Чтобы мир знал и помнил. Сборник статей и рецензий
Шрифт:
Интересно, что публику не занимали прообразы Оливера, Нэнси, Сайка, но всех интриговал прототип еврея Фейджина. К началу XX века литературоведы сошлись на том, что, скорее всего, им послужил диккенсовский современник Исаак (Айки) Соломон. Имя этого скупщика краденого, в свое время прогремевшее во многих странах, притягивало к себе литераторов. В 1830 году забытый ныне драматург Р. В. Эллистон, чьи сыновья иммигрировали в Австралию, [113] написал пьесу «Земля Ван-Димена», где был герой еврей Барни, по кличке Фенс, что как раз и значит «скупщик краденого». Но после сенсационного суда над Айки Соломоном, приговорившего его к пожизненной каторге в Земле Ван-Димена, автор переиздал пьесу, переименовав Барни Фенса в Айки Соломона. Жизнь и реальные злоключения Айки Соломона произвели неизгладимое впечатление и на В. М. Теккерея (автора «Ярмарки тщеславия»), который подписывал свои журнальные публикации псевдонимом «Айки Соломонс-младший». И Диккенс однажды сравнил своего Фейджина с Айки Соломоном. Имя Исаак (Айки) Соломон в свое
113
Британия обживала Австралийский континент с 1788 г. преимущественно путем создания английских военно-каторжных поселений. Вначале поселения концентрировались в Новом Южном Уэльсе (столица Сидней) и на острове Тасмания (столица Хобарт), который англичане откупили у Нидерландской Ост-Индской компании в 1788 г. и до 1853 г. называли Землей Ван-Димена. Всего в Австралию было сослано до 1868 г. (когда ее окончательно перестали использовать как место ссылки) около 155 тысяч человек.
(От составителя: далее следует перевод Жанны Долгополовой выше указанной главы из книги «Australian Genesis: Jewish Convicts and Settlers 1788–1850»).
Отправляясь по следам возможного прототипа Фейджина, надо сразу признать, что в жизни, приключениях и преступлениях его был такой размах, какой и не снился диккенсовскому герою. Известность он приобрел при жизни, его дела и поступки широко освещались прессой Англии, Америки, Южной Африки и Австралии. В своем кругу его называли Айки, но по документам он Исаак Соломон, родившийся в 1789 году в Тупиковом переулке одного из самых грязных Лондонских районов – Собачья канава. Отец его, Генри Соломон, дал всем своим отпрыскам (а было их девять) практическое обучение, вырастив из них карманников, проституток, взломщиков и бродяг. Трудиться Исаак начал рано: к восьми годам уже был опытным уличным разносчиком, к десяти освоил искусство перепрятывания «дурных» денег, к четырнадцати стал успешным карманником и искусным «даффером» (торговцем дешевыми низкокачественными товарами). Последнее занятие требовало особых качеств, в том числе красноречия и поэтического воображения, потому что играть приходилось на корыстолюбии честных граждан, убеждая их в том, что предлагаемая вещь не подделка, а оригинал, сверкающие камни не стекляшки, а подлинные ценности, разумеется, краденые или контрабандные и именно потому и идущие по бросовой цене.
Но процветающей карьере его пришел внезапный конец. 17 ноября 1810 года Исаака с напарником схватили на месте преступления с поличными. Один отвлекал внимание мистера Томаса Додда, а другой в это время успел освободить карман почтенного господина от кошелька, содержавшего двадцатифунтовую купюру и вексель на пятьдесят шесть фунтов стерлингов. Но проворный констебль схватил и воров, и доказательства, хотя напарник успел запихнуть в рот и даже начал пережевывать двадцать фунтов стерлингов. Надо полагать, что Исаак и его напарник Джоель Джозеф давно приятельствовали с законом, потому что на суде полицейский свидетель называл их «небезызвестными» лицами. Не исключено также, что, благодаря давнему знакомству, суд вынес приятелям одинаковый приговор – транспортировать в Австралию пожизненно.
Но по неизвестной причине на вечное поселение в Австралию отправили только Джоеля Джозефа, а Исаака заключили в плавучую тюрьму на Темзе (к юго-востоку от Лондона), где он провел не менее трех лет. Остается лишь гадать, кого он подкупил и как ему удалось выкрутиться, но через три года, оказавшись на свободе, он начал зарабатывать на хлеб насущный вполне добропорядочно: сначала служил приказчиком в дядиной лавке готовой одежды в Чатаме, на юго-востоке большого Лондона, потом открыл собственный магазин готового платья в центре города, а еще через несколько лет повел успешную торговлю мебелью и фарфором в фешенебельном курортном Брайтоне на берегу Ла-Манша. К этому времени у него появилась любовница – миссис Гордон из бывших «леди» принца-регента, ставшего впоследствии королем Георгом IV. Миссис Гордон помогла Исааку стать одним из поставщиков «восхитительного» брайтоновского павильона, выстроенного принцем Георгом в модном тогда (1811–1820 гг.) индокитайском стиле. Потом Исаак вернулся в Лондон в качестве ювелира, но вскорости приобрел известность крупнейшего дилера по краденым товарам.
В отличие от диккенсовского засаленного, оборванного урода Фейджина, Айки Соломон был красив и элегантен: удлиненное лицо, темные глаза и волосы, орлиный нос. Высокий, худощавный, он слыл неутомимым ловеласом и сердцеедом, хотя рано женился на Анн Хулиан, дочери Мозеса Хулиана, местного кучера. Анн работала барменшей в «Голубом якоре», находившемся рядом с домом в том же Петтикот переулке.
