Чистилище. Книга 1. Вирус
Шрифт:
– Типа забыл, – сказал он сам себе вслух и пытливым взором окинул сморщившееся до сухофрукта достоинство.
– Ладно. – И Лантаров погрозил своему отражению в зеркале. Ему показалось, что отражение самостоятельно, независимо от решений его мозга, скорчило гримасу.
Кое-как застегнув брюки, он выбрался из ванной комнаты.
И опять случилось помутнение, длившееся, может быть, мгновение, а может, и несколько минут.
Он вдруг снова будто увидел себя со стороны: на этот раз он обнимался с Ланой в пустой, наполненной елейным сумраком комнате довольно просторного чертога Захарчикова. Пассивно-податливая девушка несдержанно льнула к нему, и сам он в ответ точно так же пылко прижимался, ласкал все потайные места и… ничего не испытывал. Как если бы смотрел короткометражный фильм с самим собой в главной роли. Они сплелись, как два растения ветвями, и их обоих накрыла с головой волна неизъяснимо ласковой неги, в которой двигаться становилось почти немыслимо, словно их плотно укутали прозрачной ватой. Лантаров удивился, что эта ленивая эйфория вдруг показалась ему самодостаточной – ничего
Но девушка, кажется, тоже не обиделась – видать, не первый раз сталкивалась с несовместимостью любовной игры с великосветской лаптой, отлично заменяющей любые оргии. После лишенных страсти лобызаний и все более ленивых поцелуев они машинально вернулись в комнату. Лантаров не чувствовал смысла произошедшего, только какой-то холодный клубок змей гнездился у него в низу спины, вызывая холодок. Шума в комнате было гораздо меньше, чем раньше, зато спертая атмосфера чадящего помещения и зачумленного кружка совершенно нехудожественно преобразила пространство. Крошки пирожных на столике и на полу, недопитая кола в пластиковых стаканчиках – все стало вызывать раздражение Лантарова. Отовсюду он видел помятые, маразматические лица. Не было только Влада и его крикливой подружки Ксании.
Вдруг они услышали истошный крик и разом узнали гнусавый голос теперь чем-то сильно напуганной Ксании.
Им казалось, что они быстро вскочили и стали перемещаться в сторону призывного звука. На самом деле они сбились в дверном проходе и некоторое время топтались на месте, отдавливая друг другу ноги. Наконец всей гурьбой достигли ванной комнаты – довольно большого помещения с узким дверным проемом, – там отчаянно металась Ксания.
На полу, на большом белом коврике змеей извивался полураздетый, с лицом землистого цвета, с закатанными, обезумевшими глазами Влад – изо рта у него сочилась зеленоватая пена. Он хрипел в беспамятстве, и казалось, что кто-то невидимый крепко ухватил его за горло и душит.
– «Словил лопату»… Надо вытащить язык, он может запасть, и тогда хана, – еле извлек из себя слова опытный Федя-Фен.
Ксания опустилась на колени, изогнув носки стильных, с высокими каблуками, туфель. Из них беспризорно выглядывали ее пятки.
– Как? Как? – Она кричала беспомощно, усердно и тщетно пытаясь протиснуть свою когтистую кисть Владу в рот. Это попытка была изначально обречена – сильнейший спазм мышц свел челюсти парня, и когда он дернулся в очередной конвульсии, Ксанию охватила паническая истерика. Она в страхе отпрянула и жалобно завыла.
Тут Лана героически протиснулась внутрь и присоединилась к подруге, тогда как мужчины со страдальческими и испуганными лицами застыли в нерешительности в двери. Лана же решительно ухватила бритвенный станок с прочной ручкой и попыталась втиснуть его между зубами Влада.
– А ну, быстро держите его голову! Его колбасит, мотор выскакивает! Притащите ложку! – крикнула она грозно и решительно. И только после этого крика, как будто был произведен стартовый выстрел, Лантаров оказался возле тела и облепил руками дергающиеся ноги Влада. Через несколько мгновений Петрик услужливо протянул девушке ложку, она предприняла новое усилие. Наконец с неимоверным трудом девушке удалось засунуть кисть в илистый рот Влада, ухватиться тонкими пальцами за язык. Безжалостно вонзив ногти в мягкую ткань, она сумела усмирить наркотического оборотня, и постепенно парень затих. Вместе с ним, уткнувшись спиной в угол между стенкой и душевой кабинкой, успокоилась и заплаканная, с размазанной по лицу тушью Ксания.
