Чистилище для грешников
Шрифт:
– Я себя нашла. Они живут почти так же, как и мы – одним днем.
– Небось конца света ждут? – усмехнулся Петр, натягивая спортивные штаны.
– Нет, – серьезно возразила Мария: – Говорят, что на все воля божия. И я с ними согласна.
– Спелись? – хмыкнул Петр.
– Сжились, – не приняла его сарказма Мария. – Я для них каждый день появляюсь заново. Но чем дальше, тем больше они во мне видят свою сестру.
– Мимикрия, – ввернул Петр.
– Возможно, – вздохнула Мария: – Но скорее всего, я переняла их образ жизни и он мне
– Вот поеду туда и расскажу, что ты лицедейка, – пригрозил Петр.
Мария усмехнулась, но не язвительно, а терпеливо и с грустью:
– Кого там только нет, если бы ты знал! Их этим не удивишь, – она сняла с плиты кастрюлю с вареной колбасой и поставила чайник: – А монастырь действительно очень древний и ни разу не был разрушен. Я нашла там такие ветхие летописи – закачаешься! Читать трудно, язык совсем другой.
При этих словах Петр разглядел в гостье прежнюю Марию.
– Например о монголо-татарах. Тебя это интересует?
Петр активно закивал головой в знак согласия, пережевывая колбасу, оказавшуюся за много дней одиночества очень приятной. А может быть потому, что ее готовила Мария.
– Например – Джебе! – Мария с усмешкой взглянула на Петра и откусила маленький кусочек хлеба.
– Не тяни! – попросил Петр. – Перестань мурыжить!
– Имя Джебе оказывается принадлежало одному из полководцев Чингизхана, и жил он почти восемьсот лет назад.
– Ну, мой чуточку помоложе, – усмехнулся Петр: – Лет на пять-десять старше меня.
– Не все так просто, – продолжила Мария. – Джебе был на Руси в 1226 году и участвовал в битве на Калке. Затем, после смерти Чингизхана, вместе с этим, – Мария щелкнула пальцами в воздухе, пытаясь возбудить память.
– С Субудеем? – спросил Петр.
– Вот именно! С Субудей-богатуром стал учителем Батыя, а затем он назначил этих военачальников своими советниками. В 1239 году они пришли вместе с Батыем на Русь, а в 1241–1242 годах растрясли всю Европу. Но еще до этого, Батый, в сопровождении Субудея и Джебе, инкогнито, совершили поездку по Европе и даже встречался с одним из кардиналов, с министром Папы Римского в Италии.
– Инкогнито – это тайно?
Мария подтвердила кивком головы, подцепив вилкой овощной салат.
– Это совсем другой человек, – вздохнул Петр. – Слишком давно. Прошло много лет, – и тут он вспомнил два необычных старинных дротика, впившихся между его пальцев в полированный стол. – Хотя… Хотя…
– Что, хотя? – поинтересовалась Мария.
– Да так, – махнул Петр рукой: – Просто бред, – и потребовал: – Продолжай!
– А больше и не о чем говорить. Меня стали признавать за свою, уже через полмесяца. Я вру конечно, но ничего не поделаешь. Говорю, что совершаю паломничество по святым местам.
– Верят?
– Самое обидное, что верят, – тяжело вздохнула Мария: – Кроме одной, помощницы настоятельницы.
– А что она?..
– Мне кажется, что она так же как и мы крутится в одном и том же дне. Но тщательно это скрывает. Я заметила в
– А ты?
– А я не скрываюсь, – бесшабашно заявила Мария: – Каждый день разная. Набираюсь у них опыта общения, лексикон и другие мелочи.
– Лесбиянство, например? – хмыкнул Петр.
– Грубиян! – обиделась Мария: – Уж где-где, но не в этом монастыре, – она наклонила голову к плечу, словно на иконе: – Я просто млею от их чистоты: духовной и телесной.
– Я рад за тебя, – серьезно сказал Петр.
– А как дела у тебя? – поинтересовалась Мария.
– По-старому, – пожал плечами Петр. Он не стал ей говорить о том, что предчувствует какие-то изменения: – И в подвале все так же.
– Ну и хорошо, – бесцветным голосом сказала Мария и тут же поправилась: – То есть – ничего хорошего! Хорошо – это когда все выскочат из этого круга.
– Выскочим, – пообещал Петр и осторожно спросил: – Ты надолго?
– Сейчас уезжаю, – грустно поведала Мария. – Мне нужно в монастырь.
Петр нахмурился и почувствовал на голове ее руку.
– Не печалься, – попросила Мария: – Я буду наведываться, – и поднявшись с табурета, не прощаясь пошла к выходу.
Петр снова остался один. Но настроение не ухудшилось. На душе было ясно и тепло, будто прикоснулся к чему-то светлому и пушистому.
Вечером он у входа в подвал впервые встретился с Александром. Терехов его ждал специально, это Петр определил по нервозности лектора, по тому, как тот оглядывал улицу.
– Случилось что? – негромко поинтересовался Петр, выныривая из полумрака рядом с Александром.
Тот вздрогнул от неожиданности, помолчал с минуту, разглядывая лицо Петра в отсвете зарева далеких огней и вяло сказал:
– Наверное скоро я выскочу из кольца… Многого не успел.
– В этом виноват я? – в лоб спросил Петр.
– Да нет! – замахал обоими руками Терехов: – Какая тут вина! Просто для меня уже невозможно оставаться в одном дне. Я это чувствую. И ничего не поможет…
– Для других наказание, а для тебя удовольствие, – усмехнулся Петр.
– Разные подходы, разные точки зрения, – быстро пояснил Терехов, грустно добавив: – Для меня зависание во временном кольце тоже не радость, а наказание, вернее: очищение. Но я не успел пройти весь процесс… Тешу себя мыслью, что есть люди, которые вообще не сдвинулись с места. Просто сидят и ждут.
– Как поп? Как слушатели? – сказал Петр.
– Нет, – отрицательно мотнул головой Александр: – Те, которые осуждены или под следствием. Которые сидят в тюрьмах или лагерях. У нас осталась свобода передвижения, а они лишены такого преимущества. Сидят один на один и никому ничего не могут объяснить. Для них и так дни ожидания почти не отличаются один от другого, но все-таки время идет. А представь, если ждущий суда в одиночке застрял в одном и том же дне?..