Чудо света
Шрифт:
– О какой природной целесообразности вы говорите? – воскликнула с возмущением Дина. – Просто мужчина взял в руки оружие и стал драться. Позднее он подчинил себе женщину. Вот и все. Он силой ее взял и силой удерживает ее в рабстве.
При этих словах я вспомнил о принце Фогельфрае и о том, что когда-то сам пришел к такому же выводу.
– Женщина в древности никого никогда не убивала. Это претит ее природе. Этим и воспользовался мужчина, подчинив ее себе. Даже амазонки не убивали женщин, они воевали только с мужчинами.
Я улыбнулся и воскликнул:
– Здесь, в этом неприступном ущелье, мне, наконец-то, удалось встретиться с последней амазонкой.
Дина тоже улыбнулась и ответила:
– Нет, к сожалению, я не амазонка. Но мне грустно за моих сестер, которые покорно позволяют мужчинам увлекать себя в их лабиринты заблуждений. Нет, наши прародительницы никогда бы не додумались до такого орудия само порабощения. А эти наши современные овечки без оглядки верят вам, полагаются на вас, и, в конце концов, жестоко расплачиваются за это. Ведь мужчины всегда обманывают женщин, поддерживают нашу разобщенность и сплачиваются там, где речь заходит о наших правах. Достаточно вспомнить о суфражизме на Западе и о чадре на Востоке. Да и сейчас вы при малейшей возможности стараетесь наступить на женщину. Это у вас в крови. Дай вам волю, так вы бы весь женский род превратили в единый публичный дом, и каждый бы из вас имел бы по многочисленному гарему жен. Если бы вам, конечно, это ничего не стоило.
Я с ужасом услышал эти слова и подумал: "Неужели Дина такая мужененавистница? Плохи мои дела". Она вдруг замолчала и долгое время не произносила ни слова. Пауза затягивалась, мне тоже не хотелось говорить. Дина думала о чем-то своем, у нее были грустные глаза.
Наконец, она нарушила молчание.
– Наши вечные уступки порождают у мужчин то отношение к нам, женщинам, которое мы заслуживаем. Это отношение из поколения в поколение передается детям, от отцов к сыновьям, от матерей к дочерям. Так звено цепляется за звено и тянется бесконечная цепь несправедливостей. И не видно конца всему этому.
Дина вскочила и выбежала из шалаша, как пугливая серна. Я хотел было выскочить вслед, догнать ее, но боль в ноге меня остановила.
Некоторое время я тупо смотрел на огонь догорающего костра и думал о том, что Дина останется для меня всегда недосягаемым идеалом. Мне вдруг опять показалось, что среди язычков пламени возникла фигурка принца Фогельфрая, который скривил рожицу и показал мне язык. Я тряхнул головой, чтобы не заснуть.
Вскоре появилась Дина с охапкой хвороста и сосновых веток. Она подкинула хворост в огонь и разложила ветки на снегу.
– Будем спать по очереди, – заявила она, – ночь будет холодной. Если уснем вместе, то замерзнем.
Я не возражал.
– Вы можете лечь спать, – сказала она мне, кивнув на настил из веток, – я покараулю.
Я отказался.
– Тогда вот что сделаем, – сказала Дина, – я немного вздремну, а вы последите за костром. Как только вам очень захочется спать, разбудите меня, я вас сменю. Но если даже вы не захотите спать, всё равно разбудите меня в два часа ночи, и я заступлю на свое дежурство.
Она дружески улыбнулась мне, опять превратившись в озорную девочку, легла на настил из веток и тут же заснула. Я просидел всю ночь у костра, поддерживая огонь и думая о горьких словах, высказанных Диной. Помимо любви, я проникся к ней еще уважением. О чем я только ни передумал в те ночные часы! Я поклялся себе разобраться во всей этих сложных вопросах, волновавших Дину, и с сожалением констатировал, что любовь нам, мужчинам, дана, как божье наказание за наше отношение к женщинам.
Когда забрезжил рассвет. Дина открыла глаза и сразу же накинулась на меня с упреками за то, что я не разбудил ее ночью. Утром она была совсем другой, нежной и ласковой, извинилась за свои вчерашние речи и просила меня обо всем забыть. Она призналась, что наговорила все с испугу, потому что не знала меня и боялась, как я буду вести себя ночью с ней.
Вскоре спасатели извлекли нас к всеобщей радости живыми и невредимыми на свет божий. Больше всех радовался Иван. Можно представить себе, что он пережил за эту ночь. Наш случай всем показался невероятным, еще долгое время он был на устах жителей всего города.
Глава 4. (Глава только для мужчин)
Перед моим отъездом Динин отец устроил у себя дома в мою честь вечеринку. Собралось много студентов и преподавателей университета.
Каждый раз, когда произносились витиеватые тосты, и предлагалось выпить за здоровье дам, Дина не упускала случая бросить в мою сторону озорной и чуть насмешливый взгляд. У нее не было отбоя от кавалеров, все ее приглашали на танец, но больше всех один симпатичный грузин, который буквально пожирал ее влюбленными глазами. Я выпил три стопки водки и, наконец, отважился пригласить Дину на танец. Как только она попала в мои руки, и я повел ее по комнате в легком медленном ритме танго, из меня, наконец, вылилось признание. Я наклонился к её милому ушку и прошептал:
– Я вас люблю. Будьте моей женой.
Она подняла свои очаровательные удивленные глаза и так же шепотом спросила:
– Вы это серьезно?
– Серьезнее некуда, – ответил я, задыхаясь, – я вас полюбил с того первого дня, когда увидел здесь.
– И вы делаете мне предложение после всех тех глупостей, которые я вам наговорила в ущелье?
– Да. Что бы вы ни говорили, вы во всём правы. Я приношу вам глубокие извинения за всех мужчин.
Дина опустила свои длинные ресницы и чуть слышно спросила:
– Но почему так поздно? Вы же завтра уезжаете.
– Извините. Раньше никак не мог решиться. А сейчас понял, что если я этого не сделаю, то упущу свое счастье. Так вы согласны?
– Да, – чуть слышно произнесли Динины губы.
Я чуть не закричал от радости на весь зал. Мне захотелось пуститься с ней в лезгинку или какой-нибудь восточный танец, вот жаль только, что я танцевать не умел.
– Я сейчас же переговорю с вашим отцом. А вы любите меня?
– Вы еще спрашиваете…
Я закружил её в танце. Тут же я подошёл к профессору и попросил его на пару минут удалиться куда-нибудь для конфиденциальной беседы.
Мы прошли в его тёмный кабинет, он включил настольную лампу, сел за стол и предложил мне расположиться в кресле. И я ему выложил всё, как есть. Профессор некоторое время молчал и выглядел совсем ошарашенным.
Затем он спросил:
– А что думает Дина?
– Дина согласна.
Он смущенно кашлянул в кулак, крякнул и приготовился произнести свой знаменитый монолог: