Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Шрифт:
Фактуру подсказала примета горбачевских 80-х — кооперативное «безалкогольное кафе». Его вывеска «Ты и Я» сильно смутила Чижа. В Дзержинске такой интим был почти неприличен. Особенно на фоне «совковой» пошлятины: сплошные «Алые паруса», «Бригантины» и «Юности».
Две других песни («Мой город», «Токсикоман») были обычными вальсами, «посаженными» на «металлические» риффы. Их тексты представляли собой язвительное послание местным гопникам, которые — тут Чиж был солидарен с Майком Науменко — «мешают нам жить»:
Ребятки в фуфайках по улицам города Бегают, как корольки — Слегка приблатненно, сейчас это модно — И на голове — «гребешки». Город— Мы пели, — вспоминает автор, — а эти «ребятки в фуфайках» сидели внизу, в партере, и кривились. В принципе, могли и по дыне нам настучать.
Чиж скромничает: обитатели блочных микрорайонов безошибочно угадали, что на сцене — «свои» [37] . В Дзержинске конца 1980-х было немало талантливых бэндов: «Резонанс», «УБ», «Визит», «Штаб». Но только рвущий душу «металл» давал возможность «разрядиться», выплеснуть лишний адреналин. Вдобавок яркие шоу ГПД-шников образцово утоляли провинциальный голод на зрелища.
37
Критик Артемий Троицкий заметил, что рок-музыка в СССР была уделом в основном «золотой» и студенческой молодежи: «Архитекторы Макаревич и Бутусов, художник Шевчук и математик Гребенщиков, журналисты Башлачев и Мамонов, дипломат Скляр и внук премьера Намин были правилом, а пэтэушник Цой — исключением. Поэтому весь наш рок — “интеллигентский”... лишенный грубоватого шарма и сексуальной напористости, свойственных простым парням».
Выполняя «соцзаказ» земляков, парни настойчиво искали новые краски. Вскоре у них появился свой «сценический свет». Это были две огромные, сваренные на заказ железные рамы, на которые цепляли чуть ли не сотню мотоциклетных фар, украденных где-то на заводском складе. Пучки слепящих лучей заставляли Чижа щуриться, как китайца. В конце концов он стал петь, закрывая глаза. (Многие полагали, что так он «входит в образ».)
Но не только эта деталь повлияла на его сценическую манеру (драйв при внешней статичности). В отличие от звезд heavy metal, Чиж не тряс гривой, не терся гениталиями о микрофонную стойку и не вскидывал в ложном пафосе руки. Во-первых, его ограничивала привязка к микрофону («когда ты одновременно поешь и играешь, он не дает тебе по сцене скакать»). С другой стороны, его рок-мачизм проистекал от нежелания «выглядеть клоуном» — это противоречило дворовой эстетике.
Зато эмоции фэнов били ключом. Заслышав «металлические» риффы, они тут же начинали вспарывать «козами» воздух или «колоситься», то есть топтаться у сцены, покачивая вскинутыми руками. Словом, вели себя вполне по западным стандартам.
У группы даже появились юные поклонницы. Но, как вспоминают не без ревности, «клеить» пытались в основном Чижа — симпатии барышень, справедливо это или нет, обычно достаются вокалисту, парню у микрофона.
— Мне не звонили, записок не писали, — утверждает Чиж. — Кому надо, тот знал, где я работаю. Можно было меня на улице встретить — не сегодня, так завтра. Город маленький. Там не было никаких тайн абсолютно.
Любовь публики придавала задора, и в августе 1987-го «продлёнщики» взялись за новую программу «Последний ангел» — уже четвертую за полгода. Свидетелем ее шумного успеха стала Ольга Егорова, бывшая сокурсница Чижа. В то время она работала в ДК им. Свердлова педагогом в детской музыкальной студии.
— Когда заканчивались занятия, я часто спускалась к ним в подвал. Они играли «металл», и у меня в голове это не укладывалось: в училище Сережка увлекался совсем другой музыкой. Мне его даже в хард-роке было сложно представить. Как, откуда это могло взяться?.. Он стал приходить ко мне в класс, показывать свои песни. Помню, спел «Ассоль», а была такая смурная погода: осень, темно, за окном дождь бесконечный... Спрашиваю: «Чья песня?» — «Моя». Я не поверила. Да не может быть, думаю, чтобы Сережа, которого я полжизни знаю, взял и сочинил такую обалденную песню!.. Потом они пригласили на свой концерт. В зале было две-три сотни молодняка.
Кумирами подростков признал «ГПД» даже главный комсомолец города М. Кузнецов. В передовице местной газеты «Дзержинец» он благосклонно заметил: «Среди молодежи, и в первую очередь учащейся молодежи, особой популярностью пользуется рок-музыка. Наши рок-ансамбли “Визит”, “Резонанс”, “Группа продленного дня”, “Сентябрь” собирают большую аудиторию».
Сама «учащаяся молодежь» выражала свои симпатии (судя по письмам в тот же «Дзержинец») куда категоричней: «Я читаю вас только потому, что ищу в последней колонке объявление о концерте “Группы продленного дня”».
Настоящим триумфом «ГПД» стала первая годовщина Дзержинского рок-клуба, которую, как в музыкальной школе, решили отметить «отчетным концертом». Рост своего мастерства демонстрировали сразу несколько групп. Но определить настоящего фаворита, по словам Баринова, можно было с первого взгляда:
— Солидная часть публики явилась в кожаных куртках, цепях, все проклёпанные. Мы точно знали: это пришли на нас.
ГПД-шники не подвели своих фэнов. К тому времени группа отказалась от клавишных, хоть немного смягчавших суровое, как наждак, звучание «хэви», — Быня упорно жал на то, что в «металлических» группах нет клавишника, там чешут два лид-гитариста (имелась в виду «двойная гитарная атака», которую открыли Judas Priest и которая была взята на вооружение всеми «металлическими» бондами). В конце концов синтезатор, к радости Чижа, убрали в чулан, а ему пришлось срочно искать гитару — в точном соответствии с рокерской поговоркой: «Могильщики покупают себе лопаты сами». Поскольку приличной «электрички» в продаже не было, он заказал самопальный «Fender Stratocaster» у местного мастера [38] .
38
Немалые деньги (400 рублей) он выплачивал в рассрочку. Этих взносов хрупкий семейный бюджет Чиграковых не вынес, и первую в жизни Чижа собственную гитару пришлось вернуть.
Со второй лид-гитарой группа приобрела мощный звук. Он бил фэнов, как разряд электричества. С этого момента их любовь к «ГПД» стала носить оттенок истерии. В полной мере ее силу ощутила на «отчетном концерте» джаз-роковая группа «Визит», которую «металлюги» свистом и выкриками «долой!» прогнали со сцены, дабы поскорее услышать своих кумиров.
«Концерт прошел под несмолкающий вопль “Даешь «хеви»!”, — писала городская газета, — что, по мнению вопивших, означало: “Врубай гитару, чтоб ревела!” Публика свистела, улюлюкала и “успокаивалась”, лишь получив очередную порцию гитарного рева».
«“Металл”-то мы даем, но вот доходит ли он до них... — жаловался прессе Чиж. — Очень обидно, когда для кого-то тексты — пустое место. Ведь мы стараемся донести до молодежи острые проблемы».
Но молодежь пришла на концерт не за проблемами — за драйвом. Когда Чиж с Быней обрушили на публику свой двойной «запил», кто-то из фэнов от восторга кинул с балкона стул. Он угодил прямиком в звукооператора. Тот, в свою очередь, прогулялся этим стулом по хребтам не в меру ретивых зрителей, нечаянно оборвавших несколько проводов. Чтобы унять этот рок-шабаш, потребовался 15-минутный перерыв — в зале вспыхнул свет, появилась милиция...
Впрочем, фэны приносили не только проблемы. Два таких горячих поклонника-старшеклассника попросились в «ГПД» на роль пиротехников. Перед концертом они выносили на сцену аптечные пузырьки, набитые таинственной стружкой. Как настоящие фугасы, их приводили в действие при помощи дистанционного пульта, по проводам.
— Щелкают выключателем, типа комнатного, — рассказывает Баринов, — взрыв, искры летят... Баночка цела, а оттуда дым валит!..
Этот «артобстрел» удачно дополнял набатную тематику текстов (правда, из-за треска и грохота зрители с трудом разбирали слова, и без того искаженные плохой аппаратурой, но тексты, напомним, волновали публику мало). С другой стороны, ГПД-шникам приходилось передвигаться по сцене как по минному полю. В противном случае они рисковали, как Джеймс Хетфилд из «Металлики», получить, зазевавшись, серьезные ожоги.