Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Шрифт:
Новый опыт «расширения сознания» Чиж получил в полковой санчасти, где служили два сдвинутых на музыке сержанта-фельдшера. Время от времени они забирали Чижа «поболеть» в стационар, чтобы тот вволю поиграл им на гитаре. Взамен ему открывали шкаф «А», где хранились сильнодействующе препараты. Итогом стал цикл «Шлагбаум», полтора десятка песен о «приключениях мозга».
«Меня, наверно, музыка спасла, — признался позже Чиж, — я знал, чем должен заниматься, цель была: вот приду с армии, запишем альбом. Он, может быть, и не нужен будет никому, но кайфа я от него получу гораздо больше, чем от наркоты».
Сейчас практически 99 процентов армейских песен Чижа никому не известны, и это его добровольная цензура, хотя собственно «торчковых» текстов там немного — примерно пятая часть. Причина в другом: «Большинство из них, мягко скажем, корявые. Там есть какие-то кайфовые куски, какие-то находки — практически в каждой песне. А есть откровенно неудачные. Но я ничего не хочу исправлять, потому что мне это дорого. Как первые самостоятельные опыты».
«Уход в себя» был таким глубоким, что внешней стороной жизни Чиж почти не интересовался.
— Были люди, которые смотрели на меня как на идиота — что за придурок, почему он не делает себе дембельский альбом, почему не ушивает себе форму?.. Конечно, я понимал, что 56-й размер хэбэ [24] , который я ношу, это смешно, и мне нужно размеров на десять поменьше. Но всем было насрать, а мне — тем более.
Чиж так и не превратился в нормального советского «дедушку» — чмырить, унижать «молодых» не доставляло ему никакой радости.
— Старше на полгода, младше — мне было по фиг. Я пришел в армию с этой мыслью и очень долго не мог врубиться, почему эта хрень, «неуставщина», происходит. Люди-то все одинаковые... Я был гражданским человеком, им и остался, меня начальник штаба так и называл: «гражданский пирожок». «Сережа, когда ты станешь настоящим военным?!» — «Боюсь, что никогда, товарищ полковник! Мне это не нужно».
24
Повседневная хлопчатобумажная солдатская форма.
Обустроив свой внутренний мирок, Чиж не только не бегал в самоволки, но даже редко бывал в законных увольнениях.
— Страна чужая, говорят не пойми о чем. Мне было гораздо интересней сидеть у себя в «чертежке» или шататься из роты в роту — там приятели, здесь приятели. Я читал им лекции. Сидим-болтаем, и вдруг за что-то цепляешься: «Как, разве вы не знаете?!» И выплескиваешь все свои знания...
За месяц до дембеля, в апреле, коммунисты собрали в Москве свой очередной пленум. После него в газетах, по телевизору и в речах политработников появились новые, диковинные слова — «перестройка», «ускорение», «демократизация» и «гласность». Их посчитали за блажь Михаила Горбачева, очередного партийного босса. (Если бы Чижу тогда сказали, что через шесть лет горбачевские реформы разнесут Советский Союз на куски, а его, отслужившего в Вентспилсе, независимые латыши назовут оккупантом, он покрутил бы пальцем у виска: «Дурных грибов, что ли, наелись?..»)
Навсегда покидая армию, Чиж увозил с собой лычки младшего сержанта, любовь к 23 февраля и Дню танкиста (в эти праздники солдатам давали плов, а не надоевшую рыбу) и спокойную уверенность в том, что может сам, без чьей-либо помощи, писать неплохие песни.
1985–1986: Домой!..
Дембельнувшись в середине мая, Чиж приехал в Дзержинск. Жизненные планы были самыми простыми: перевестись в институте с очного отделения на заочное (после смерти отца было стыдно сидеть на шее у мамы), а поскольку впереди целое лето, то где-то еще и поиграть. И дважды в неделю, не жалея связок, он орал эстрадные шлягеры — от кузьминского «Динамика» до Боярского — на танцплощадке возле станции Сортировочная. Гитаристом в этой шабашке был Володя «Быня» Быков, знакомый еще по «Урфину Джюсу».
