Чистилище. Книга 1. Вирус
Шрифт:
Пару раз Лантаров видел в компаниях и капризную Ксанию. Эта чокнутая, перемешивая рассказ приступами своего диковатого хохота, распространялась, как отшила какого-то кавалера – унылого и скучного, по ее словам, «жлоба», не умеющего преподносить достойные подарки. Она, как всегда, вертела в руках свою хваленую мобилку, как будто перебирала четки. Лантаров с сарказмом пропустил через себя мысль: ну, дура, не может, что ли, расстаться с игрушкой или успокаивает расшатанные нервы? Нет, скорее выставляет напоказ дорогую вещь. К слову сказать, Лантаров отлично знал, что именно этот умопомрачительно стильный дивайс ей как-то подарил Захарчиков по случаю очередного примирения. Верно, за сговорчивость. Вообще, отношения у них были более чем странные: могли днем друг друга грубо послать, вечером на тусовке не разговаривать и даже не смотреть друг на друга, а утром проснуться в одной постели. Как это у них происходило, Лантаров понятия не имел. Он знал, что Захарчиков порой давал ей деньги, нехилые, как говорил сам Влад, суммы. Лантаров недоумевал: зачем ей столько денег, девушке из состоятельной семьи?! У них в карманах водились такие суммы, что у него
Лантаров как-то спросил Захарчикова:
– Ты, что, с Ксанией больше не встречаешься?
– Да мы и не встречались, – фыркнул Влад, – независимость – залог тесной, душевной дружбы.
Потом Захарчиков подумал и добавил:
– Помнишь: «Он любил ее больше, чем всех других, но ему нужны были другие, чтобы в этом удостовериться». – И заржал, довольный.
С наигранным зевком Лантаров заметил приятелю:
– Я и забыл про секс в большом городе – все имеют всех. Это – как на троллейбусе проехать. Действительно, при чем тут «встречаться»?
– Во-во! – весело подтвердил Захарчиков. – С одной и той же телкой быть больше пяти раз – это, знаешь, скучно… Представь, что тебе на обед дают только рыбу, рыбу, рыбу. Тебя же мутить от нее станет уже к концу недели.
«Да еще с такой жуткой стервой, как эта Ксания. Все, что у нее есть, – длинные ноги». – Именно так, со злым сарказмом хотел бы он добавить, но, конечно, промолчал. Когда-нибудь Влад может оказать ему помощь. Ведь он – реальный человек, к которому можно обратиться при необходимости. Но Лантарову отчего-то стало грустно. Он, конечно, мог всем говорить о каких-то собственных мифических принципах, но сам-то отлично знал, почему он не такой, как его приятель.
Вообще, Лантаров чувствовал себя среди этих прокисших сливок общества еще более одиноким, чем выброшенная на берег штормовым морем камбала. Он ощущал себя таким же плоским, деформированным и беспомощным. Но Влад однажды дал ему зацепку, которая многое перевернула в его отношении к этому непредсказуемому типу. Разговор, правда, был коротким, во время переезда от одного места тусовки к другому. Влад вдруг повел с ним совершенно серьезный, никак не связанный с его пошловатой, водевильной жизнью разговор.
– Слушай, Кир, а давай дело организуем.
От неожиданности у Лантарова глаза чуть не вывалились из орбит. Ого, да у этого парня порой бывают просветления?
– Да-а я не против, на самом деле. Только для этого ж капитал нужен…
– Да ни хрена для этого не нужно, – перебил вдруг зачинщик разговора с показной досадой, давая понять, что все уже продумано. – Старик мой все для дела предоставит. Нужно только поднимать задницу и ездить… трудиться.
Лантаров не знал, что ответить. А Захарчиков сделал паузу, сосредоточившись на извилистом повороте дороги, и крикнул невидимому водителю другой машины:
– Ну, давай, уродина, нажми на педаль, что, не учили? – Захарчиков резко обогнал ненавистный автомобиль, для чего пришлось пересечь сплошную линию и заехать на встречную полосу. Лишь через некоторое время он вернулся к оборванной теме:
– Вот я смотрю на нашу толпу – тошно порой становится. Все вроде классно: зависаем, отдыхаем… А мне старик мой талдычит: хочешь нормальных денег, включайся в дело. А с кем я – с ними, что ли, начну?
Лантаров кивнул, да, братия из его тусовки, конечно, работать не станет. Да и зачем? Они полжизни будут сидеть на родительском кармане. Потом уедут в какое-нибудь торговое представительство или на дипломатическую работу. И их будут вести, что называется, за руку, пока сами не оперятся – годам к сорока. Если, конечно, доживут до сорока, а не подохнут от наркоты или СПИДа. А Захарчикову нужны толковые, тихие, невзыскательные парни-трудоголики. Такие, как он, Лантаров. Чтобы налаженное им колесо работало, принося постоянный, стабильный доход. Все понятно. Ну, Влад же не слепой. «Надо цепляться, Кирилл, может, это тот шанс, о котором ты думал», – сказал Лантаров сам себе.
– Влад, ну, в принципе, я готов. Намекни, что за дело, и начнем колеса вращать. Мне, знаешь, как надоело у мамаши клянчить на расходы, – откровенно признался он.
– Ладно, я заверчу. И еще надо тебя с одним штрихом познакомить. Реальный пацан, не из этой банды непуганых идиотов. Юрист готовый. Надо нам, Кир, вошкаться.
На том разговор кончился – они приехали.
Но это было что-то! «Ага, – потом думал про себя Лантаров, – не только меня съедает гнетущая пустота этого ведьминого вертепа, где пламя костра поддерживается только долларовыми бумажками. Даже этот паяц не может питаться одними фантазиями». Лантаров, правда, не задал вопроса, а для чего Захарчикову какое-нибудь «стоящее дело»?
Но именно этот разговор и данное приятелем обещание еще сильнее приковали Лантарова к компании Захарчикова.
Порой Лантаров превращался в водителя Захарчикова, когда тот накачивал себя до невменяемого состояния. Пару раз ему даже пришлось откупаться от въедливых, как пиявки, блюстителей закона – правда, с деньгами Захарчикова это было несложно. Тот владел поистине несметными сокровищами. Не без помощи этого всемогущего типа он приобрел водительские права, научился сносно управлять его джипом. Пару раз он даже встречался с хозяином квартиры от имени Влада – чтобы передать конверт с купюрами за аренду квадратных метров. Постепенно Лантаров становился доверенным лицом Захарчикова, безотказным приятелем крепчающего мутанта. Он методично метил в наперсники. С виду непритязательный молодой человек, не лишенный деловитости и почти без вредных привычек, он быстро расшифровал подноготную невообразимой силы и непоколебимости молодого мутанта. Отец Захарчикова бросил семью ради более молодой женщины, когда Влад только вступал в подростковый лес. Но старик Захарчиков, по словам самого Влада, «стоял круто и был при делах». В восприятии почти неимущего Лантарова тот являлся крупнокалиберным чиновником с полномочиями прокуратора самого цезаря. Да и мать его была тоже не последней дамой в столичном бомонде. Она фактически соревновалась с отцом в том, кто больше сделает для их недоросля, хотя на самом деле до его реальной жизни никому из них не было дела. Влад как будто был обласкан, прикормлен родительскими деньгами и неограниченной вседозволенностью. Он рос большим и крепким сорняком с отличной корневой системой, часто немало удивляя Лантарова. Тем, например, что, любя мать, презирал ее, а, почти ненавидя отца, пресмыкался перед ним. Лантарову это было дико. Но мысль о будущем вынуждала его балансировать между сносной учебой и участием в безумном аттракционе страстей.
С некоторого времени Лантаров уверовал, что все складывается, как удачно проводимая шахматная партия. Он попросту терпеливо ждал своего часа, как удав, упрямо стерегущий беззаботную птичку. Цель приближалась, и Захарчиков сам пару раз заговаривал о построении бизнеса – проект должен был начаться в обозримом будущем. Но судьбе было угодно сыграть злую шутку. Вдруг выстроенный в голове картонный замок их будущего бизнеса стал разваливаться на глазах, превращаясь в непотребный ворох старой бумаги. Началось все с того, что после пышного ночного разгула Захарчиков попал в неприятное дорожное происшествие. Конечно, его влиятельный отец замял дело – репутацию сына он окружил неприступной крепостной стеной. Сам же, как крестоносец с копьем наперевес, отстоял свою, придуманную правду. Оплатил ремонт основательно разбитого джипа, щедро удовлетворил хозяина раздавленной легковушки, ублажил людей в милицейских погонах. Заодно узнал некоторые нюансы беспокойной, своенравной и небезопасной жизни бойкого отпрыска. А именно: выяснил, что тот спровоцировал аварию после добротного наркотического стимулирования. Человек с необъятными возможностями, он легко проследил пеструю картину разгульного бытия младшего Захарчикова: тот уверенно сидел на наркоте, почти не посещал институт, превратившись в первого кандидата на отчисление, а кутежи и дразнящие общество эскапады давно уже превратились в нечто само собой разумеющееся. Папаша пригрозил сыну лишением поддержки, если тот не умерит аппетит. И никакого бизнеса, пока не покончит с наркотиками. Влад поджал хвост, но выдержал лишь месяц. Но хуже всего оказалось то, что он случайно попал под зачистку наркоторговцев – при желании ему могли бы поднакрутить срок в местах, где очень не любят отдыхать нерадивые дети состоятельных родителей. Разумеется, могущественное ведомство, отчаянно борющееся с распространением наркотиков, после вмешательства главы фамилии рассеяло свое первоначальное желание испортить биографию молодому человеку с таким многообещающим будущим. Но сам фигурант молодежного кордебалета непостижимым образом исчез со сцены, будто провалился в другое измерение. Его не было ни в институте, ни на съемной квартире, ни на тусовках. Телефоны не отвечали. Находчивый Лантаров отыскал даже Ксанию – длинноногая породистая кобылка возвестила, искривив рот: она понятия не имеет, куда подевался «этот…» Дальше – непечатные слова. После первого семестра второго курса некий Всеволод Захарчиков вообще выпал из списка студентов и Лантаров понял: дело приняло неожиданно серьезный, не подконтрольный ему оборот. И, стряхнув с себя коросту тусовок, он еще глубже окунулся в учебу.
Глава пятая
Фея бетонных джунглей
– Ну и палата у нас дебильная! Ни ящика, ни даже какого-нибудь дерьмового радио, от этой беспредельной скукотищи выть хочется! – Лантаров обращался неизвестно к кому. «Палата живых трупов, твою мать, ни поговорить, ни издохнуть по-человечески!» – он выплескивал избыток эмоций яростным хлопаньем ладонью по подушке. Обитатели соседних коек понимающе переглядывались и многозначительно помалкивали.
Лантаров обвел глазами унылое пространство. По-прежнему переполненная разбитыми, иногда постанывающими, но чаще просто угрюмо-молчаливыми телами, палата, как воздушный шар гелием, была наполнена напряженностью. Пациенты менялись, а напряженность росла. Ноющего от боли молодого парня, которого родители забрали домой, заменили упавшим с дерева садоводом преклонного возраста, а в противоположном от Лантарова углу неподвижно и беззвучно, будто парализованный и потерявший дар речи, лежал некогда резвый мальчик-велосипедист, сбитый в сумерках большим автомобилем с шикарной дамой за рулем. Заносчивая дама откупилась, но убогому мальчишке из люмпенов помогать не стала. Вот он и оказался в убойной палате. Подросток лежал неподвижно, как тщательно спеленатый младенец, и его большие немигающие красноватые от слез глаза смотрели прямо на Лантарова. Тот понятия не имел, что с пареньком, но от этого кроличьего взгляда, как будто из потустороннего мира, ему становилось жутко. Казалось, что его душу медленно и неотвратимо заковывают в кандалы страха. Он еще помнил красивое и беззаботное лицо жизни, но в последний месяц ежедневно сталкивался с ее другим обликом – изувеченным и омерзительным. Еще сам того не понимая, он испытывал беспокойство, что его сосед Шура через неделю выпишется и на его месте окажется какой-нибудь недвижимый истукан. И он опять останется наедине с собой.