Чтобы мир знал и помнил. Сборник статей и рецензий
Шрифт:
Себе он оставил только досье на Адольфа Эйхмана, самое давнее и многостраничное дело. В мемуарах 1967 года «Убийцы среди нас» Визенталь написал, что «розыск Эйхмана был не “охотой”, как его принято называть, а гигантской головоломной мозаикой и долгой, часто обескураживающей игрой на выдержку. Эйхмана поймали благодаря совместным усилиям многих людей из разных стран, чаще всего друг друга не знавших. Каждый вносил свою лепту. Мне тоже удалось внести нечто существенное… Сегодня мне кажется, что одним из моих существенных вкладов в розыске Эйхмана было разоблачение легенды о его якобы смерти. Многих нацистских преступников никогда не удастся разыскать, потому что, вовремя объявив о своей кончине, они припеваючи жили под чужими именами, а некоторые еще и женились на собственных “вдовах”». Может быть, лепта, внесенная Визенталем, была несколько большей. Он, например, сумел составить композиционный (и почти идеальный) портрет постаревшего Эйхмана (до этого во всех сыскных агентствах были три довоенных фотографии преступника: он не любил сниматься), который, в частности, очень пригодился израильтянам.
23 мая 1960 года, когда премьер-министр Израиля Давид Бен Гурион сообщил парламенту, что Эйхман пойман и содержится
Суд над Эйхманом во многом изменил общественный интерес к военному прошлому Австрии, и после восьмилетнего перерыва Визенталь возобновил деятельность Центра, на этот раз в Вене. Теперь в Центре было всего четверо (вместе с Визенталем) сотрудников с широким кругом обязанностей. Главным в работе Центра по-прежнему оставался сбор документов и свидетельских показаний и розыск нацистских преступников. В октябре 1966 года в Штутгарте (ФРГ) состоялся суд над шестнадцатью офицерами СС, участниками уничтожения львовских евреев; обвинения девятерым из них были представлены Центром документации. В следующем году в Дюссельдорфе (ФРГ) прошел суд над Францем Штанглем, комендантом Треблинки и Собибора и руководителем австрийской «медицинской школы» в Хартхейме, где проводили эксперименты по эвтаназии. Штангля арестовали сразу после войны, но он бежал из тюрьмы и, по слухам, нашел приют в Сирии. Визенталь разыскивал его без малого два десятилетия, а в 1964 году опубликовал о нем статью, на которую откликнулись новые информанты и среди них бывший гестаповец, за умеренную плату предоставивший Визенталю достоверную информацию: Франц Штангль живет с семьей в Сан-Паулу, работает на автомобильном заводе Фольксваген. В 1967 году Бразилия, под совместным нажимом Германии, Австрии и США, выдала Штангля Западной Германии. Суд счел его виновным в смерти девятисот тысяч человек в одной только Треблинке и приговорил к пожизненному тюремному заключению.
Много внимания Центр документации уделял просветительской работе, особенно в школах, пропагандируя толерантность, противостояние неонацизму и антисемитизму, за что приобрел международное доверие, а Симон Визенталь – популярность: с него писали портреты и англичанин Фредерик Форсайт в романе «Досье О.Д.Е.С.С.А» (Forsyth, Frederick. The Odessa File, 1972), [104] и американец Айра Левин в повести «Ребята из Бразилии» (Ira Levin. The Boys from Brazil, 1976), а когда в 1974 и 1978 гг. эти книги экранизировали, Визенталя пригласили консультантом. В 1977 году в США основали международный Центр и Музей толерантности со штаб-квартирой в Лос-Анджелесе и филиалами во многих городах и странах и присвоили ему имя Симона Визенталя. Продолжая начатую Визенталем работу по сохранению памяти о Холокосте, борьбе с антисемитизмом, фанатизмом и любой нетерпимостью, лос-анджелесский Центр в 1981 году выпустил документальный фильм «Геноцид» (с участием Симона Визенталя), удостоенный Оскара, а в 2006 году еще один документальный фильм о Визентале «Я никогда не забывал вас». В 1989 году в США по мемуарам Визенталя поставили телевизионный фильм «Убийцы среди нас: история Симона Визенталя», где герой так наглядно объясняет дочери, что он занимается розыском нацистских преступников не ради мести, а во имя гласности и правосудия, что миллионные телезрители это тоже поняли. Фильм этот, в свою очередь, вызвал новую волну читательского интереса к ранним книгам Визенталя? «Убийцы среди нас» и «Подсолнух».
