Чистильщик
Шрифт:
Взгляд против воли зацепился за блестящее лезвие косы. Эрик медленно протянул руку, коснулся полотна. Опасная штука: неловкое движение, и можно всерьез покалечиться. Он мрачно улыбнулся, отступая. Всегда есть третья возможность. Но не сейчас – если его хватятся до того, как будет поздно, он станет посмешищем. Значит, хватиться его не должны.
Он плеснул в лицо водой, стирая остатки слез. Никто не должен ничего заметить. И проклятые миски все же придется перемыть. Впрочем, с щелоком все оказалось куда проще. Эрик помедлил перед дверью, мысленно готовясь к очередным насмешкам. Но огрызаться не пришлось, Ингрид забрала у него посуду, спокойно
– Это твое. Теперь твое, – поправилась она. – Прибери. Кружку потом дам.
Эрик кивнул, отстраненно подумав, что до него эти вещи, должно быть, принадлежали той самой Уне, о которой вспоминал Фроди. Да уж, если бы она осталась жива, было бы лучше для всех. Но ни одно плетение не могло развернуть время вспять.
Он устроился на лавке, прислонившись затылком к стене, бездумно глядя в пространство. Внутри по-прежнему было пусто. Оно и к лучшему.
Ингрид подсела к Фроди, провела ладонью по волосам.
– Спишь?
– Скучаю. Мы там ничего нового почитать не купили?
– Кроме того, что ты уже прочитал? – улыбнулась она. – Не успели.
– Жаль.
– У меня есть, – неожиданно для самого себя сказал Эрик.
– Перебьюсь, – отрезал Фроди.
Эрик пожал плечами. Можно подумать, ему не все равно.
– А мне дашь? – поинтересовался Альмод.
Эрик сунулся в торбу, протянул книгу. Альмод раскрыл ее и расхохотался.
– Ну надо же, клеймо на первой странице. Примерный мальчик обокрал университетскую библиотеку!
Эрик снова пожал плечами. Да, именно так это и называлось – украл, что уж теперь врать самому себе. И совершенно зря, как оказалось. Занятно, сколько всего оказалось совершенно зря.
– В самом деле? – поднял голову Фроди. – Небезнадежен, значит?
– Более чем небезнадежен. – Альмод пристально посмотрел на Эрика. Не дождавшись реакции, снова протянул книгу Фроди. – Держи.
–Перебьюсь, я сказал.
– Тебе же хуже.
Он растянулся на лавке, подложив под голову свернутый плащ, и углубился в чтение. Ингрид помогла Фроди лечь поудобнее, разложила на кровати игральную доску. Эрик тоже лег и закрыл глаза. Он думал, что придется долго ждать, считая, как минуты сливаются в часы, тем более, что успел подремать до того, но провалился в сон, едва закрыв глаза. Все-таки это был очень длинный день.
Проснулся он резко, словно толкнули. Но в доме было темно и тихо, если не считать мерного дыхания спящих. Эрик уставился в потолок. В университетской спальне он разглядывал на потолке серебристые пятна лунного луча, складывая из них узоры, пока глаза не закрывались снова. Здесь окна были затянуты бычьим пузырем, и света оставалось едва достаточно, чтобы не натыкаться на лавки и стол.
Он медленно сел. Так просто: вынуть клин, что крепит лезвие к косовищу, потом одно движение, и больше ничего не будет. Ни странных миров, ни чудовищных тварей, ни людей, которым такая жизнь кажется нормальной и правильной. Но почему-то при одной мысли об этом живот скручивало холодом, а руки начинали трястись.
Одно движение – и не будет ни усталости, ни страха.
Не будет летнего дождя, когда вода падает стеной, и хочется задрать лицо, подставляясь тугим теплым струям и орать во всю глотку любимую песню, не обращая внимания на капли, летящие в рот. Не будет искрящегося на солнце снега, ветра в лицо и захватывающего дух ощущения скорости, когда санки летят с горы. Не будет долгих весенних сумерек, одуряющего запаха черемухи и пения соловьев.
Нет уж! Эрик потянул из-под лавки сумку. «Найду и убью», – сказал Альмод. Пусть сперва попробует найти. Хотя… Та бусина, «чтобы не сбежал», сделанная из дохлой твари. Зачем это было? Чтобы не сбежал или чтобы не потерялся?
Эрик мотнул головой. Что ж если найдет, и в самом деле… пять минут назад он всерьез собирался умереть, так что терять нечего. По крайней мере, никто не скажет, что он сдался.
Дверь открылась, не скрипнув. Брехливый кабысдох высунул голову из будки, и, смачно зевнув, залез обратно, загремел цепью, устраиваясь удобней. Хорошая штука – усыпляющее плетение. Эрик огляделся. Месяц, хоть и сиял, как ему положено, света почти не давал, второй луны вовсе не было, и во всей деревне не светилось ни огонька. Пробираться в такой тьме за околицу – верный способ переломать себе ноги, свалившись в какую-нибудь канаву, а заодно перебудить всех окрестных псов, которые, в свою очередь, поднимут и чистильщиков.
А, впрочем, зачем топать до околицы? Все спят, в проход никто не сунется, а следов это плетение не оставляет – по крайней мере, он ничего не заметил. Эрик прикрыл глаза, представляя карты: как хорошо, что он никогда не жаловался на память. Север приграничья, где ночь тянется несколько месяцев, море покрывают торосы величиной в дом, и где никто не будет спрашивать откуда и почему сбежал одаренный: мог бы лечить переломы и раны, да отгонять диких зверей, и ладно.
А там можно прибиться к какому-нибудь купцу и вовсе на несколько лет исчезнуть из страны. Пусть поищет. Плохо только, что идти придется наугад, а ну как проход откроется над морем или где-нибудь в снегах в сотнях лиг от человеческого жилья? Он мотнул головой, отгоняя дурные мысли. Что будет, то будет, кажется, прошедший день должен был на всю жизнь отучить его строить планы. Что бы ни случилось – это результат его решения, а не чужой прихоти. Как же там это делалось…
Соткавшееся облако показалось темнее самой черноты. А в следующий миг Эрик убедился, что демоны все же существуют. То, что вырвалось из мрака, проходило на медведя, если, конечно бывают медведи, которые даже на четырех лапах кажутся выше человеческого роста. А, может, он и не был выше, просто Эрик не успел толком рассмотреть. Он вообще ничего не успел – только услышал рев, а в следующий миг лежал навзничь, едва успев выставить руку.
Хруст кости показался оглушительным, Эрик заорал, начатое было плетение рассыпалось. Он попытался отпихнуть зверя другой рукой, смрадное дыхание обожгло лицо, медведь выплюнул предплечье и вцепился туда, где шея переходит в плечо. Эрик попытался разумом отстраниться от боли, снова начать плетение – и опять все рассыпалось. А в следующий миг зверь почему-то бросил его, захрипел, потом раздался тяжелый глухой удар, и рычание стихло. Только заходились лаем псы, да перекрикивались люди.
– Ничего страшного, – раздался спокойный голос Альмода. – Забрел, видимо.
Эрик вцепился здоровой рукой в рану, наплевав на боль – пережать артерию, пока не поздно. Получилось так себе, между пальцами пульсировала кровь. Потом его накрыло плетение, под рукой зашевелилось мясо и он расслабился, обмякнув, позволяя тканям срастись. Интересно, ключица сломана? Скорее всего.
– А с мальчонкой что? – спросил кто-то.
Альмод склонился над ним, ощупал. Эрик вскрикнул, когда кости встали на место.