Чудны дела твои, Господи!
Шрифт:
– Но почему, почему ты решил, что это маразм? – неожиданно прицепилась она, как будто не прошел год, как будто все вернулось обратно и он впервые, только сейчас сказал «маразм», чем оскорбил ее ужасно! – С чего ты взял?! Ты что, считаешь, я не способна на большее?! Я должна просто сидеть и набирать на компьютере тексты?!
…Все же он прошел, этот год.
Прошел и оставил Андрея Ильича не таким, каким он был раньше. Тогда, когда он в первый раз сказал «маразм», он бы непременно взвился, стал бы громким голосом объяснять ей, что она неправа, что ей мерещатся
– Ты способна на большее, – сказал нынешний Боголюбов сегодня, год спустя. – Конечно, Лер, я не хочу об этом говорить, все сначала начинать…
– Нет, объясни мне! Вот прямо сейчас объясни, почему ты считал, что у меня ничего не выйдет.
– Я не так считал, – вяло возразил Боголюбов. – Я по-другому считал! Я говорил, что у тебя есть талант. Безусловный. Стопроцентный. Редкий. Ты сценарист. Полстраны плачет, когда твои фильмы по телевизору показывают.
– Ну и что?! И что?! Я никогда не заработаю больших денег, даже если буду писать по десять сценариев в год! А там у меня перспектива!
– Да нет там никакой перспективы, – сказал Андрей Ильич. – В этой твоей новой конторе ты должна писать сценарии для каких-то корпоративных праздников…
– И сама их ставить, и приглашать артистов, и ведущих, и нанимать персонал, – перебила его Лера. – Это совершенно другая работа! За совершенно другие деньги! Что плохого?
– Да прекрасно все, – согласился Андрей Ильич.
– Почему ты говорил, что ничего не выйдет?
– Я не так говорил, – повторил Андрей Ильич. – Я говорил, что ты себя погубишь. Как же ты не понимаешь, Лерка? Это работа разного… класса. Сценарии для фильмов и… корпоративы! Ты замучаешься очень быстро, все это тебе надоест хуже горькой редьки. Зачем мы опять об этом заговорили?!
– Я хочу знать.
– Ты все знаешь. У тебя была работа, с которой ты справлялась лучше всех в этой стране. Так больше никто не умел! А ты ушла писать… репризы для дебильных ведущих.
– Они не дебильные! И не только репризы писать!
– Да, еще нанимать артистов и приглашать уборщиц! Круто, конечно, но это такая… потеря себя. Ты, может, этого сейчас не понимаешь, но потом будешь жалеть, я точно знаю. Я ведь тоже когда-то уходил с работы в… бизнес!..
– Я помню.
– Я зарабатывал лучше, чем сейчас, а жить совсем не мог. Может быть, Монтсеррат Кабалье и поет у кого-то на вечеринках, но ей не приходит в голову навсегда бросить оперу и посвятить себя вечеринкам.
– То есть я – Монтсеррат Кабалье.
Боголюбов кивнул.
– И ты просто опасался за мой талант.
Он посмотрел – у нее был такой вид, как будто она собирается заплакать.
– Лер, – быстро сказал он, – ну что такое? Мы же все наши
– Я уволилась, – выпалила Лера, и он вытаращил глаза. – Прямо перед тем, как мы к тебе поехали. Я не смогла. Ты был прав.
Тут Боголюбов так оскорбился, что протянул грозно:
– Что-о-о?! Как это уволилась?! Как это – я был прав?!
– Перспективы! – И она все-таки заплакала. – Я должна была ехать в Казахстан и там раскрутить сеть казино. Праздники, звезды, концерты, рулетки, ставки! Открытие новых заведений и обновление старых. Бассейны с шампанским и катание на арабских скакунах. Канкан, кокаин, «блек-джек» и проститутки. Все ближнее и дальнее зарубежье играет у нас. Ночная жизнь начинается с самого утра. Даже ты не предполагал такого… фейерверка!
Она вытерла салфеткой нос.
– И теперь я тебя ненавижу, – прошипела она. – Потому что ты оказался прав! Ты прав, а я дура!..
– Ну конечно, – согласился он. Подвинул стул и сел так, чтобы загораживать ее от зала и буфетчика. – Так и есть.
– Я была уверена, что могу все, – продолжала она. – Ну, чего такого я не могу?! А оказалось, что ничего не могу! Я не хочу в Казахстан, не хочу раскручивать казино! Я терпеть не могу никакого… прожигания жизни, а мне нужно придумывать сценарии так, чтобы люди стремились ее прожигать! А мне стыдно, я не могу. И за деньги не могу.
– Ты порядочный человек, – глупо сказал Андрей Ильич. – Только и всего.
– Я слабый человек, – заключила Лера. – Вот ты об этом знал, а я нет.
Он вздохнул, побарабанил пальцами по спинке ее стула и пропел «серенького козлика».
– Лерка, – попросил он, оборвав «козлика», – только сейчас не надо никаких женских штучек! Я тебя умоляю! Что ты потерпела поражение, приползла ко мне на коленях, что ты униженная, а я должен торжествовать!
– Но это так и есть, – горестно возразила она.
– Да ну…
– То есть получается, что я слабая, недалекая женщина…
– Близкая, – поправил Боголюбов.
– Глупая, как пень. Я все сделала неправильно! Я переоценила свои возможности. Я из-за них, из-за возможностей, даже развелась с мужем, а оказывается, что у меня их и нет никаких!
– Где-то я уже слышал про возможности, – пробормотал Андрей Ильич. – Москва – город больших возможностей!
– Вот именно. И я сегодня же в нее уезжаю. Не думай, пожалуйста…
– Боже сохрани, – перепугался Андрей Ильич. – Ничего такого я не думаю!..
И они помолчали, каждый о своем.
– Ну, давай, – предложила Лера и еще раз крепко вытерла нос салфеткой.
– Чего давать?
– Злорадствуй.
И они опять помолчали. Андрей Ильич затянул было про козлика, но замолчал и задумался.
…Он никогда не злорадствовал. Ни разу за всю жизнь не сказал: «Я предупреждал!» Он никогда не унижал ее, даже если ему не нравилось то, что она пишет, казалось смешным или наивным. Он… не умел и не желал издеваться над ней. Он говорил: я терпеть не могу издевательств!..
– Андрей, прости меня.