104
Аббревиатура О.Д.Е.С.С.А означает “Organisation der ehemaligen SS Angeh"origen”, т. е. «организация бывших членов эс эс».
В книге 1967 года «Убийцы среди нас» Визенталь рассказал и о бескорыстных и корыстных информантах, предлагавших Центру свои услуги со всех концов света; и о том, как он собирал и анализировал официальные документы и рассказы очевидцев; как события и имена, упомянутые разными свидетелями, приводили к неожиданным открытиям. Так, в Иерусалиме во время суда над Эйхманом он впервые услышал о 42-летнем фельдфебеле Антоне Шмидте. Потом видел это имя в целом ряде дневников, найденных в Вильнюсском гетто, его называли «святым в нацистской форме»: он приносил в гетто еду и молоко детям, служил связным между гетто и евреями, прятавшимися в городе, нескольким помог выбраться из гетто. Его арестовали, когда он вывозил из гетто очередную группу молодых людей и вместе с ними расстреляли 13 апреля 1942 года. В 1965 году Визенталь разыскал вдову и дочь Антона Шмидта, прочитал его предсмертное письмо: «…Все должны когда-нибудь умереть… умрет и тот, кто убивает, и тот, кто помогает… я хочу умереть помогающим…», увидел его единственную фотографию (спокойное лицо, грустные глаза). Женщины рассказали ему, как во время войны соседи били окна в их доме и требовали, чтобы жена «предателя» убиралась куда подальше. У фрау Шмидт было одно лишь желание – побывать на могиле
В небольшой книжке 1970 года «Подсолнух: о возможности прощения и его пределах» [105] Симон Визенталь говорит всего о нескольких концлагерных событиях, определивших его послевоенную жизнь. Один эпизод почти мимолетный: заключенных везут на работу мимо львовского кладбища, и Визенталь замечает на могилах немецких солдат посаженные рядом с крестами подсолнухи. Для зэка Визенталя подсолнух – символ неразрывной связи мертвых с живыми, и, зная, что его самого ждет только безымянный ров, он завидует вражеским покойникам, о которых помнят. Позднее для Визенталя помнить погибших и не дать миру о них забыть – стало делом жизни. Второй эпизод значительно длиннее: концлагерником он однажды работал во дворе временного военного госпиталя; вдруг рядом остановилась женщина с красным крестом на косынке и, ухватив его за рукав: «Еврей?», увлекла за собой в госпиталь, завела в плотно зашторенную палату и вышла, притворив дверь.
105
The Sunflower: on the Possibilities and Limits of Forgiveness. With a symposium edited by Harry James Cargas and Bonny V. Fetterman. New York: Schocken Books [1998]. Все последующие цитаты в статье взяты из этого издания.
В глубине комнаты лежал молоденький эсэсовец. Это он просил сестру милосердия найти еврея, чтобы успеть перед смертью рассказать о мучившей его вине: как он в Днепропетровске участвовал в акции уничтожения евреев; сотню их загнали в здание школы и взорвали ее; как долгими ночами в ожидании смерти он мечтал встретить еврея и просить у него прощения за Днепропетровск, боясь, что не осталось в живых уже ни одного еврея; и вот теперь он рассказывает еврею всю свою коротенькую жизнь – и про маму, которая всегда верила, что у нее «хороший мальчик», и опять про Днепропетровск, он просит отпустить ему грехи его и дать ему умереть с миром. «В комнате воцарилась напряженная тишина, – вспоминает Визенталь. – За окном яркое солнце, а здесь в потемках лежит человек, страстно жаждущий покойной смерти, но память о страшном преступлении не дает ему покоя, а рядом с ним другой человек, тоже обреченный на смерть, но он не хочет умирать, потому что жаждет увидеть конец ужаса, заполонившего мир. Первый просит прощения. Второй, сам беспомощный, ничем ему не может помочь». Визенталь молча вышел из комнаты.
