Что приносит тьма

Харрис К. С.

– Я убираю улицу уже девять месяцев, миледи, – сообщила она с очередным неуклюжим книксеном. – Понимаете, в прошлом году у нас мама померла. Она кружево плела, тем и зарабатывала; теперь вот ее не стало, а отцу в одиночку нас не прокормить. – Элси кивнула на двух малышей за своей спиной: мальчика годиков трех и пятилетнюю девочку, которые сидели на ступеньках, играя с кучкой устричных раковин. – Приходится приводить младшеньких с собой, только все время страх одолевает, как бы они не выскочили на мостовую, едва я отвернусь.

Геро проводила взглядом мчавшую по улице модную коляску, запряженную парой высоко вскидывающих копыта гнедых лошадей, и ощутила отголосок опасений девочки. На лондонских дорогах дети то и дело гибли под колесами. Прочистив горло, виконтесса спросила:

– А чем занимается твой отец?

Элси опять сделала книксен.

– Он ножовщик, миледи. Только спрос на его работу нынче плох. Совсем никудышный.

– Это отец предложил, чтобы ты взялась подметать улицы?

– Ой, нет, миледи. Это была моя придумка. Поначалу я пробовала петь песни. Зарабатывала четыре-пять пенсов в день – а в воскресные вечера на рынке так и побольше.

– Почему же ты оставила это занятие?

– Я ведь песен знаю всего-то пару штук, и людям они, видать, поднадоели, потому что через время мне уже совсем мало перепадало. Умей я читать, купила бы парочку новых баллад, да и разучила бы. Только я и в школу-то никогда не ходила, все с малышней приходилось нянькаться.

– А тебе хотелось бы учиться?

На неказистом маленьком личике появилось мечтательное выражение.

– О да, миледи. Страсть как хотелось бы.

Геро сморгнула и потупила глаза в записную книжку.

– И сколько ты зарабатываешь подметанием?

– Обычно от шести до восьми пенсов. Но я не могу выходить сюда в непогоду – из-за малышей. – По улице в их сторону загромыхала очередная карета, и Элси бросила встревоженный взгляд на братика с сестричкой.

– Как долго у тебя держатся метлы?

– Примерно с неделю. Я посуху-то не мету. Понимаете, в погожие дни платят совсем мало. Так что в вёдро я снова иду петь.

– Ты умница, – заметила впечатленная виконтесса. Все мальчишки, с которыми побеседовала исследовательница, тоже жаловались на плохой доход в сухую погоду. Но Элси была первой из опрошенных подметальщиков, кто додумался в это время заниматься чем-то другим. – А в котором часу ты обычно приступаешь к работе?

– Ну, я стараюсь выходить сюда до восьми утра, чтобы подмести переход раньше, чем выедет много карет и повозок. Я их боюсь. Всегда норовлю держаться подальше.

– И до какой поры ты здесь?

Элси задумчиво насупилась.

– В это время года обычно до четырех или до пяти. Папа велит, чтобы я возвращалась домой до того, как совсем стемнеет. Потому я не могу оставаться допоздна, как мальчишки.

– Кто дает тебе больше денег, леди или джентльмены?

– Ну, джентльмены почти всегда платят щедрее. Но есть одна старушка, которая держит пивную вон там, – мотнула головой девочка, указывая через дорогу, – так она каждый день выносит мне на ужин кусок хлеба и сыра, а я делюсь угощением с младшенькими.

Исследовательница сверилась со своим перечнем возможных вопросов.

– А кем ты видишь себя через десять лет? По-твоему, ты и дальше будешь подметальщицей?

– Надеюсь, нет. – Элси оглянулась на малышей, которые теперь наблюдали за ползущим по ступенькам жуком. – Как только Мик и Джесси подрастут и смогут сами за собой присматривать, я попробую устроиться служанкой в какой-нибудь дом. Я буду старательно трудиться – честно-пречестно. Только без приличной-то одежи место не получишь, так что прямо не знаю, выйдет ли у меня. – И она озабоченно пригладила ладошкой изодранный подол.

Геро улыбнулась.

– Ты сама чинишь свое платье?

– Нет, миледи, это папа чинит. И заплетает мне косички каждое утро, перед тем как уйти на работу.

«Какие простые слова», – подумалось Геро. Но они превращали незнакомого ей мужчину из некоего бесчувственного монстра, отправляющего малолетнюю дочь мести улицы, в доведенного до нищеты человека, который, оставшись без жены, заботится о детях, как только может.

– Вот, – виконтесса втиснула в ладошку подметальщицы гинею. – Купи себе и сестричке с братом что-нибудь поесть и побудь сегодня дома.

Девчушка округлила глаза от радостного изумления и в очередной раз присела в нескладном книксене.

– Ой, спасибочки, миледи.

Леди Девлин смотрела, как дети, держась за руки, бегут прочь, и вдруг ощутила какой-то волнительный трепет.

Повернув голову, она увидела приближающегося мужа. Послеобеденное солнце озаряло его худощавое, привлекательное лицо, движения были неторопливыми, грациозными и чувственно притягательными. И Геро потрясенно подумала, что в наслаждении от созерцания собственного супруга средь бела дня есть нечто до того восхитительно безнравственное, что Общество по искоренению порока наверняка запретило бы это удовольствие, если бы сумело.

– Ты не в силах спасти всех обездоленных, – заметил Себастьян, останавливаясь рядом с женой и провожая взглядом убегавших ребятишек. – Их слишком много.

– Откуда тебе известно, о чем я думала?

– Я наблюдал за тобой. У тебя на лице все написано.

– А-а. Начинаю задаваться вопросом, уж не беременность ли делает меня столь слезливой и сентиментальной. Как бы там ни было, не рассказывай об этом моему отцу. Он будет шокирован.

Девлин захохотал:

– Я свято сохраню твою тайну.

Супруги направились к ожидавшей виконтессу карете.

– Ты искал меня по какой-то определенной причине?

– Да. Хотел бы показать кое-что твоей приятельнице мисс Макбин. Не желаешь нас познакомить?

– Конечно. А что у тебя? Еще один манускрипт?

Себастьян покачал головой.

– Подозреваю, нечто более зловещее.

– Это называют «магическим кругом», – держа развернутый пергамент не вполне твердой рукой, сказала Абигайль Макбин. Себастьян и Геро сидели в ее тесной утренней столовой, где поднимающиеся до потолка полки были забиты манускриптами и трудами по магии, алхимии и колдовству. – Где вы его взяли?