Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Шрифт:
А в марте Чижу довелось понянчиться по-настоящему: у него родился сын Миша. Чтобы раздобыть денег, по вечерам он играл на клавишных в ресторане «Ока», где любили собираться неустроенные женщины из торговли-общепита.
«Певец американского дна» Том Уэйтс, который, как и Чиж, в молодости работал в кабаке, однажды начал записывать беседы посетителей у стойки бара. «Когда я сложил вместе обрывки этих бесед, — вспоминал Уэйтс, — то обнаружил, что в них таится музыка». Из реплик клиентов дзержинского ресторана, видимо, мог сложиться только «жестокий романс» — смесь цыганского драйва и неизбывной русской тоски:
Успокой меня глазами, успокой меня душой И босыми встань ногами на сердечную мозоль. Боль доставь мне наслажденья, исцарапай спину мне, Мне явись как исцеленье, светом будь в моем окне!..Этой весной, когда Чиж буквально разрывался между семьей, школой и кабацкими халтурами, он сочинил еще одну песню. По мнению многих, одну из самых лучших в его репертуаре.
— Я уже спал — вдруг звонок по телефону. Подхожу, а там голос Димки Некрасова: «Тут вот селедку привезли. Может, взять тебе килограмма два?» Я говорю: «Дима! Козел! Куда ты пропал?!» А его перед этим очень долго не было видно. Никто вообще не знал, куда он делся. «Да вот, нашелся. Всё в порядке!» — «Ну давай завтра приходи ко мне в школу, поболтаем». Положил трубку — всё, сон у меня как рукой сняло...
Если справедлива мысль, что «стихи не пишутся — случаются», это был как раз тот случай. Так бывало раньше, так будет и впредь: чтобы к Чижу пришли стихи и мелодия, что-то должно сильно его удивить, поразить. («Что называется, “ударить по башке”», — определяет он свой творческий метод.)
Чиж побрел в ванную и среди сохнущих пеленок торопливо записал слова, которые вдруг зазвучали у него в голове. А утром, пока ехал в трамвае до школы, сочинил мелодию. Эту песню он назвал «Маски» (позже — «Ассоль»).
Вопреки названию, она приоткрывала внутренний мир автора. Один из друзей Чижа говорит: «О нем очень часто складывается мнение как о таком рубахе-парне. Хотя зачастую при всей своей открытости из него не вытащишь ничего, кроме “да”, “нет” и его любимого “хотя...”. Он не сильно открывается, хотя оставляет впечатление очень откровенного человека. Когда я с ним общаюсь, я вижу, что у него внутри какая-то сильно заведенная пружина, и она может в любой момент разжаться и выстрелить. Он очень насыщенный внутри человек, очень сложный, очень сильный внутренне. Просто всё это скрывается за его открытостью, радушием. Это псевдопростота. И песня “Ассоль” об этом говорит очень хорошо. Он значительно глубже, чем кажется, но он хочет казаться таким простым. Это своеобразная стена, которая отгораживает его от других».
Напишу-ка глупенькую песню — сочиняя, буду хохотать, я уверен: кинутся ребятки тайный смысл под строчками искать. Я свяжу нарочно одной рифмой «колесо», «постель» и «ремесло», Я весьма доволен этой стихотворной ширмой — Боже, как мне с нею повезло!.. Я для них остаться должен своим парнем, парнем в доску, наркоманом, Жоржем Дюруа [26] , пьяницей и музыкантом и непризнанным талантом и никем иным мне быть нельзя...26
Персонаж романа Г. Мопассана «Милый друг».
Первым, кто оценил новую лирику Чижа, стал Баринов, который тогда служил в войсках ПВО под Харьковом.
— Серега присылал мне толстенные конверты, — рассказывает Женя. — Сначала шел рассказ о новостях, а потом — как приложение — тексты без комментария: «Вот, я тут накропал...» Помню, в лазарете валялся и читал их вслух своим сослуживцам. Те говорят: «Ни хрена себе! А чего он там делает, в вашем Дзержинске? Он же гений!» В армии разные люди попадаются. Есть напрочь «отбитые» на роке. Поэтому я со многими дембелями общался на равных. Только вот на этой почве: «Какого человека ты, оказывается, знаешь!..»
Сам Чиж к тому времени перешел на работу в ДК Свердлова, буквально через дорогу от школы, — это был хор ветеранов труда.
— Их репертуар не волновал меня ни грамма. Была руководительница, которая занималась солистами. А я был человеком, который аккомпанирует. Простым советским концертмейстером.
Впрочем, уже через пару репетиций бабушки деликатно попросили руководительницу: «Вы скажите Сереже, чтоб он попроще нам играл».
— Джазовых «наворотов» там, конечно, не было, — говорит Чиж. — Я просто усложнял гармонии: там, где три аккорда, у меня было штук восемь минимум. Но все это звучало, я никуда не выбивался из тональности...
Тот послеармейский год, утверждает Чиж, он жил исключительно семьей. С пьянками и «подкурками», казалось, навсегда покончено: «Я даже гитару в руках не держал — дома было только фортепьяно. И я снова “подсел” на джаз, снова стал собирать джазовые пластинки».
Квартира, где жила молодая семья, выходила окнами на ДК Чернореченского химкомбината. По вечерам там репетировала группа «Штаб». Когда Чиж выходил с папиросой на балкон, было слышно, как звенят электрогитары, ухает барабан: «Особенно когда уже стемнело, и машины почти не ездят. Несколько раз я даже заходил к ним на репетиции — все же знали друг друга...»
Как волка тянет в лес, в родную стаю, так и Чижа тянуло к себе подобным.
Лето 1986: Группа Продленного Дня
Горе одному, один не воин...
Тяга к «братьям по крови» привела Чижа в компанию к Некрасову и Быне. Вновь забурлило совместное творчество. Правда, поначалу это больше напоминало прикол.
— Однажды мы ходили с Димкой пить пиво и неожиданно написали «Я при делах, не надо хлеба-соли». Такую стилизацию под блатняк. Какого-то персонажа у ларька увидели — и пошло-поехало...
Первый опыт показался удачным, и друзья загорелись идеей сочинить целый «блатной» цикл. В качестве эксперта-консультанта был привлечен Быня, который по молодости отсидел два года на зоне. Причина признавалась сверстниками уважительной: за украденную гитару.
— «Быня, а как нары называются?» — спрашиваем. — «Шконки». Мы: «Ага, “Здравствуй, милая баржа и родные шконки!” Так можно?» Быня кивает: «Можно!» Все трое — молодые парни, энергия перла во все стороны. Сочинялось очень быстро. Жена пришла со школы уставшая: «Опять вы здесь!» — «А мы песню написали!» Тут же спели. Она: «Ой, такое говно!» Не, она врубалась, что песня классная, но только на хер никому не нужна...