Чудо
Шрифт:
Они снова переговорили между собой, причем хирург то и дело недоуменно пожимал плечами. Потом генерал снова обратился ко мне: «Хотите остаться здесь и продолжать работу с моими коллегами? Работы, как видите, на всех хватит». И я, разумеется, согласился. Ведь у меня просто не было другого выхода. Бежать, но куда? Немецкая армия отступала так быстро, что мне ее ни за что не догнать. Если вернуться в тот двор, могут убить партизаны. К тому же я совершенно обессилел. Сказывался недостаток сна и еды. Голова закружилась, я потерял сознание и упал на пол.
Проспал я, наверное, часов двадцать, а потом, приняв ванну и подкрепившись, почувствовал, что могу вернуться
Им надо было вправлять кости и гипсовать конечности, вскрывать нарывы, повторно оперировать, в случае серьезных внутренних повреждений. Но вот что удивительно: обычно в таких случаях раны воспаляются и больные погибают от заражения крови. Здесь же ничего подобного не наблюдалось. Раны были чистые, разорванные артерии срастались сами по себе, внутренние кровоизлияния рассасывались. Французский полковник был родом из Лиона и оказался настоящим мастером своего дела; я ассистировал ему во время операций. Работа продолжалась сутки напролет, и ни один из наших пациентов не умер.
Вал войны катился на север. Мне разрешили жить с французскими офицерами. Их главнокомандующий посетил госпиталь и выразил мне личную благодарность за то, что я сделал для Франции. Пятьдесят раненых немцев поступили целиком под мою ответственность. Примерно через месяц всех нас эвакуировали в Рим. Ни один из этих немцев уже не смог бы принимать участия в боевых действиях, а потому всех их при содействии Красного Креста отпустили.
— И они поехали домой? — спросил американец.
— Да, все они отправились домой, — сказал хирург.
Медицинские службы американской армии забрали своих ребят и переправили пароходом в Штаты. Тот паренек из Остина, который в предсмертном бреду звал мать, отправился к себе, в родной Техас. Внутренности у него были на месте, желудок зашит и функционировал совершенно нормально.
После освобождения Франции французы тоже забрали своих и вернули их домой. Британцы явились за своими, а заодно захватили и меня. Генерал Александер посетил госпиталь в Риме и был наслышан о том дворе в Сиене. И сказал, что если я желаю продлить контракт, то смогу спокойно долечивать немцев в Британском военном госпитале. Я согласился. Ведь Германия терпела поражение. К осени сорок четвертого все это понимали. Потом капитуляция в мае 1945-го, и с ней в Европу пришел мир. И мне разрешили вернуться в мой родной и изрядно пострадавший от бомбежек Гамбург.
— Тогда что вы делаете здесь тридцать лет спустя? — спросил американский турист.
С Пьяцца дель Кампо донеслись громкие крики. Одна из лошадей упала, сломала ногу, жокей потерял сознание и выбыл из соревнований. Но скачки продолжались. Песок разметало в разные стороны, под копытами лошадей обнажилась булыжная мостовая, лошадям в таких условиях было трудно удержаться на ногах, и представление приобретало все более опасный характер.
Рассказчик слегка пожал плечами. И огляделся.
— То, что происходило здесь, в этом дворе, на протяжении трех дней, лично я склонен считать чудом. Но сам я был тут ни при чем. Я был молодым неопытным хирургом, старался, как мог, но от меня мало что зависело. Все дело в девушке.
— Не последний Палио в нашей жизни, — заметил турист. — Расскажите об этой девушке.
— Что ж, хорошо. В Германию я попал осенью 1945-го. Гамбург находился под британской оккупацией.
С женой мы прожили пятнадцать лет, но в 1965-м наш брак распался. Дети были тогда еще подростками, они страшно переживали, но все понимали. Я был богат и свободен. И вот в 1968 году решил вернуться сюда и найти ее. Просто для того, чтобы поблагодарить.
— И вы ее нашли?
— В каком-то смысле да… Прошло двадцать четыре года. По моим подсчетам, ей должно было быть уже под пятьдесят, как и мне. Она могла остаться монахиней или же, если по какой-то причине покинула монастырь, превратиться в пожилую замужнюю женщину с детьми. И вот летом 1968 года я приехал в Сиену, поселился в отеле «Вилла Патризиа» и принялся за поиски.
Первым делом обошел все монастыри. Их оказалось три, каждый принадлежал отдельному религиозному ордену. Я нанял переводчика и обошел все три. Говорил с настоятельницами. Два монастыря были здесь во время войны, третий появился позже. Но все настоятельницы лишь качали головами, когда я описывал им монахиню, которую ищу. Вызывали сестер постарше, но и они ничего не знали и не слышали об этой женщине. Особенно тщательно описывал я одежду, которая тогда была на ней: бледно-серое одеяние с вышитым на груди более темными нитками символом. Никто не знал, что означает этот сломанный крест. Ни в одном из монастырей никогда не носили бледно-серых одеяний. Тогда я решил расширить круг поиска; возможно, она пришла из монастыря, находившегося вне стен города. Допустим, решила навестить родственников, оставшихся в оккупированной немцами Сиене в 1944 году. Я разъезжал по всей Тоскане, заглядывал в каждый монастырь. Безуспешно. Мой переводчик уже начал терять терпение, а я продолжал выяснять, какие монашеские ордена существовали здесь прежде. Выяснилось, что в нескольких из них послушницы носили бледно-серые одеяния, но креста со сломанной перекладиной на них никто не видел.
Недель через шесть я понял, что дело это безнадежное. Никто никогда не слышал о моей девушке, и уж тем более — не видел ее. Она приходила в этот двор три ночи подряд двадцать четыре года тому назад. Она вытирала лица умирающих солдат, утешала и успокаивала их. Она прикасалась к их ранам, и все они выжили, все до одного. Возможно, она была наделена редчайшим даром излечивать человека одним прикосновением. А потом исчезла столь же таинственно, как появилась, и никогда уже не появится больше. Я от души желал ей добра и счастья, кем бы там она ни была, но знал, чувствовал, что мне ее никогда не найти.
— Но вы же сказали, что нашли, — заметил американец.
— Я сказал «в каком-то смысле», — поправил его хирург. — Я уже собирался уезжать, но вдруг решил последний раз попытать счастья. В городе выходили две газеты: «Курьер ди Сиена» и «Ла Газетта ди Сиена». В каждой из них я напечатал объявление на четверть странички. Прилагался даже рисунок. Я изобразил крест, что был на ее одеянии, внизу прилагался текст с описанием девушки. В нем также предлагалось вознаграждение за любую информацию относительно этого странного рисунка. Газеты вышли в то утро, когда я уже собирался уезжать.