Чудодей
Шрифт:
— Я знал, что они подойдут, я знал! — И чернявый подмастерье ласково погладил Станислауса по голым икрам.
К исходу четвертой недели хозяин заявил, что теперь Станислаус будет работать всего за семь с половиной марок:
— Во-первых, ты начинающий, во-вторых, питание, в-третьих, квартира, в-четвертых, белье — нынче все дорожает. — Золотая улыбка.
Станислаус подумал о своем зяте. Рейнгольд на его месте уже объявил бы забастовку. Но Станислаус хотел еще немного побыть здесь, дождаться письма и двинуться дальше, к Марлен, а вы думали, к
Он сдержался. Чернявый подмастерье был мил с ним, точно брат. Они вместе ели, не выходя из пекарни. Еду им приносила девушка. Они вычистили несколько квашней, Станислаус смотрел на тощих кур в темном дворе пекарни и то и дело бросал им хлебные крошки в приоткрытое окно. Гвидо совершал чудеса благотворительности. Вот, например, кусок колбасы с его тарелки вдруг очутился на тарелке Станислауса. Глаза Гвидо сияли. Он погладил Станислауса теплой рукой:
— Да ты ешь, а то, я смотрю, у тебя ляжки уж очень тощие.
Гвидо и Станислаус гуляли по улицам и рассуждали о Боге. Это Станислаус завел речь о Всевышнем.
— Ты долго здесь пробудешь? — спросил Гвидо.
— Как Богу будет угодно.
Гвидо улыбнулся, тонко и выжидательно:
— А если Богу будет угодно, чтобы ты здесь остался?
— Значит, нужно покориться Ему, все будет так, как Он хочет.
В улыбке Гвидо появился оттенок лукавства.
— Может, ты и прав. Он лучше знает, что Ему от нас надо. — Глаза Гвидо сверкнули. — Он хочет, чтобы мы любили людей, да, конечно. За любовь надо идти хоть в тюрьму.
Станислаус прибавил шагу. Нежная ласковость друга была ему неприятна. Он стряхнул с себя руку Гвидо.
— А по-моему, нельзя любить всех людей, — сказал он. — Я, например, никогда в жизни не смог бы любить одного студента с тросточкой.
Станислаус сидел в своей каморке и писал письмо. К Марлен, разумеется, или вы подумали — к Софи, которую он когда-то загипнотизировал? Разорванные странички валялись на полу. В балках перекрытия тикали древоточцы. Легкий ветерок дул в чердачное окошко. Перо у Станислауса царапало бумагу, и сам он стонал над каждой фразой. В одном месте письма он сравнивал себя с сутулым студентом — новым возлюбленным Марлен. Присвистнув сквозь зубы, он поднял голову и уставился в стену. Разве был он так же обучен всяким штучкам, как эта обезьяна с тросточкой! Он брал у Марлен какие-то книги, читал их, но ведь есть еще масса книг, которые надо прочесть; целые магазины битком набиты ими. В его нынешнем положении, с прикопленными тридцатью марками, он, наверное, может купить себе хоть пачку книг и все их перечитать.
Гвидо вел себя очень мило. Теперь он купил ему пеструю рубашку. Он буквально атаковал Станислауса! Атака, исполненная человеколюбия! Он стащил со Станислауса пропотелую, старую рубашку. Ощупал его шею, огладил его бока и, дрожа, пробормотал:
— Она подойдет! Она подойдет!
Он натянул на Станислауса новую рубашку, заправил ее в брюки, и глаза его расширились от восхищения.
— Я должен тебя поцеловать!
И он поцеловал Станислауса в щеку. Для Станислауса этот поцелуй был равносилен укусу. Гвидо упал на колени, молитвенно сложил руки и возвел глаза к облупившемуся потолку пекарни:
— Господи, отец мой, избавь меня от этой необузданной любви! Испытай меня, но не дай мне оступиться, не дай мне пасть!
Станислаус смотрел на борющегося с собою Гвидо, на это балованное дитя Господа.
Гвидо вскочил, сорвал с головы колпак и вскричал, весь дрожа:
— Он не слышит меня! Я не чувствую его! — Тут он сорвал с себя еще и куртку. Его волосатая грудь вздымалась и опускалась, точно кузнечные мехи, он бросился к двери, раскинул руки и, вращая глазами, простонал: — Я люблю! — Потом ринулся на двор и облил себе грудь водой из колонки.
Станислаус вспомнил, что надо поставить кислое тесто. Ему хотелось поскорее сбросить с себя рубашку Гвидо.
28
Станислаус в последний раз пишет бледной святой. Он изучает любовь, но жизнь смеется над его книжной премудростью.
Книготорговец оглядел замешкавшегося покупателя:
— Сколько?
— Мне книг на двадцать пять марок.
— А что вы имеете в виду? Какие это должны быть книги?
— Ученые.
— По естественным наукам?
— По всем — на двадцать пять марок.
— Есть ли у вас предварительная подготовка в какой-то определенной области?
— Пять марок я отложил на почтовые расходы и все такое, а то бы я купил книг на все тридцать марок.
Продавец поправил свое пенсне.
— Вероятно, вы хотите ознакомиться с основами некоторых наук?
— Я уже читал книги про ангелов и про силу зла и побывал в небесных покоях.
— Вот как! А земля? Сейчас вы, вероятно, хотите оглядеться на земле?
— Хочу, — сказал Станислаус. — А есть у вас книги о гипнозе для уже преуспевших в этом деле?
Продавец подавил промельк улыбки. Сунул руку под прилавок.
— У меня тут есть отличная книга — введение в искусство любви, книга для самостоятельных занятий, и обойдется она вам всего в двенадцать с половиной марок. Она немного запачкалась, лежала в витрине.
— Моя книжная полка должна заполниться. Я хочу, чтобы у меня выглядело все по-ученому.
— Ну разумеется. А на оставшиеся двенадцать пятьдесят вы приобретете более дешевые книги. Может, какие-нибудь романы о современной любви?
Любовь? В этой отрасли знаний Станислаус еще не очень продвинулся. Продавец теперь смеялся не скрываясь.
— Вот! «Искусство счастливой любви», автор — американский специалист, профессор. В настоящий момент эта книга — лучшее, что есть в этом направлении науки.
— Да, пожалуйста, — сказал Станислаус и даже слегка поклонился этой книге. С пестрой обложки ему улыбалась любовная парочка.
С пакетом книг Станислаус прошел через кухню. Хозяин заточенной спичкой ковырял в своих золотых зубах.