Что видела собака: Про первопроходцев, гениев второго плана, поздние таланты, а также другие истории
Шрифт:
Осенью 2001 года Нидерхоффер продал огромное количество опционов, делая ставку на стабильность рынка. Но вдруг, как гром среди ясного неба, два самолета врезались в здания Всемирного торгового центра. «Я был раздавлен, — Нидерхоффер качает головой. Событий 11 сентября не мог предвидеть никто. — Все случилось совершенно неожиданно».
Талеб прославился. Его вторая книга — опубликованная через несколько лет после выхода этой статьи — называется «Черный лебедь» (The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable). Она разошлась огромными тиражами. Во время финансового кризиса 2008–2009 годов фонд Талеба хорошо заработал. Мы случайно встретились на конференции весной 2009 года, как раз в разгар финансового переполоха. «Под нашим управлением теперь миллиарды долларов, — сказал Нассим, — и мы все равно ничего не знаем». Так похоже на него! Пока я писал эту статью, мы несколько раз встречались и обедали вместе. Ни с чем не сравнимое удовольствие от общения с Талебом омрачалось лишь ужасом от предстоявшей мне работы по расшифровке многих часов аудиозаписи!
Кстати
Естественный цвет
Краска для волос и история послевоенной Америки
Во времена Великой депрессии — задолго до того, как Ширли Поликофф стала одним из известнейших копирайтеров своего времени, она начала встречаться с Джорджем Гальпериным, сыном ортодоксального раввина из Рединга, штат Пенсильвания. Вскоре Джордж пригласил ее на Песах, чтобы познакомить с родней. Они ели жареных цыплят, цимес и бисквиты, и Ширли была очарована милым и веселым раввином Гальпериным. Но поладить с матерью Джорджа оказалось не так просто. Ортодоксальная еврейка из Старого Света с гладко зачесанными назад волосами не увидела в Ширли достойной партии для своего сына.
— Ну, как я справилась, Джордж? — спросила Ширли, едва они уселись в машину, чтобы возвращаться домой. — Я понравилась твоей матери?
Джордж ответил уклончиво:
— Моя сестра Милдред от тебя в восторге.
Повисла пауза…
— Она говорит, ты красишь волосы. Еще одна пауза.
— Ты действительно красишься?
Ширли Поликофф почувствовала себя оскорбленной. Она так и слышала голос будущей свекрови: «Fahrbt zi der huer? Oder fabrbt zi nisht?» («Она красит волосы? Или нет?»)
Она-то, конечно, красила волосы. Ширли Поликофф делала это всегда, даже тогда, когда блондинками ходили только хористки да проститутки. С 15 лет она посещала салон красоты мистера Николаса в родном Бруклине — для чего надо было подняться всего на один лестничный пролет, — и тот «высветлял макушку», пока ее природный каштановый цвет не исчез без следа. Она считала, что должна быть блондинкой — точнее, она считала, что решение быть или не быть блондинкой принимать только ей, но никак не Богу. Ширли любила насыщенные цвета: оранжевый, красный, кремово-бежевый. Носила фиолетовую замшу и голубой шелк и принадлежала к тем, кто, купив дизайнерскую куртку, собственноручно украшает ее новыми деталями. Однажды — тогда она уже владела собственным рекламным агентством — Ширли направлялась в Мемфис на презентацию для компании Maybelline. Вдруг прямо посреди скоростной магистрали ее такси сломалось. Она выскочила из машины и остановила грузовик Pepsi-Cola. По словам водителя, он подобрал ее потому, что никогда не встречал таких, как она. «Она могла нацепить три наряда одновременно, и все они выглядели потрясающе», — говорит Дик Хюбнер, который был ее креативным директором. Она была яркой, броской и тщеславной, совершенно неотразимой, и, по ее мнению, ни одно из этих качеств не сочеталось с каштановыми волосами. Та женщина, в которую она старательно превращалась всю жизнь, не могла иметь каштановые волосы. Родители Ширли, Химан Поликофф, мелкий торговец галстуками, и Роуз Поликофф, домохозяйка, выходцы с Украины, жили в районе Флэтбуш в Бруклине. Сама Ширли обосновалась на Парк-авеню. «Если вы спросили бы мою мать "Вы гордитесь тем, что вы еврейка?", она ответила бы "Да", — говорит ее дочь Алике Нельсон Фрик. — Она никогда не скрывала свое происхождение. Но она верила в мечту и считала, что каждый может обзавестись атрибутами принадлежности к высшему обществу, включая манеры и внешний вид. Она считала, что нужно быть тем, кем хочешь, например, блондинкой».
В 1956 году, когда Ширли работала младшим копирайтером в агентстве Foote, Cone & Belding, ей поручили заказ от Clairol. Компания запускала продукт под названием Miss Clairol — первую краску для волос, которая была осветляющим и оттеночным средством, кондиционером и шампунем одновременно и предназначалась для домашнего использования. Берете, скажем, Topaz (для блонда цвета шампанского) или Moon Gold (для пепельного блонда), наносите на волосы и оставляете на 20 минут. И всё. Когда команда Clairol представляла новый продукт на Международной выставке красоты в старом «Статлер-Отеле» напротив «Мэдисон-сквер-гарден», тысячи представителей индустрии красоты как завороженные, открыв рты, наблюдали за демонстрациями. «Они потеряли дар речи, — вспоминает Брюс Гельб, долгое время руководивший Clairol вместе с отцом Лоуренсом и братом Ричардом. — Эта краска произвела такой же эффект, как переход от арифмометров к компьютерам. Ребятам из отдела продаж пришлось принести ведра с водой и красить моделей прямо на публике, потому что парикмахеры из числа зрителей были уверены, что мы что-то химичим за сценой».
