Что-то похожее на осень
Шрифт:
– Как? – спросил Джейс. Ему нужно знать, иначе он не перестанет представлять варианты.
Серена побледнела.
– Он, э... Боб.
Отец прочистил горло.
– Он взялся за ружьё, сынок. Вставил его себе в рот. В такой смерти нет ничего медленного, честно. Он не мог ничего почувствовать.
Джейс опустил голову на стол и заплакал. Он отдал бы что угодно, чтобы исправить это, повернуть время вспять и быть рядом, когда Виктор чувствовал такое отчаяние. Он продал бы душу, просто чтобы забрать у него то ружьё и сказать: "Не так. Что угодно,
Мать гладила его по волосам, пока он снова не успокоился.
– Мы обо всём позаботились. Мы сказали его матери. Не знаю, поняла ли она на самом деле, но мы сказали ей. О теле Виктора тоже позаботились. Его кремировали, но мы не хотели, чтобы он оказался в обычной могиле, а миссис Хэмингуэй не в состоянии принимать решения.
– Где его прах?
– Здесь, – сказал Боб. Затем с дискомфортом он добавил: – в твоей комнате. Ты можешь решить, что с ним делать, но бюрократы захотят узнать и сообщить миссис Хэмингуэй. Там в курсе её ситуации и относятся с пониманием. Нам просто нужно поставить их в известность.
Джейс покачал головой. Он понятия не имел, что делать с останками. Он хотел Виктора, а не кучку пепла. Часть его по-прежнему не могла поверить, что это реально. Виктор был слишком умным, чтобы покончить с собой. Джейс не мог представить его с ружьём. Даже когда он думал ограбить Джейса в магазине, Виктор был с пустыми руками.
– Ружьё! – с болезненным осознанием произнёс он.
– Есть кое-что ещё, – сказал его отец. – Как только у тебя будет пару свободных дней, может, ты мог бы сходить повидаться с Бернардом. Он воспринял это очень тяжело.
Джейс вздрогнул. То, что это произошло именно с Бернардом, опустошало. Но он не мог сейчас об этом думать. У Джейса уже было такое чувство, что его голова расколется пополам, что он сойдёт с ума от постоянной боли внутри.
– Думаю, мне нужно прилечь, – сказал он.
– Хорошо, – сказала мать. – Никуда не спеши. Но мы здесь, хорошо?
Джейс уныло кивнул и потащился в свою комнату. Он не хотел видеть прах, ему не нравилось, что он там, но он не винил родителей. Где ещё им его хранить, в музыкальном центре? Может, поэтому дверь в его спальню была закрыта, чтобы им не приходилось ничего видеть, проходя мимо.
Открывая дверь в комнату, он представлял, что урна будет лежать на его кровати, на том месте, где мать всегда оставляла для него что-то новое. Куртку, игрушку, любимую конфету, а теперь его кремированного бойфренда. Он оказался прав. На кровати его кое-кто ждал. С середины поднялась пушистая серая головка и глаза сонно моргнули ему, раздалось мяуканье. Джейс снова заплакал. Он не был уверен от печали это или от радости. Возможно, ни то, ни другое. Когда он забрался в кровать, и Самсон прижался сухим носом к его залитому слезами лицу, он знал только то, что ему не придётся проходить через это в одиночку.
Между приступами слёз, Джейс пытался понять. Он искал любую причину, чтобы найти смысл в этом сумасшествии. Виктор всегда был непредсказуем, но Джейс никогда не предвидел
И всё же, Виктор всегда боролся с миром, всегда боролся против него, страдая каждый раз, когда был вынужден идти на компромисс и играть в игру. Джейс обнаружил, что хотел бы, чтобы Виктор исчез в лесу, повернулся к ним всем спиной. Вместо этого его мать забыла, кто он, а Джейс...
Он сглотнул очередную волну слёз. Последнее, что сделал Джейс, – накричал на Виктора, сказав ему что-нибудь сделать. И он сделал. Это слова Джейса толкнули его за грань? Он жалел о них, больше всего он хотел забрать их обратно. Его успокаивало только то, что Виктор никогда раньше его не слушал, всегда делал то, что хотел, несмотря на то, что думал Джейс и остальные. Виктор всегда прокладывал свой путь и делал свой выбор. Джейс мог только надеяться, что он хотел этого на самом деле. Если Виктор ещё существовал в какой-то форме, может, сейчас он счастлив.
Между приступами горя, чувства вины и даже злости, Джейс задремал. Ему снилось ощущение обнимающих его рук, сильных и успокаивающих. И он слышал плач. Вот, что разбудило его окончательно. Слёзы принадлежали не ему, но они были настоящими. Как и руки вокруг него. Джейс лежал, свернувшись на боку, другое тело прижималось к нему сзади. Он поднял голову, чтобы посмотреть, кто это.
– Мне жаль, приятель, – произнёс Грег.
– Ты в порядке? – спросил Джейс, озадаченный ситуацией. – Почему ты плачешь?
– Потому что я знаю, как сильно тебе, должно быть, больно, – Грег заёрзал, будто чтобы отодвинуться, но Джейс вцепился в его руки, отчаянно желая успокоения.
– Останься, – произнёс Джейс, горло сжалось. – Пожалуйста.
– Останусь, – сказал Грег. – Только пообещай мне, что не станешь делать ничего глупого. Не иди за ним, ладно? Ты мне ещё нужен.
Джейсу хотелось улыбнуться, может, даже рассмеяться от того, что Грег мог подумать о чём-то таком романтичном, как то, что Джейс погонится за Виктором. Но, по правде говоря, было больно, что он не подумал об этом, ещё больнее от того, что он не сможет. То, что сделал Виктор, было навсегда. Джейс боролся с этой неизбежной правдой. Виктора не стало, и они ничего не могли сделать, кроме как держаться друг за друга и за боль.
– У жизни интересный способ преподавать уроки, – сказал Бернард.
Они сидели за маленьким кухонным столом в его трейлере, в том же самом, в который Джейс вошёл промокший насквозь так много лет назад. Вместе они составили в кучу бутылку чего-то ужасного и две рюмки. Джейс не знал, что пьёт, и не думал, что это заглушит боль. Последние несколько дней никак не помогли ослабить его горе.
– Или, может быть, жизнь иногда просто ужасна, – сказал Джейс.