Чудеса за третьей дверью
Шрифт:
— Сплав христианства и язычества, — задумчиво заметил Степан. — В общем-то вполне логично.
— В Бораке давно, лет двести, а то и триста назад, был дуб-запис. Бабушкина сестра рассказывала, что однажды в дерево ударила молния, и свалила его на землю. Священник и селяне долго думали, как поступить — нехорошо было бы дать дереву просто сгнить. Тогда его распилили на кусочки, отдали их деревенским резчикам по дереву — и те для каждой семьи вырезали по нескольку фигурок. Кто-то просил для себя святых, а кто-то животных — нашему дому вот, достались
Ника наклонилась, внимательно рассматривая фигурку.
— Да, я почти уверена, что они «родичи». Только у вас волк — а у моей двоюродной бабушки была волчица. Во всяком случае, бабушка так всегда говорила. Когда я была маленькой и по ночам просыпалась, услышав крики мамы во сне, бабушка успокаивала маму, а потом и меня. Она ставила фигурку на тумбочке у кровати, и я представляла, что это настоящая волчица. Что она ложится у меня в ногах, укрывает их пушистым хвостом, и никто не сможет сделать мне плохо. Мы с мамой унаследовали квартиру бабушки в Белграде, на Дорчоле. Волчица и теперь стоит в маминой спальне на прикроватной тумбочке, — девушка грустно улыбнулась. — Столько поколений волки охраняли нашу большую семью, а теперь вот осталась только я.
— Возьмите, — Степан приглашающим жестом указал на волка. — Он ведь ваш.
— Нет! — Ника даже отступила на шаг. — Он — ваш!
— Если ваша мама подарила его вашему отцу…
— Тем более он ваш! — девушка решительно покачала головой. Потом посмотрела Степану прямо в глаза. — Месье Кузьмин, я понимаю, что моя история выглядит невероятной. Я в самом деле не знаю, произошла ли ошибка, или не произошла, и где умер мой отец — в Боснии или во Франции. Я ехала сюда в надежде узнать ответы, потому что неизвестность мучает больше всего. Но волк, — девушка указала раскрытой ладонью на фигурку, — ваш и только ваш. Наверное, мама подарила его отцу, и надеялась, что этот подарок защитит его от смерти. Может быть, подарок справился. Или не справился. Но волк добрался сюда, дождался вас — и, значит, теперь вы его хозяин.
— Спасибо, — тихо поблагодарил Степан, аккуратно закрывая стеклянную дверцу витрины.
* * *
Человек, гоблин и кот устроились на своей любимой скамейке. Первые двое, всё ещё обутые в резиновые сапоги и одетые в дождевики, отдыхали после законченной работы. Правда, работа Дуффа заключалась в том, что он указывал, какие из побегов срезать, а какие можно оставить, чтобы балкон не потерял свой живописный вид — как и положено порядочному фейри, гоблин не собирался трудиться в первые два дня нового года.
Лютен, из комнаты наблюдавший за тем, как идёт расчистка, мытьё и «стрижка» балкона, теперь просто блаженствовал на солнышке. Ника сидела в гостиной и, попросив у Степана пароль от вай-фая, занималась со своего смартфона поиском недорогого хостела. Девушка категорически заявила, что не хочет стеснять хозяина шато («да вы не стесняете»), и усугублять и без того неловкую ситуацию («ну что вы!»), поэтому планировала провести выходные в отеле поблизости, а в понедельник они вместе должны были отправиться к мэтру Блеро.
— Ты делаешь успехи, — Дуфф явно еле выдержал молчание до того момента, пока они усядутся на скамейку вдали от башни. — Уже готов уступить ей свою спальню. Я, видимо, могу вернуться к себе в подвал, ты будешь спать на диване в мансарде, а Руй пусть ночует на коврике у входной двери.
— Руй и так спит в кресле, — рассеянно отозвался Степан. Кот приоткрыл один глаз и неодобрительно покосился на человека. — Слушайте! — попытался оправдаться тот. — Я понимаю, что всё это не слишком приятно, и мне очень жаль доставлять вам неудобства. Простите. Но если она действительно моя родственница, я же не могу остаться равнодушным!
— О да, равнодушным ты остаться не можешь, — усмехнулся гоблин. Степан непонимающе повернулся к нему:
— Ты о чём?
— Ты хоть слушал, что она рассказывала? В её семье поколениями хранилась фигурка, из-за которой мы все трое, не говоря уж про остальных, имели удовольствие познакомиться. Я же говорил: двоюродная сестрица Морганы!
— Думаешь, она тоже владеет словом?
— Она — женщина. Ты не обращал внимания, что и злые, и добрые колдуньи в сказках преимущественно женщины? Всякие там феи-крёстные, завистливые мачехи, и так далее?
Степан задумался. Дуфф, подождав немного, беззаботно выдал:
— Хотя вряд ли она владеет словом.
— С чего ты так решил?
— С того, что если бы владела — её бы не обманула моя маскировка. Да и Руя она не посчитала бы просто котом. Держу пари, ты не задумывался о том, что Жан-Пьер, его парни, Марсель — все они видят нас иначе, чем месье Кузьмин.
— Не задумывался, — признался Степан. — Потому что…
— Потому что ты — хозяин. Истинный хозяин Буа-Кебир. А она, будь хоть сто раз твоей родственницей и дочерью месье Мишоне, при нынешнем положении дел может стать лишь владелицей.
Кот согласно мяукнул.
— А если она тоже, к примеру, отдаст кровь фигурке?
— Ничего не получится. Право очереди.
— То есть?
— То есть пока есть узы, соединяющие тебя с этим волком, никто другой ничего не сможет с ним поделать.
— А если волка не будет? Ну там, сгорит, сгниёт, потеряется, украдут?
— Даже если ты его отдашь лично, это ничего не изменит. Кровь — это сама жизнь.
— Да уж, — Степан задумчиво отковыривал с дождевика бурые кусочки прелых листьев. — Пожизненный контракт.
— Без права расторжения, — подтвердил Дуфф. Кот коротко фыркнул. Гоблин кивнул ему, словно соглашаясь, и снова повернулся к человеку:
— Как Руй и говорил — это судьба. То, что свершилось, не вернуть и не отменить. И ты сам признал, что не хотел бы ничего менять. Значит, ты останешься хозяином шато, как бы ни повернулось дело. Потому что теперь шато это не только земля и дом, это ещё нечто большее.
— Да-да. «Круги на воде», — Степан рассеянно рассматривал затянутый ряской пруд. Затем добавил, как бы между прочим: