Чудеса за третьей дверью
Шрифт:
— Но это ведь значит, что все наши меры предосторожности, тот же чертополох, это не слишком-то действенно?
Дуфф пожал плечами.
— Надеюсь, ты не ждал абсолютной защиты? Такой не бывает. Но скажу по секрету, не очень-то удобно лезть в окно или дверь, которые по периметру проложены ядовитым — для того, кто лезет — чертополохом. Те, кому эта травка не по нутру, даже почуяв её запах, могут отказаться от подобной затеи.
— А если не откажутся?
— Значит, они или очень голодны, или очень обозлены. Или и то, и другое разом. Ты ведь способен перетерпеть боль, если захочешь? И фейри тоже. И духи. Хотя их боль, как я слышал,
* * *
Ближе к вечеру шато снова навестил мэтр Блеро. Гномы, предупреждённые заранее о намерениях нотариуса, степенно выслушали предложение старичка, а затем все четверо в компании Степана отправились к нижним воротам — оценивать фронт работ. Возвращаясь, чуть поотставший от братьев мэтр тихо спросил своего клиента:
— Месье Кузьмин, если не секрет, с вас они тоже содрали втридорога?
— А что вы подразумеваете под втридорога?
— По словам Атти, здесь потребуется примерно две недели. Каждому я должен буду заплатить по десять золотых двадцаток Луи-Наполеона, плюс кормить и поить всё время стройки.
— Вам, мэтр, стоило научиться петь.
— В каком смысле?
— Да это я так. А с чем связана такая цена, они не сказали?
— Сказали. Что если я хочу восстановить мост именно таким, каким он был при отце, нужно несколько больше, чем просто положить камень на камень, — нотариус нахмурился и пробормотал, обращаясь уже не столько к Степану, сколько к самому себе. — Они, как дядюшка Дуфф вчера, тоже спрашивали, готов ли я сделать всё, что потребуется. Меня начинает настораживать это «всё» — я уже не уверен, что вкладываю в него тот же смысл, что фейри.
— Контракт с гномами можно разорвать в любой момент. Но уплаченное золото не возвращается, — заметил Степан.
— Да, про это они мне тоже сказали. Знаете… — мэтр Блеро оглянулся по сторонам, на некоторое время задержав взгляд на трёх фигурках, шагавших впереди, а затем на Нике, Дуффе и коте, ждавших на верхней террасе. — Когда я вчера увидел их обоих, живых, точно таких, как в моём детстве — я на какой-то миг поверил, что и отец, может быть, ещё жив, и вдруг снова почувствовал себя мальчишкой. Но, — нотариус вздохнул и улыбнулся Степану; теперь вместо хитринки в его улыбке пряталась грусть, — это не моя сказка.
* * *
Мэтр вежливо поблагодарил за приглашение, однако не остался на ужин, а вот гномы по достоинству оценили хозяйственность Ники. Когда с основными блюдами было покончено, девушка достала из холодильника большой глубокий противень с чем-то вроде пирога, разрезанного на одинаковые квадратные кусочки.
— Это называется кох, — отрекомендовала она своё творение, раскладывая порции. Пирог оказался очень нежным, со сладкой пропиткой, в которой чувствовался аромат ванили. Некоторое время разговор вокруг стола ограничивался только общими фразами, да подкладыванием себе добавок.
Если необходимость петь после ужина для гномов и удивила девушку, она этого никак не прокомментировала. Напротив, в какой-то момент, когда Степан начал вторую песню, ему показалось, что Ника сама попала под власть слова, сплетавшегося с мелодией. В глазах, задумчиво смотревших куда-то сквозь стены, время и расстояния, играли отблески огня в камине, и искорки долго кружили, таяли в серой глубине.
Он допевал второй куплет, когда стены, кресла, камин и лестница поплыли, отступили прочь, растворяясь в весенних сумерках. Степану вдруг почудилась испуганная маленькая девочка, прислушивающаяся к невнятному бормотанию и тягостным стонам матери, которой всё никак не удаётся совладать с ночным кошмаром. И заботливые руки старушки, успокаивающей племянницу, а затем ставящей возле двоюродной внучки на тумбочку фигурку волчицы. Девочка засыпала, глядя на фигурку, а в комнате поднималась тень мохнатого зверя, склонившегося над её кроваткой. Блестели то ли волчьи глаза, то ли звёздочки в окне, и страшные сны отступали, сами испугавшись грозного стража.
Вздрогнув, Степан понял, что допел последнюю строчку, и теперь вся компания, собравшаяся у камина, в ожидании смотрит на него. Что-то промелькнуло в глазах Ники, будто ветер, играя грозовыми тучами, вдруг разогнал их, и прочертил в небе светлое окошко. Смутившись, Степан облизал пересохшие губы, торопясь выбрать следующую песню, и добрая ночная сказка, созданная на другой земле в другое время, зазвучала в башне старого шато:
— Меркнут знаки Зодиака…
Гномам очень понравилась песня. Уже на втором припеве они весело начали притопывать в такт и прихлопывать ладонями по коленям. К братьям тут же присоединились Дуфф и Руй — домовой тихонько без слов подтягивал припев, и Степан почувствовал, как в его собственное слово вплетается волшебство лютена.
Это была магия домашнего очага, волшебство приветливых огней в окнах, которые светят сквозь ночь, дождь и метель. Магия путника, отыскавшего верную дорогу — и облегчённый вздох человека, вернувшегося, наконец, домой. В волшебстве, которое добавлял к человеческой песне домовой, не было обещаний великих странствий, подвигов или битв. Эта магия никогда не возводила на троны королей и не звала за приключениями. Но без этого волшебства, как тут же понял Степан, никогда не было бы ни одного воина, короля, мечтателя — потому что не было бы колыбели, в которой они лежали и слушали свои самые первые сказки.
Певец теперь тоже притопывал, и краем глаза видел, как Ника с улыбкой хлопает в ладоши, поддерживая ритм. Степан в последний раз повторил задорный припев, от которого, казалось, гномы вот-вот пустятся в пляс — и встретился взглядом с девушкой.
С серыми сияющими глазами, в которых незримо скользила тень мудрой волчицы, и зажигала на бархатном весеннем небосводе искорки звёзд.
* * *
Гномы на прощание долго благодарили Нику и Руя за угощение, а Степана за песни. Когда братья ушли, девушка и домовой принялись о чём-то шептаться у плиты, пока мужчина и гоблин, развалившись в креслах, рассеянно молчали, глядя в огонь. Загремела посуда, Степан с удивлением повернулся к кухонному уголку. Там уже вовсю кипела работа.
— Мы подумали, что русалке можно в этот раз поднести кох, — сказал лютен.
— Это быстро, каких-нибудь полчаса, и всё будет готово. Правда, ему нужно потом остыть, но месье Руй пообещал, что всё устроит, — отозвалась Ника, уже достававшая из холодильника яйца. Дуфф поднялся с кресла:
— Ну, тогда я за веточками.
Мужчина, оставшийся в одиночестве у камина, украдкой поглядывал на девушку, занятую готовкой. Ника весело переговаривалась с домовым, Руй время от времени посмеивался в бороду, а Степан ловил себя на мысли, что ощущает какую-то перемену, но не может точно понять, что именно изменилось.