– Я ж не знал, что он до булика припивал «винт», – объяснял минут через двадцать Федя, когда очухавшийся предводитель умылся и, обессиленный борьбой с самим собой, объятый истомой, перебазировался на диван.
Подумав, он бесстрастно и многозначительно добавил фразу, которая засела голове у трезвеющего Лантарова.
– Да, реально, мог концы откинуть… Ну, ладно, мы все когда-нибудь там будем…
Лантаров поежился.
Лишь глотнув сырости раннего весеннего утра, Лантаров как-то очнулся. Квартира Захарчикова была, как он успел узнать, не его, а съемная, и ползти от Индустриального моста до метро было не меньше километра – эта дистанция показалась ослабленному телу настоящим марафоном. Но он шагал, как лунатик по необжитой, суровой поверхности планеты-спутника, и вместе с усталостью и отдышкой, к его удивлению, свежесть стала проникать в глубины его сознания, растворяя застывший в голове свинец. «Что же, собственно, произошло?» – подумал он. Одинокие автомобили время от времени проносились мимо, обдавая его волной всколыхнувшегося воздуха. Чего он желал? Закрыть мягким телом этой Ланы брешь унылого прошлого? Доказать свою принадлежность к орде жеребцов? Все тот же животный вопль из прошлого остался неутоленным. А все его усилия по сближению с Владом в итоге дают нулевой результат. Первый год учебы подходит к концу, и чего он добился за это время? Близок к тому, чтобы стать клубным мальчиком? Да, нет, для этого у него нет ни средств, ни даже подлинного желания. Да, они, весело повизгивая, плывут по реке наслаждений и удовольствий. Он, Лантаров, вполне может обитать среди них, постепенно превращаясь в плюгавого тусклого наркомана. И наркота со временем ему отменно заменит все недостающее. Но он же не такой, он – другой!
Но что же тогда делать? Кирилл медленно достал из кармана дешевый мобильный телефон и включил его. Впрочем, не такой уж он и дешевый. Но, по меркам тех, с кем он общался этой ночью, хлам позавчерашнего дня… Потому Лантаров его прятал и выключал, тушуясь перед своими более обеспеченными приятелями. С тоской студент поглядел на экран – там высветились звонки, на которые он не ответил. Все четыре звонка были от матери – да ну ее… Ему представилось, как придется унижаться, чтобы получить какие-то деньги. Это тебе не Захарчиков, которому папаша подкидывает «зелень», а не наши деревянные гривни. И тут у Лантарова появилась мысль: он должен сделать ставку на учебу. Ведь он уже сам видел, как представители серьезных иностранных компаний снуют по коридорам института и отбирают себе достойный персонал. Ну что же, придется потерпеть. Монументальное здание с беломраморным фасадом не вызывает у него неприязни. Напротив, это даже интересно. И главное, есть ради чего трудиться. А уж потом он оторвется по полной! Да, да, он себя еще покажет! И мобилку себе купит офигенную, и тачку крутую – не хуже, чем у этого засранца Захарчикова.
Лантаров не порвал с Захарчиковым и его компанией, но затаился. По правде говоря, Лантаров попросту опасался, как бы дымчатая Лана не стала излишне распространяться о его несостоятельности, связав с ней его резкое исчезновение. Опасения Лантарова оказались напрасными – синтетическая девочка сохранила его тайну. Правда, на очередном хаус-пати с его участием она нагло забралась ему на колени и многозначительно попрыгала своим задорным задком, ожидая неминуемой реакции на столь откровенную провокацию. Лантаров ловко набросил вуаль непонимания на свое лицо и, в ответ на испытующий взгляд девушки, с легкой улыбкой заметил:
– Такую прелесть, как ты, я готов держать на руках весь вечер…
А компания беззаботно кружилась на умопомрачительной карусели жизни, непрестанно двигаясь по краю, по тонкой кромке ломающегося под ногами льда, словно испытывая себя на прочность. Как диабетику инсулин, им нужны были непрестанная опасность, безумный азарт, парадный антураж, адреналин. И они неистово искали все это, приходя в восторг от особенно парадоксальной мысли. Это называли чистым креативом.
«Не теряй момента, жми!» – таков был девиз непреклонного Влада Захарчикова. Этот респектабельный юнец умел жить на полную катушку. Порой его заносило так, что у Лантарова свистело в ушах. Прирожденный обольститель, змей-авантюрист с маслянистым взглядом, способный искусить даже святую, он сорил деньгами в дорогих ресторанах, устраивал сумасшедшие оргии на своей квартире. Он одевался стильно, как истинный столичный франт. Любил дорогие вещи, подумывал о покупке скоростного автомобиля, способного участвовать в бешеных заездах стритрейсеров, – новая мода для богатых поступательно протискивалась на ночные киевские улицы. Лантаров между тем бывал в компании все реже, но освободиться полностью не мог. Да, ему порядком надоела эта суетня. Но именно они, мажоры, владели миром! Его злила эта вопиющая несправедливость и тайное осознание, что он не имел никаких шансов до них дотянуться. Его задевало, раздражало и вызывало приливы неприязни их неприкрытое, дешевое фрондерство и выпяченные, наизнанку вывернутые манеры и откровенное скудоумие. Каждый раз он противопоставлял себя этим людям, убеждая себя, что когда-нибудь он обойдет их на крутом вираже жизни.
Однажды ночью, вернувшись с очередной посиделки, Лантаров обнаружил квартиру пустой. Его любвеобильная матушка отправилась в романтическое путешествие с новым кавалером. Но в пустой квартире его внезапно охватила тоска, один из ее редких, но особенно яростных приступов, доводящих до тошноты. Не снимая обуви, Лантаров прошел в ванную, чтобы освежиться холодной водой. Плеснул себе в лицо, и неожиданно посмотрел в зеркало. Оттуда взирало нечто несусветное. Какой же он бесталанный, заброшенный и, в сущности, безнадежно одинокий! Тонкие, воробьиные черты лица, удручающе мелковатый нос, остренький подбородочек. Каштановые завитушки длинных, до плеч волос – он в них прятался ото всех, – это хорошо получалось, когда он наклонял голову и смотрел на всех сквозь космы. И глаза какие-то печальные, пугливые. Глаза несчастливого человека, живущего в одном мире, а испытывающего переживания в другом. Как у грызуна, который привстал в поле в поисках пищи и в то же время озирается, чтобы самому не превратиться в добычу. По скулам пробивали себе дорогу капли воды. Из крана все еще текла прозрачная струя, и он еще раз сильнее, с какой-то яростью к самому себе плеснул в лицо… Добрался до своего диванчика и не раздеваясь плюхнулся на него. В объятиях своей комнаты с застоявшимся, затхлым воздухом и его собственным табачно-алкогольным запахом ему не стало уютнее. Через щель в шторе сочился приглушенный, наполненный пылью небесной дымки, лунный свет. Город казался гигантским кладбищем, а он – унылым бестелесным призраком. Какая-то атмосфера стагнации, умирания. Отчего это неисправимое одиночество?! Почему у него нет друзей, нет подруги, вообще нет ни единого близкого существа, с которым можно было бы поговорить по душам?! Почему все вокруг такое фальшивое, и весь мир похож на захудалую декорацию?! Он хотел было включить музыку, что-то из близкого ноющей душе психоделического эмбиента, но не было сил встать. Тогда с горечью он пошарил в карманах и отыскал пачку сигарет. Сверкнул зажигалкой, жадно затянулся, по щекам его потекли слезы. Давно же он не плакал, с самого детства, пожалуй. Слезы бессилия, отчаяния и безысходности. Его душило дикое, бездарное и непреодолимое несоответствие своего жизненного проекта ожиданиям – он становился совсем не тем, чем хотел бы стать… И он не знал, как все изменить…