Что мне приснится
Шрифт:
Пошатываясь, я пытался отдышаться. Вампир задел меня по спине, вроде бы несильно, но я кожей чувствовал, как на мне расплывается пятно -- очевидно, кровь, причем почему-то у меня на груди. Машинально я похлопал по этому месту и ощутил, как что острое впивается мне в кожу. Это оказалась склянка с зельем, которую я получил от Ореста -- при падении она разбилась, и осколки царапали мое тело. Зелье вытекло. Я забыл его выпить.
Часть третья
Я поспешил к письменному столу Родерика -- сколько у меня оставалось времени, я не знал, но наверняка очень мало. За моей спиной его тело, наверное, вернулось к своему
Очень много заинтересованных людей сочли бы за счастье хотя бы взглянуть на эти бумаги, но я без раздумий отбрасывал в сторону все то, что не относилось к Ордену и Тайным владыкам, так что секреты знатнейших семейств страны до времени оставались нетронутыми, перебираясь со стола на пол рядом с моими ногами. То и дело мне казалось, что я слышу торопливые шаги, приближающиеся к закрытым дверям по коридору, и я начинал разбрасывать эти сокровища еще быстрее. Тем не менее, пока удача была на моей стороне, и все эти звуки оказывались плодом моего разгоряченного воображения.
Я уже собирался бросить очередной лист бумаги, исписанный ровным почерком, на пол -- это оказалось личное письмо Родерика -- но что-то в нем привлекло мое внимание. Это было любовное письмо; Родерик написал его своей девушке, но так и не успел отправить. Я читал его второпях и сбивался со строчки на строчку, так что конкретные употребленные им выражения, отраженные в моем сознании, то и дело оказывались разорванными, но общий смысл доходил до меня весьма четко и порождал неожиданный отклик в моей душе. Он писал ей, что очень занят, что на нем лежит большая ответственность, так что он не сможет быть рядом с ней. Он заверял, что любит ее больше всего на свете, что она дороже ему, чем любая власть и чем его амбиции, но он уже зашел так далеко, что себе больше не хозяин, и не может повернуть назад. Я читал чужое письмо -- дурной тон, но это правило этикета, наверное, не работает, если своими руками убил его отправителя -- и чувствовал неподдельную боль, которую в себе заключали эти слова. Я ощутил почти непреодолимое желание оглянуться и увидеть Родерика, но потом мне вспомнилось, как он выглядел, когда наносил своими когтями раны своему же обожженному телу, и это желание пропало. Как много правды знала о своем любимом девушка, которая уже не получит от него письма? Судя по всему, нисколько, но это ничего не меняло.
Одним движением я скомкал письмо и отбросил его. О чувствах вампира будет время подумать в следующий раз. Снова мне почудились приближающиеся шаги, и едва бросал взгляд на бумаги, прежде чем схватить со стола следующие. Каким же разочарованием будет не найти ничего, имеющего отношение к делу. Я-то был уверен, что если документы, которые касаются Ордена, вообще есть, то они будут составлять большую долю от того, что свалено на столе -- хотя особых причин у меня на то не было.
Когда я уже собирался бросить все и скрыться, пока меня не застали рядом с убитым, мне попалась на глаза бумага, при одном взгляде на которую меня пробрала дрожь. Это, пожалуй, и было то, ради чего я сюда пришел, но насколько неожиданно было читать про себя.
Записка, получателем которой являлся Родерик, была написана тем самым высокопоставленным рыцарем Ордена, который в свое время отправил меня с дурацким поручением в ту деревню, где я впервые встретил Ореста. Я уже и забыл думать об этом случае; записка же свидетельствовала о том, что поручение "отправить члена Ордена в нужное место" было выполнено. Тогда я посчитал, что стал жертвой злой шутки власть предержащего, который поиздевался надо мной, зная, что я никак не смогу на это ответить. На деле это оказался осмысленный, и даже обладающий немалой важностью, акт, осуществленный в пользу Тайных владык -- иначе почему об этом бы отчитывались перед Родериком. Что же, связь между Тайными владыками и верхами Ордена теперь действительно вскрылась и не вызывает сомнений, хотя о ней и известно очень мало. Но какую выгоду они могли получить от моего посещения той деревеньки? Не хотели же они подставить своего человека, рассчитывая на то, что я загляну в его трактир, который был прикрытием для занятия некромантией. Больше я ничего не мог придумать на этот счет.
Стоило ли несколько раз вздрагивать и прислушиваться, чтобы теперь не заметить, как кто-то в самом деле открыл дверь и вошел в комнату. Сжимая в руках записку, я, погруженный в раздумья по поводу прочитанного, заметил, что кто-то приближается, только в последний момент. Первым делом я рванул меч из ножен, и только после этого посмотрел на того, кто быстро шагал ко мне.
Это был Орест. Его мечи лежали в ножнах, но по всему было видно, в каком он пребывает напряжении -- он, с расслабленной улыбкой выходивший на бой против толпы поднятых черной магией мертвецов. Я сразу понял, что без серьезной причины он не пришел бы сюда так, причем лежавший недалеко от камина труп Родерика -- на него Орест, кажется, не обратил ни малейшего внимания -- не убавил его беспокойства. Интересно, как он вообще вошел; впрочем, у него "свои пути".
– Уходим отсюда, быстро. Приближается огромная опасность, - сказал Орест голосом, не терпящим пререканий.
Пререкаться я и не собирался -- мнению Ореста я доверял больше, чем своему собственному, тем более искомое доказательство, записка, из-за которой я в свое время провел несколько тяжелых дней, сейчас было у меня в кармане. Не зная этого, Орест подбежал к столу и схватил с него ворох бумаг, которые еще на нем оставались, и взял их с собой.
Ни когда мы спускались по ступеням лестницы, ни когда мы выходили через ту же прихожую, в которую я ранее вошел, мы не встретили ни одного человека. У меня было ощущение, что Орест успел заранее позаботиться об этом, но я не решился спросить, как именно. Мне было страшно услышать определенный ответ, но что бы то ни было -- Орест поступил так, как поступил, ради меня. Для того, чтобы спасти меня от той опасности, приближение которой он каким-то образом почувствовал.
После того, как мы отдалились от дома Родерика на какое-то расстояние, Орест помалу начал возвращаться в свое обычное, спокойное и самоуверенное состояние, но еще довольно долго мы шли молча и очень быстро, как будто нам необходимо было как можно скорее покинуть этот район. Мои мысли возвратились к найденной мной записке. Сейчас я впервые ощутил гнев, когда понял, что был игрушкой в руках сил, против которых стремился вести борьбу вместе с Орестом.
Мне очень хорошо вспомнился тот день, и неудивительно, ведь это был день моего величайшего позора. Мои ценности с тех пор несколько изменились, но как же мне тогда было больно -- в день, когда я был выведен из действующего состава Ордена.
Часть четвертая. Месяц назад
Сказать, что мне было больно -- это не сказать ничего. Я чувствовал, что моя душа кровоточит. В таком случае рану перевязывают, но как поступить мне? Разве что дождаться, пока душа изойдет кровью и умрет, и боль наконец прекратится. Моя рука сама собой легла на рукоять меча; большой палец ходил по знакомым очертаниям печати. Что же, хотя бы его не отобрали -- наверное, я должен быть за это благодарен.