Деятельному Исааку огромный Лондон оказался мал, и он начал через агентов переправлять краденое в провинцию, что, кстати, значительно уменьшало риск распознавания пропавших вещей. Кроме того, с помощью нужных лиц на нужных местах он сделался агентом по морским перевозкам и таким образом получил возможность сплавлять краденое в заморские страны. Подвизался он и в сбыте «ювелирного лома», продавая через своих агентов разобранные, сломанные (чтоб не напали на след) ювелирные изделия: камни без оправы, часовые механизмы без футляра и т. п. K 1825 году он владел в Лондоне целой сетью борделей, что позволило ему обзавестись вторым домом на окраине Лондона в Ислингтоне и содержать любовницу. По словам современников, когда Анн Соломон об этом узнала, она впала в такую ярость, что любовница бросилась в участок с доносом и на мужа, и на супружницу, но полиция отказалась принять меры.
Чтобы торговля краденым не знала простоев, воровской мир должен был трудиться, не покладая рук и не засвечиваясь. Но в 1826 году целая серия дерзостных ограблений в Лондоне вызвала такое общественное возмущение, что полиция вынуждена была найти преступников. И тогда Айки немедленно покинул столицу и под вымышленным именем «мистер Джонс» отправился в длительное путешествие по северу страны. И хотя его там узнавали, но добрый нрав и щедрость «мистера Джонса» производили столь благоприятное впечатление на всех, с кем сводили его странствия, что на него не доносили, и успокоенный Айки вернулся в свой собственный дом в Ислингтоне, куда 25 апреля с ордером на арест (как говорили, по наводке брошенной любовницы) нагрянула полиция. При обыске полиция обнаружила несметное множество всего, что изготовляет, ввозит, покупает и продает Британская коммерция. Несмотря на баснословный улов краденого и скупленного, вытянутый полицией из Соломонова дома, сам Айки предстал перед судом в Ламбете по скромному обвинению в незаконном хранении механизмов пяти краденых карманных часов, за что и был на неделю задержан в полицейском участке.
Этот первый арест неожиданно раскрыл еще одну жизненную грань Исаака Соломона. Если судить по списку отобранных при аресте личных вещей (где упомянут «старинный перстень с печатью, отлитой на масонский манер, и современный перстень с выгравированными инициалами “И. С.” в обрамлении масонских эмблем и якоря»), он, быть может, был членом масонской ложи.
Прошла неделя, и арестованный снова предстал перед судом, на этот раз обвиняемый в хранении краденого на космическую по тем временам сумму в тысяча четыреста фунтов стерлингов. Пока арестованный ждал своей участи, его друзья из воровского мира дважды предпринимали попытку взломать полицейский склад и похитить улики, но безуспешно. Подсудимый должен был предстать перед центральным лондонским уголовным судом (Олд Бейли), в ожидании которого Айки Соломона перевели в Ньюгейтскую тюрьму со строжайшим предписанием принять все меры, чтобы подсудимый не сбежал. Казалось, правосудие добралось наконец-то до Исаака Соломона, и впереди у него только три исхода: на галеры, виселицу или в Австралию. Спас его хорошо продуманный и дерзко исполненный замысел.
Разумеется, у Айки не было недостатка во влиятельных связях по обе стороны закона, потому что первый шаг в плане вовлекал особое судебное распоряжение «о предъявлении арестованного в суд для рассмотрении вопроса о законности его ареста». В переводе с языка закона это значило, что арестованного должны были доставить из Ньюгейтской тюрьмы на скамью подсудимых в Королевском суде в Вестминстере для того, чтобы юрисдикция выслушала обе стороны (обвинение и защиту) и вынесла решение, может ли обвиняемый быть выпущен до суда под залог. Как и предполагали заговорщики, подсудимому в этом было отказано, и его должны были вернуть в Ньюгейтскую тюрьму. А о том, что случилось на обратном пути, читателям доложила лондонская «Таймс» 28 мая 1827 года:
«Полицейская карета выехала из Вестминстера в половине первого дня. Подсудимый сидел между надзирателями, старший из которых, по имени Смарт, имел семнадцатилетний стаж безупречной службы в Ньюгейтской тюрьме. Сопровождали Айки жена его, находившаяся внутри кареты, и тесть, сидевший на козлах рядом с кучером. Подсудимый попросил надзирателя разрешить кучеру отклониться от прямого маршрута, чтобы высадить жену у дома друзей. Не подозревая подвоха, тем более побега, надзиратели согласились на такую уступку. Но когда им показалось, что экипаж слишком долго идет не в ту сторону, они предупредили арестованного, что сейчас же повернут обратно, на что тот ответил, что они вот-вот уже у цели. А кучер, который в момент возбужденных переговоров ехал по Епископальной, вдруг свернул в Петтикот переулок и остановился. Толпа евреев, видимо, их поджидавшая, вдруг навалилась на дверцы полицейской кареты с обеих сторон, и когда надзирателям все же удалось выбраться наружу, они увидели удирающего во все лопатки Айки. С криком “держи вора” надзиратели бросились вдогонку. Но Исаак Соломон так кружил по переулкам и проходным дворам, что вскоре исчез из поля зрения. Однако полиция выражает полную уверенность, что надолго от ее недремлющего ока никому не удастся скрыться».