где они были. Грейс ответила лишь, что звонила много раз, но получала один и тот же ответ: пока ни одного, ни другого расспрашивать нельзя, они все еще в состоянии сильнейшего шока.
— Кончай названивать, Грейс, и езжай туда сама. Если сумеешь, разговори их. В шоке не в шоке — пусть хоть что-то говорят. Сколько недель пропадали!
Грейс совсем не хотелось допрашивать двух малышей. Мальчика насиловали, девочку — нет. В приюте их хорошо кормили, и, хотя у обоих в волосах еще были вши, дети уверенно шли на поправку. Правда, испуг пока не прошел.
— Иногда приходится делать то, что неприятно, — заметил Ленгтон, уловив выражение ее лица. — Надо узнать хоть что-нибудь о том, где их держали, — может быть, у Каморры. Так что вперед, действуй.
— Хорошо, сэр. А как его называть, Клинтон Каморра или как называет доктор Салам — Эммерик?
— Можешь и так и так. Если у него столько имен, бог его знает, какое из них настоящее. Сориентируешься по реакции детей. — Ленгтон снова вздохнул. — Ну вот и все, пожалуй. Выдвигаемся через час. Фрэнк, поднажми на экспертизу, может, там узнали еще что-то о «рейндж-ровере». Пока что работаем почти вхолостую, может, после обеда хоть немного продвинемся.
Колонна патрульных полицейских машин без опознавательных знаков выехала из участка, и уже около трех они были в больнице. Современное здание, обнесенное высоким забором с металлическими воротами, стояло в отдалении от дороги. Инфекционных отделений было целых четыре, под разными буквами алфавита, им нужно было в отделение «Д». Там содержались пациенты с самыми опасными инфекциями, поэтому располагалось оно в отдельном здании. У входа стояли двое вооруженных охранников.
Рядом припарковались тюремный фургон и машина с офицерами полиции, одетыми в форму, они привезли из Уэйкфилда Идриса Красиника. Из местного аэропорта приехала и полицейская медицинская машина с Эймоном Красиником, его на вертолете переправили из Паркхерста.
Неподалеку стояла патрульная машина без опознавательных знаков — в ней прибыли доктор Салам и его жена Эзме. Все это время супруги жили в безопасном месте и собирались оставаться там, покуда доктор не сочтет, что можно возвращаться к своей обычной практике. От бесконечных расходов Ленгтон просто за голову хватался, но пара стояла на своем и отказывалась работать с Эймоном Красиником, пока Ленгтон не согласится на их условия.