Про Быню рассказывали интересную историю. Почти легенду (которую, кстати, надо суметь заслужить). Грамотный барабанщик, сначала он достаточно коряво играл на гитаре, но очень хотел научиться. И вот однажды приятели-музыканты надолго потеряли его из виду.
— И вдруг, — рассказывает Чиж, — Быня нарисовался с инструментом и «убрал» в одночасье всех гитаристов Дзержинска. Человек пришел и сказал: «Я научился!» Он «пилил» на гитаре так, что от струн дым шел... После этого имя «Быня» все стали произносить с уважением.
Но никакой мистикой тут не пахло. Чтобы стать виртуозом, Быня не практиковался по ночам на кладбище, сидя с гитарой на могильном камне. И, уж конечно, не продавал душу дьяволу, как это сделал молодой негр-блюзмен [25] в фильме «Crossroads». Он просто безвылазно торчал дома, терпеливо «снимая» с бобинного «Маяка» хард-роковые запилы. Его подруга тоже любила рок, и при ней можно было часами разучивать одну и ту же фразу из Led Zeppelin, пока та не уляжется в пальцы. И если гениальный Стив Вай, сыгравший всё в том же «Перекрестке» гитариста на службе у Сатаны, однажды сказал: «Я знаю, в чем секрет высокого гитарного мастерства, но для этого у меня не хватает времени», то у Быни свободного времени было навалом.
25
Считается, что его прототипом был блюзмен Роберт Джонсон (1911–1938). Как гласит легенда, однажды паренек с плантации в дельте Миссисипи вышел глухой ночью на перекресток с гитарой. Там его встретил огромный черный человек, взял у него инструмент, по-своему настроил и вернул владельцу. Когда на следующий день Джонсон, как обычно, пришел поджемовать со своими друзьями, те слушали его, разинув рот: так быстро и чисто не мог играть простой смертный...
— Жили они в маленькой однокомнатной квартирке, — говорит Чиж. — Спартанская обстановка: магнитофон, колонки, гитара. И — кофе, постоянно кофе!.. Вот так он и шлифовал свое мастерство, нигде не работая.
Именно Быня был у Чижа свидетелем на свадьбе. Столь серьезный для мужчины шаг 24-летний Сергей Чиграков сделал в августе. Они с Мариной знали друг друга еще по музучилищу, и свадьба логично завершила этот давний роман.
Молодожены стали жить у родителей Марины, в большой и просторной квартире. А в сентябре Чиж устроился на работу. «Учителем музыки — пения уже не было, — уточняет он. — Самый молодой, наверное, в школе. Белая рубашка, галстук, начищенные туфли... У меня все были — с первого по седьмой класс. Первый-второй-третий — они совсем дети, им очень нравилось. Педагоги приходили ко мне на открытые уроки, офигевали: “Как вас дети любят!” Четвертый-пятый класс — уже хулиганистые, с рогатками. Шестой-седьмой — там вообще караул. У них уже поллюции по ночам, а я их по системе Кабалевского, про три кита в музыке...»
Естественно, Чиж разумно отходил от программы. На уроки он приносил пластинки The Beatles, Rolling Stones, Led Zeppelin: «Кому интересно — тот слушал, кому неинтересно — писал любовные записки соседке по парте».
В виде «педагогической нагрузки» молодому учителю поручили руководить школьным вокально-инструментальным ансамблем. Заниматься с пацанами нужно было 2–3 раза в неделю. Но это было уже другое поколение, которое тянуло к эстрадным шлягерам. И вместо «Yesterday» Чиж показывал им, как без откровенной «лажи» сыграть модную песенку Игоря Корнелюка «Мальчик с девочкой дружил».