Осенью 1956 года Clairol выкупила 13 рекламных страниц в журнале Life, и продажи Miss Clairol стали расти как на дрожжах. И это было только начало. Для Nice 'n Easy, новаторской краски Clairol для волос, Ширли придумала: «Чем он ближе к тебе, тем лучше ты выглядишь». Для Lady Clairol, средства, которое принесло в массы серебряные и платиновые оттенки, она написала: «Правда ли, что блондинкам веселее живется?» И еще более запоминающийся слоган: «Если у меня только одна жизнь, дайте мне прожить ее блондинкой!» Летом 1962 года,
Сегодня, когда женщины, не моргнув глазом, перекрашивают каштановые волосы в белокурые, потом в рыжие, потом в черные, а потом снова в каштановые, продукты для окрашивания волос воспринимаются нами так же просто, как губная помада. На магазинных полках длинными рядами стоят бутылки с названиями Hydrience и Excellence, Preference и Natural Instincts, Loving Care и Nice 'n Easy, и т. д. Каждая марка представлена десятками различных оттенков. Feria, новый бренд L'Oreal, разработанный для молодежи, представлен Chocolate Cherry и Champagne Cocktail — цветами, которые не спрашивают «Она красится или нет?», а безапелляционно заявляют: «Да, она красится!» Сегодня краски для волос — это бизнес, приносящий миллиарды долларов в год.
Однако еще не так давно — в период от начала правления Эйзенхауэра и до конца правления Картера — окрашивание волос вовсе не было рядовым явлением. Рекламные фразы вроде «Она красится или нет?» или не менее известного слогана 1973 года компании L'Oreal «Ведь я этого достойна» так же прочно отпечатывались в сознании, как «Winston хорош на вкус, как и положено сигарете» (Winston tastes good like a cigarette should) или «Жизнь налаживается с Coca-Cola» (Things go better with Coke). Они сохранялись в памяти гораздо дольше, чем сам рекламный ролик, и становились частью обиходной речи, приобретая значение, совершенно отличное от того, что вкладывалось в них изначально. Между 1950-ми и 1970-ми женщины вышли на работу, стали бороться за социальные свободы, получили возможность пользоваться противозачаточными таблетками и изменили свое отношение к волосам. При изучении рекламных кампаний красок для волос того времени перед нами совершенно неожиданно раскрывается тесная взаимосвязь всех этих важных, хотя на первый взгляд банальных вещей. Описывая жизнь женщин в послевоенный период, не упускаем ли мы чего-то важного? Быть может, мы забываем о волосах?
В 1956 году, когда была впервые запущена кампания «Она красится или нет?», большинство рекламных роликов предназнача-лед и пламя» — так охарактеризовал их Брюс Гельб. Однако Ширли Поликофф настояла на том, чтобы модели в рекламе Miss Clairol больше походили на «соседских девчонок»: «Блузки вместо вечерних туалетов, — писала Ширли в служебной записке, адресованной Clairol. — Перекинутый через плечо кашемировый свитер. Восхитительный портрет той самой девушки-соседки, которая чуть привлекательнее вашей жены и живет в чуть более красивом доме, чем у вас». Модель должна была походить на Дорис Дэй — не Джейн Мэнсфилд [10] , — поскольку краски для волос замышлялись как продукт максимально массовый. В одной из ранних телевизионных информационных реклам «Она красится или нет?» перед нами предстает домохозяйка, хлопочущая на кухне над закусками для вечеринки. Стройная, миловидная, в черном коктейлыюм платье и фартуке. Входит муж, целует жену в губы, одобрительно гладит ее по очень светлым волосам и придерживает перед ней дверь, когда та выносит к гостям поднос с закусками. Вся эта идиллическая сцена безупречно поставлена и срежиссирована, вплоть до небольшого наклона, который делает женщина, чтобы дотянуться локтем до выключателя на выходе из кухни. В одной из первых печатных реклам — снимавшихся сначала Ричардом Аведоном, а потом Ирвингом Пенном — на траве, зажав между пальцами одуванчик, лежит женщина-блондинка. Рядом с ней устроилась девочка лет восьми-девяти. Самое примечательное в том, что волосы у девочки точно такого же оттенка, как у матери. В печатных рекламах «Она красится или нет?» обязательное присутствие ребенка рядом с матерью снимало сексуальный подтекст — оно давало понять, что Miss Clairol пользовались и матери, а не только «беспутные» женщины. Но больше всего оно впечатляло идентичностью оттенков волос. Кто, сравнивая мать и ребенка, догадается о том, что цвет волос матери обеспечила жидкость из бутылочки?
10
Джейн Мэнсфилд (1933–1967) — американская актриса. Наряду с Мэри-лин Монро была одним из секс-символов 1950-х годов Дорис Дэй (род. в 1924 году) — американская певица и актриса. — Прим. ред.
Ролики Ширли Поликофф вызывали настоящую сенсацию. Компанию Clairol заваливали письмами. «Спасибо за то, что изменили мою жизнь, — говорилось в одном из них. Это письмо передавалось в компании из рук в руки и стало главной темой совещания по организации сбыта. — Я встречалась с Гарольдом целых пять лет, но он никак не хотел назначить день свадьбы. Из-за этого я очень нервничала. Мне двадцать восемь, и моя мать без конца твердила, что потом может оказаться слишком поздно». Далее в письме говорилось, что его автор увидела рекламу Clairol в метро. Она перекрасилась в блондинку, и в настоящее время «проводит медовый месяц на Бермудах вместе с Гарольдом». Поликофф получила копию письма с сопровождающей запиской: «Это слишком хорошо, чтобы быть правдой!» Сентиментальная идиллия белокурых матери и ребенка, придуманная Ширли Поликофф> стала образцом для подражания.