Чудес не бывает
Шрифт:
— Зрелый возраст. Самое время детей заводить.
Гарта озноб пробрал — да Боже упаси! Нет, прав Орри, лучше содомитом сказаться, чем на это чудище взобраться!
Мужчина заерзал на скамье, чувствуя себя неловко в обществе странной оборванки, и даже немного в опасности — кто знает, что на уме у озабоченной старушки? Подумать только, он предлагал Орри свою кандидатуру в ее совратители!
Спасибо, друг, что не дал погибнуть!
А то до гиены огненной он бы уже не дожил за грех прелюбодеяния — сам скончался, причем до совершения полового преступления.
`Может прямо сейчас и начать? В смысле, умирать'? — подумал Гарт. Что еще делать, он понятия не имел. Говорить не о чем, да и не с кем. Сидеть пнем — маетно, а бросить гостью, вроде нехорошо.
— Не хотите отдохнуть? Я прикажу постелить вам.
Исвильда пожала плечами: Орри нет, Гарт разговаривать не хочет. Зачем она вообще шла сюда? На что, дурочка, надеялась?
— Что ж, хоть высплюсь, — вздохнула потерянно. — Простите, что нарушила ваш покой своим визитом.
— Да ничего, заходите, — благосклонно кивнул Гарт, обрадованный окончанием знакомства. И поспешил вон с кухни, чтобы постелить гостье в единственно приемлемой для ночлега комнате на первом этаже. А потом найти Орри и покаяться в собственных заблуждениях, обнять горемыку в знак сочувствия. И напиться, чтоб забыть ночной кошмар в виде его жены.
Несчастный Орри!
Исвильда не легла спать — нерадостные мысли все равно не дали бы ей заснуть. Она услышала шорохи в коридоре и выглянула, увидела крадущегося Гарата с кувшином в руке. Девушка пошла за ним, понимая, что тот не зря идет наверх с пивом, прокралась на второй этаж, преодолев скрипучие ступени, и увидела силуэт, в котором заподозрила Оррика. Но возможно ли это? Он обманул ее, скрылся, чтоб не видеть, не приветствовать?
— Ну, Орри, надо же быть настолько невезучим?! — сказал Гарт. — Твоя жена — чума во плоти.
— Ты мне не поверил?
— А то. Но можно посмотреть на это с другой стороны — ее можно выставлять пугалом во дворе. Количество ворон значительно уменьшится, и эти чертовки перестанут воровать.
— Ты меня знаешь, Гарт, — вздохнул Орри. — Я всегда пытался видеть в любой самой скверной ситуации только положительное, и это не раз спасало меня, но сейчас, убей, не вижу ничего хорошего. На душе мрак, потому что и будущее кажется беспросветным.
— Безвыходных ситуаций не бывает. В крайнем случае, выполнишь пожелание отца — убьешь ее, устроив несчастный случай. Хотя по мне, она сама развалится от старости.
Исвильда вжалась в стену, с ужасом слушая беседу друзей.
Она понимала, что Боз способен на преступление, но Орри?
— Я не стану марать руки. Есть другие способы.
— Например?
— Действительно дождаться ее естественной смерти, но понятно, не здесь. Поеду ко двору, к Симону Ламберту. Он давно звал меня к себе.
— А если она протянет больше, чем ты?
Орри вздохнул и забрал у друга кувшин.
— Я попытаюсь развестись.
— Может, стоит поговорить с ней, пока она здесь? По-моему твоя лешачиха зарилась на богатства Даган, не понимая, что ты к рангу любимчиков не относишься и обеспечен примерно, как вошь на одежде побирушки.
Исвильде было больно слушать, как о ней отзывается муж и его друг, что думают о ней, еще больнее осознавать, что она не нужна, более того, является досадным препятствием на пути к каким-то мечтам Орри.
Я же люблю тебя, — хотелось сказать ей. Но выдать свое присутствие, показаться, подойти, значит увидеть в глазах мужчин брезгливость и неприязнь, вновь ощутив себя ничтожной, ненужной — не могла. Она понимала, что ее слова значили бы для Орри не больше, чем карканье вороны на пашне.
Но с другой стороны: с чего ему любить ее, питать нежные чувства? Он совсем не знает Исвильду… и не желает знать оборванку, ведьму — старую каргу, как выразился Гарт. Открыться? Ничего это не изменит. Ей не просто статус нужен, а любящий муж, на которого бы она могла положиться. Да и не факт, что он помнит ее. Она ведь забыла.
Думай о хорошем, думай! — приказала себе девушка и начала складывать положительное и отрицательное от создавшейся ситуации.
Выходило, что она не зря проделала долгий путь по лесу.
Она узнала, что Орри брезгует своей женой и мечтает развестись.
Его отец, герцог Даган тоже мечтает — убрать ее.
Галиган мечтает взять на свадьбу сводного брата и его жену.
Орри хочет ко двору, наняться на службу наемником.
Что делать ей в этой ситуации?
— Твоя суженная сказала, что Галиган собирается к невесте и, вроде тебя не прочь пригласить на свадьбу.
— Как же, "на свадьбу"! В сопровождение.
— Какая разница? Езжай, пусть поможет выпутаться, с влиятельными людьми сведет.
— Галиган? Не идеализируй.
— В любом случае одному ехать опасно.
— Не опасней, чем быть болванчиком Боз.
— Но пока-то нет.
— Пока. И если останусь. Случись что с навязанной мне женушкой: сама ли голову свернет или от старости рассыплется — все одно я виновен буду. Уезжать надо. Наймусь к Ламберту, расскажу о своем деле, авось поможет, подскажет. А я отслужу.
— Да, милорд Ламберт благоволит тебе.
— И щедр.
Исвильда тихо скользнула в сторону выхода, спустилась по лестнице вниз, не желая больше ничего слышать.
Легла на приготовленное ей ложе — жесткое и неуютное, но более неуютно было не телу — душе. Девушке хотелось поплакать и наругать себя за подобную слабость, а так же за глупые иллюзии, одновременно. Ведь знала же — за все в этой жизни нужно бороться, всего добиваться самой, и все же поверила своему сердцу, прокричавшему навстречу тому всаднику в капюшоне — это он!
Глупая.
Что пело ее сердце, лишь его трудности и лишь ему они известны.
Сердце Орри молчит — ни тона, ни звука в ответ.
Женитьба его не радует, не рождает желание наладить отношения с женой, хоть как-то сблизиться, просто поговорить. Наоборот — гонит его прочь из дома. Разве этого хотела Исвильда?
А Боз? Сколько он ей отмерил жизни? День, два, еще неделю?
И ведь знала, что тем дело и кончится, подстраховалась, понадеялась на помощь и понимание мужа. Всего лишь на его долг — не на любовь. Но и это оказалось слишком большим и недосягаемым желанием.