Что сказал табачник с Табачной улицы. Киносценарии
Шрифт:
Двое оруженосцев сняли его с лошади. Он метнул двуручник в снег, отошел к вмерзшим плоскодонкам и стал мочиться. Все почтительно ждали.
Вокруг Дика толпились всадники. Конь одного из них хватанул Дика за плечо. Дик хотел его ударить, но не посмел. Подошел стрелок, ткнул Дика в шею, приказывая перейти к кучке пленных. Но маленький рыцарь, не оборачиваясь и продолжая мочиться, что-то крикнул, и стрелок отбежал. Рыцари негромко переговаривались. Английская речь мешалась с французской. Наконец маленький рыцарь перестал мочиться и, по-прежнему не обращая ни на кого внимания, прихрамывая, быстро пошел к пленным.
Стрелки
Рыцарь был впервые развернут к Дику не лицом, не спиной, а боком. Маленький рыцарь был горбат.
— Господи, боже правый! — Дик схватил сапог с длинной шпорой и задергал. — Это же горбатый! Клянусь святой Варварой, это же горбатый! Как же я сразу…
— Уи, уи… — француз, хозяин шпоры, высвободил сапог и отъехал в сторону.
Над Диком наклонилось другое лицо, длинное и конопатое, и другой сапог вежливо подтолкнул его в плечо.
— Тебе что?
— Клянусь святой Варварой, это же горбатый! — шепотом сообщил ему Дик и тут же схватил его за колено. — Послушай! — забормотал он. — Я Ричард Шелтон — местный барон… Меня выгнали из замка, из моего замка, понимаешь? Мой отец Гарри Шелтон, рыцарь и барон… Может быть, вы знали… Попросите у горбатого, то есть у милорда… Это мой замок…
Лошадь тронула, и Дик, пытаясь ее остановить, заскользил по льду.
— Я убил двух королевских солдат… — закричал он в отчаянии.
Конопатый всадник тронул его плетью по плечу, и Дик отпустил лошадь.
Горбатый садился на коня, его окружали рыцари, о чем-то говорили и смеялись. Сначала Дик видел того, своего рыцаря в веснушках, потом потерял его за спинами других. Вся группа направилась к берегу. Дик побежал ей наперерез, но его остановили стрелки. Рыцари сами подъехали к нему. Забрало у горбатого было поднято. Дик увидел бледное болезненное и неприятное лицо совсем молодого человека. Горбатый на Дика не смотрел, слушал черного бородатого француза с непокрытой на морозе длинноволосой головой и улыбался.
Рыцари и вельможи болтали между собой, некоторые с интересом поглядывали на Дика.
— Народ боготворит милорда, — говоривший коверкал английские слова под французскую речь, при слове «народ» он потыкал пальцем в Дика. — И этот человек не будет наказан…
— Уи, уи, — кивал француз.
— Это сын сумасшедшего Шелтона… которого утопили под Кале… — толстый старик сидел в седле, как в кресле. Дик тут же узнал его собеседника. Это был конопатый. — Тебе тоже нравятся ведьмы, сынок?!
Все засмеялись, Дик почувствовал на лице жалкую улыбку, которую был не в силах согнать, и поспешно спрятал за спину грязные, обмотанные тряпьем руки.
Из толпы придворных раздался легкий перезвон. Все загалдели, французы полезли в мешочки на шеях и на поясах, доставали часы. Сравнивали, спорили о времени. Большинство англичан завистливо смотрели. Дик почувствовал на себе чей-то взгляд и тут же столкнулся глазами с горбатым. В следующую секунду горбатый отвернулся, бросил что-то под ноги Дику, крикнул, рванул удила так, что тяжелый конь завертелся от боли. Захлопали, загрохотали привязанные к лошадям доспехи, и все стали выезжать на дорогу. Никто не обернулся. Проскакали оруженосцы, болтая и смеясь, ведя на поводу запасных коней с притороченными острием назад длинными белыми копьями. Кавалькада прибавила ходу. Флажки на концах копий захлопали, затрещали, перекрылись снежным облаком из-под копыт. И все.
Дик закашлялся. Он кашлял долго и мучительно, вытирал слезы и снова кашлял. Продолжая кашлять, принялся рыться в истоптанном снегу, наконец вытащил то, что ему оросил горбун. Большущие, с пол-ладони часы.
Стрелки на берегу раскладывали костры. Споро и без лишних разговоров сооружали виселицу. От полыньи к берегу погнали пленных. Дик впервые рассмотрел их. Это были оборванцы, худые, помороженные, наверно, давно голодные. Дик удивился, как вообще осмелились они напасть на рыцаря. Смотреть было неприятно, как неприятно смотреть на скотину, которую ведут на убой. От леса, к костру, придерживая одной рукой штаны, бежал солдат с длинной тощей рыбиной. Его, Дика, рыбиной. Он воткнул ее в сугроб и замахал руками, видно рассказывая, как обнаружил ее на дереве. Для сегодняшнего дня ожиданий, надежд и крушений — это было слишком. И Дик отвернулся. Он сразу увидел одного из оборванцев, тощего, жилистого и длиннорукого. Тот облизнул губы, и Дик узнал его. Это был перевозчик, тот, что вез их с Джоанной и жег в лодке костер. Некоторое время Дик шел с ним рядом, потом, неожиданно для себя, схватил за руку сержанта.
— Отпусти его, слышишь?
Сержант хмыкнул и покрутил головой, мол, да вы что?!
— Отпусти его, — Дик шел боком, пытаясь приноровиться к шагам сержанта. — Его тут и не было вовсе. Он со мной пришел. — Голос у Дика осип. — Отпусти, что тебе стоит?
— Нагрудник дашь? — сержант перестал хмыкать и крутить головой, спрашивая тихо, без выражения.
— Что? Бери, — Дик торопливо отстегнул стальной нагрудник, единственное, что оставалось от его доспехов.
— На берегу бы дали… В лесочке, — сержант страдал, отворачиваясь.
Нагрудник исчез под меховым плащом, сержант взял за руку перевозчика, отвел в сторону.
— Узнаешь меня? — Дик опять закашлялся и, чтобы перестать, несколько раз ударил себя кулаком в грудь. Перевозчик кивнул. Два передних зуба были у него выбиты, он потрогал языком пустое место на десне.
— Заездила тебя блудница?
— Я за тебя нагрудник отдал…
Перевозчик посмотрел на цепочку своих товарищей, которая выходила на берег, и ощутил надежду. Он затоптался на месте, боясь и сказать что-нибудь не то, и промолчать, даже громко дышать он боялся.
— Я тебе помогу… Тебе повезло, что ты меня встретил…
Перевозчик закивал.
— А у меня… Знаешь, тоже… У меня, понимаешь, был отец…
На берег выехали трое верховых, офицер в латах и два стрелка на одном коне. Офицер помахал рукой Дику, подзывая к костру, потом сложил ладони вокруг рта:
— Ваша милость… А, ваша милость…
— Ты подожди меня, — Дик был полон добра, он почти плакал. — Мы вместе пойдем, тебе здорово повезло, что ты встретил меня…