Шрифт:
Сиена, 1975
Солнце на небе превратилось в подобие раскаленного молота. Безжалостные его лучи били по крышам домов маленького тосканского городка, по его средневековым черепичным крышам, некогда розовым, но теперь точно запекшимся от жара и приобретшим темно-коричневый и пепельно-серый оттенок.
К вечеру между узкими верхними окнами с нависающими над ними водосточными желобами залегали темные тени; но там, куда достигали лучи солнца, стены из старого кирпича отсвечивали желто-розовым, а деревянные подоконники тихонько потрескивали, и краска
Как раз по одному из таких лабиринтов, совершенно заплутав в паутине проулков, шириной чуть больше ширины плеч, спешил американский турист с красным, как свекла, лицом. Хлопковая рубашка с короткими рукавами насквозь пропиталась потом, с плеча свисал светлый пиджак. За ним в босоножках на чудовищно высокой платформе едва поспевала жена. Сезон был в разгаре, а потому им не удалось поселиться в отеле в центре города. Пришлось удовольствоваться комнатой в Касоле д'Эльса. Взятая напрокат машина перегрелась, пришлось оставить ее на стоянке за городскими стенами. И вот теперь они были вынуждены спешить к своей цели от самого Порта Оливе.
И вполне естественно, что вскоре они заблудились в лабиринте улиц, возникших пятьсот лет тому назад. Бежали, спотыкаясь и оскальзываясь на раскаленных булыжниках, жар, казалось, проникал сквозь подошвы. Время от времени скотовод из Канзаса слегка склонял голову набок и прислушивался, в надежде уловить гул толпы, чтоб было ясно, в каком направлении следует двигаться дальше. В такие моменты его полная супруга догоняла его и стояла, обмахиваясь путеводителем.
— Подожди же меня! — жалобно восклицала она, снова пускаясь вдогонку за мужем между кирпичными домами, видевшими самих Медичи.
— Давай поживей, дорогая, — бросал он через плечо. — Иначе мы пропустим парад.
Он был прав. В четверти мили отсюда Пьяцца дель Кампо уже окружали плотные толпы в надежде увидеть начало парада в средневековых костюмах, где будут представлены все семнадцать гильдий Сиены, некогда правивших этим городком. Согласно традиции, десять из семнадцати представителей контраде должны были проскакать на лошадях и доставить в здание ратуши пестрое знамя, то есть Палио. Но сначала — парад.
Американец вычитал все это из путеводителя в гостинице накануне вечером.
— «Контраде, или районы Сиены, были созданы в конце двенадцатого, начале тринадцатого века», — прочитал он вслух жене.
— Это было еще до Колумба? — недоверчиво возразила она, словно до путешествия великого Христофора, устремившегося на запад в поисках забвения или вечной славы, на земле вообще ничего не существовало.
— Именно. Это было в 1192-м. За три века до Колумба. Здесь говорится, что начали они с сорока двух контраде, триста лет спустя их стало уже меньше, двадцать три. А в 1675-м — ровно семнадцать. Вот их-то мы и увидим завтра.
На площади показались первые участники пышной процессии — ярко разодетые барабанщики, музыканты и люди со штандартами, из задних рядов их не было видно, и зрители
— Прибавь шагу, дорогая! — крикнул американец жене, услышав, как взревела толпа. — Мы проделали дальний путь, чтоб увидеть все это. Вот уже показалась эта чертова башня.
И действительно, впереди, над крышами домов, виднелся шпиль башни Манджиа. И тут вдруг жена споткнулась и упала, подвернув ногу в нелепой босоножке на платформе. Вскрикнула и рухнула на булыжную мостовую. Муж обернулся, увидел и подбежал к ней.
— Что ж ты наделала, милая? — озабоченно хмурясь, он склонился над ней. Она впилась пальцами в лодыжку.
— Кажется, ногу подвернула, — сказала она и заплакала. — Все начиналось так хорошо — и вот, пожалуйста, такая неприятность.
Муж осмотрелся по сторонам, но все старинные деревянные двери были наглухо заперты. В нескольких ярдах виднелась арка в высокой стене, там, по всей видимости, начиналась новая улица. В арку врывались яркие лучи солнца, впечатление создавалось такое, словно она открывается в небо.
— Давай попробуем дойти туда, найдем местечко, где можно тебя усадить, — сказал он.
Поднял жену с мостовой, и она, хромая и опираясь о его руку, побрела к арке. Арка выходила в вымощенный плитами двор с кустами роз и — о, благословение господне! — мраморной скамьей в тени у стены. Американец подвел свою половину к прохладной скамье, на которую она и опустилась со вздохом облегчения.
В полумиле от них последние ряды демонстрантов покидали Пьяцца дель Дуомо, а головная часть колонны появилась на Пьяцца дель Кампо. Придирчивые судьи из местных внимательно следили за каждым шагом, всеми жестами и поворотами, что проделывали знаменосцы. Самый лучший из них будет награжден «масгалано» — серебряным подносом с искусной резьбой. Самая важная часть церемонии, и все это прекрасно знали. Турист наклонился и стал обследовать лодыжку жены.
— Могу я чем-то помочь? — прозвучал у него за спиной негромкий голос.
Американец обернулся. Рядом стоял незнакомец, освещенный со спины солнцем. Американец поднялся со скамьи. Незнакомец оказался высоким и стройным мужчиной со спокойным морщинистым лицом. Они были примерно одного возраста, лет за пятьдесят, и волосы мужчины посеребрила седина. В линялых хлопковых штанах и джинсовой рубахе он выглядел бродягой, хиппи, только давно уже не молодым. Английский правильный, с еле уловимым акцентом, по всей видимости — итальянским.
— Не знаю, — ответил американец, продолжая подозрительно коситься на незнакомца.
— Ваша жена упала, повредила лодыжку?
— Ага.
Незнакомец опустился на колени перед скамьей, снял с женщины босоножку и принялся медленно массировать лодыжку. Пальцы у него оказались на удивление умелыми и нежными. Канзасец молча наблюдал за его действиями, готовый в случае чего встать на защиту супруги.
— Перелома нет. Боюсь, что растяжение, — сказал мужчина.
— А вы откуда знаете? — спросил муж.