Чистильщик
Шрифт:
В сейфе оказалось на глаз около миллиона. Неплохо!
Он быстро сложил пачки в небольшой кейс и, перешагивая через горилл, тихо подошёл к двери.
Шума не было слышно.
Он открыл дверь в приёмную.
Романо предусмотрел это.
В грудь ему упёрся ствол "правой руки" Бруно - Ренато Бешеного. За столом Лизы он засёк ещё одну гориллу - Милано. Тот держал Маару за руку, и на ней были браслеты. "Узи" Милано лежал на столе.
– Ну-ка, поставь чемоданчик, парень, - сказал Ренато, протягивая руку.
Удар пришёлся Микелю в челюсть - бить Бешеный любил и умел. Чтобы не упасть, Петровский ухватил его за рукав, но кейс не выпустил. Во рту стало солоно.
Он припал на одно колено и с этого неудобного положения выстрелил. Пуля попала Бешеному в подбородок, прошла через голову и вышла через темя. Брызгами от мозгов запачкался безупречный потолок приёмной.
Чтобы не быть придавленным сползающим телом, Микель толкнул Ренато, и тот мешком плюхнулся на пол. Волына тюкнула в паркетный пол.
А Милано уже стоял, дико вращая глазами, он давил стволом "Узи" в висок Маары.
– Я застрелю её, слышишь, ты, ублюдок? Застрелю!
Микель опустил "Кольт".
– Какой же ты тупой, Милано. Поэтому ты не поднялся выше простой гориллы. Ты даже в помощниках бригадира никогда не ходил.
– Кидай мне кейс, Петровский. И твоя сучка не пострадает.
Петровский медленно достал зажигалку, опустив глаза в пол, и сказал, тщательно проговаривая слова:
– Милано, это не моя сучка. Мне хватит этой секунды - пока ты будешь убивать её. В этом случае у тебя шанса не будет. А вот если бы ты отпустил её - тогда такой шанс у тебя был бы. Бывают в жизни моменты, когда собственная жизнь дороже сучек.
Милано думал с секунду, потом оттолкнул Маару и поднял "Узи".
...Пуля Микеля попала ему точно в середину лба. Очередь из "Узи" вспорола потолок, окатив Микеля градом штукатурки.
Маара стояла, прислонившись к косяку, чуть бледная.
– Ты мерзавец, Петровский, - сказала она, улыбнувшись.
2.
Петрович поднялся по лестнице и распахнул дверь в морозное утро.
Ещё не рассвело, и в свете фонаря, болтавшегося над подъездом, выпавший в ночь снег искрился, словно битые ёлочные игрушки.
– Маша!
– крикнул он и закашлялся.
Половина восьмого утра. Жильцам пора просыпаться.
Петрович сплюнул на снег кровавым пятном и растёр его сапогом. Надо, надо бросать курить.
Из тьмы, как привидение, появилась Мария. Словно угадав его мысли, подтвердила:
– Ты бы поменьше курил, Петрович.
Она поставила метлу к стене и улыбнулась.
– Да, точно. Один знакомый у меня вот так бросил курить, и умер. Нельзя резко бросать, это же как с водкой. От резкого бросания вреда много. Где ты такую кипишную метлу взяла?
– Сама вот вяжу. Илларионовна удавится за копейку, сам знаешь.
Петрович затянулся вонючей цигаркой.
– Только я вот не помню точно, как было с этим знакомым. Вроде наоборот.
– Как наоборот?
– Ну, сначала он умер. А потом курить бросил.
Пискнул зуммер домофона и из соседнего подъезда вышла импозантная дама лет сорока. На ней была дорогая короткая шуба, чёрные колготки и белые сапожки. Она прижимала к уху сотовый телефон.
Из-за угла неслышно выплыл "Линкольн". Дама недовольно открыла дверь, и, не оббивая сапог от снега, поместила своё не очень грациозное тело на переднее сиденье.
– Сколько раз тебе говорить, чтобы ты ждал, ждал! Чтобы ты тут стоял и ждал меня, бестолочь, - послышался голос.
"Линкольн" покатил по узкой дворовой дорожке.
– Верка своего водилу ишь как распекает. А я помню, как она бутылки сдавала. Бегала к армяну в палатку. Ты-то не помнишь, не было тебя ишо.
Петрович посмотрел поверх деревьев. За квартал от двора на макушке высотки горела огромная надпись:
"Г А З П Р О М. МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ"
Она взяла метлу и сунула такую же Петровичу - облезлую, с тремя прутиками.
– Пошли, олигарх, дорожки мести. Ты - с улицы, я здесь начну пока.
*
Они сидели в "La Carbonara".
Здесь никогда музыка не играла громко, никогда. И Микелю это нравилось.
– Ты взял слишком крепкий "Мартини".
Глаза у Маары блестели в свете бра, развешенных на стенах в стиле средневековья.
– Можешь не пить.
– Не пить я сейчас не-мо-гу, - сказала она, впиваясь в него взглядом.
– Что ты хочешь, Маара?
– Те-бя...
Микель наблюдал за широкоплечей дамой в блестящем платье. Дама поочерёдно приставала к посетителям, медленно фланируя между столиков.
– Слушай, Маара, давай разбежимся? Я бы не хотел...
Она нервными пальцами достала сигарету и щёлкнула зажигалкой.
– Никогда не думала, что ты такой, Микель. Почему бы не попробовать получить нам причитающееся? Это ещё четыреста.
– Ты с ума сошла. Красавчик снюхался, ты забыла? Он снюхался с Романо.
Блестящая дама подошла к ним и уставилась на Петровского.
– Какой симпапуля, - выдохнула она.
– Пшёл вон, - прошипела Маара.
Дама, выругавшись мужским басом, направилась к эстраде.