Он рассказал об этом солагерному приятелю Йозеку, который ответил: «Я поначалу боялся, что ты его простишь. А у тебя нет права прощать за тех, кто тебя не уполномочил. Сам, если хочешь, ты можешь простить и забыть своих обидчиков. Это твое личное дело. Но прощать тех, кто не перед тобой, а перед другими виноват, нет, такого нельзя брать на свою совесть». Позже Визенталь повторит свой рассказ поляку семинаристу из Освенцима и спросит, простил бы тот умирающего нациста, осуждает ли он Визенталя за непрощение. «Мы много и долго говорили об этом, и не пришли ни к какому заключению. Наоборот, Болек стал уклоняться от первоначального утверждения, что я обязан был простить умирающего, а я начал сомневаться в том, что тогда поступил правильно. Но сами разговоры были полезны. Он, будущий ксендз, и я, еврей, приводили друг другу разные доводы и начинали лучше понимать точку зрения другого».
Но сомнения остались, и четверть века спустя Симон Визенталь закончил свою книгу вопросом: «А что бы Вы сделали на моем месте?» И случилось самое неожиданное: читатели захотели ответить на этот вопрос, и у книги «Подсолнух» появилось продолжение? читательские размышления о прощении. Сначала их было всего десять, но с каждым переизданием прибавлялось число ответов читателей из разных стран. В переиздании 1998 года их пятьдесят три от людей разных вероисповеданий (иудаизм, буддизм, христианство разных изводов), разных профессий (ученые, писатели, журналисты, философы, психологи, дипломаты) и разного жизненного опыта: многие пережили нацистские, китайские (девятнадцать лет!) и камбоджийские концлагеря, другие изучают Холокост и геноцид – индейский, армянский, африканский, южно-азиатский, югославский. Религиозные и мирские философы размышляют и объясняют, прежде всего, что такое прощение, кто и как может дать и получить его, и при этом оказывается, что в иудейской, христианской и светской социальной этике больше сходства, чем различий. Многие читатели отвечают только на вопрос, прав ли заключенный, не простивший умирающего убийцу. Другие обращают внимание на его поведение у постели умирающего солдата и при встрече с его матерью (после войны Визенталь разыскал ее в Штутгарте, слушал ее воспоминания, но не рассказал ей, как умирал ее сын) и делают выводы о его характере. Третьи стараются разгадать намерения умирающего солдата и решить, имел ли он право просить о прощении. Приведу только несколько выдержек из наиболее аргументированных высказываний.
Кардинал Франц Кениг, [106] архиепископ Венский написал Визенталю: «…Хотя один не правомочен простить человека за то, что тот причинил другим, это не отменяет вопроса, возможно ли прощение. Для христианина ответ, безусловно положительный, дан в “Новом завете”. На вопрос, есть ли предел прощению, Христос отвечал «нет»… Вы оказали умирающему великую услугу, просто слушая его, несмотря на Ваше внутреннее нерасположение… Давая ему возможность признаться в совершенном преступлении и выразить раскаяние, Вы тем самым признали произошедшую в нем перемену… Хотя Вы и вышли, не проронив слова прощения, умирающий все-таки чувствовал, что Вы допускаете его искренность, иначе он не просил бы Вас повидать его мать…»
106
Франц Кардинал К"eниг был архиепископом Вены в 1956–2004 гг.