Чудовище всегда остается чудовищем
Шрифт:
Ведьмак шел по окраине прибрежной полосы, но не спускался на дощетчатый причал.
За спиной послышался шум возни и отчаянный мышиный писк, резко оборвавшийся, Сарет порадовался за кота. По крайней мере одному коту сегодня повезло на охоте.
Корабли, надежно пришвартованные неспокойно покачивались на волнах, команд не было видно, трапы подняты. Паруса спущены, спрятаны мешковиной от дождя и ветра, флаги опустили еще вечером. Все укрылись от дождя в жилых палубах. Вдалеке горел огонь маяка, одинокого помощника морским путешественникам, даже в такую ночь он не спал, а бдел. В акватории залива, не далеко от причалов, стояли заякоренные судна, которые не успели до ночи войти в порт. По водам от греха подальше не сновали лодки портового контроля. Городовых он не видел и на берегу. Люди Бойда ждали рассвета в другой части Амбрехта, готовые по первой команде рвануть в порт.
Внезапно, Сарет поймал себя на мысли, что интуитивно ищет «Морского льва». Капитан Хагторп сказал, что пробудет в Амбрехте четыре дня, прошло два, значит шхуна должна быть в порту. Действительно, пройдя чуть подальше, он увидел корабль на причале. Сарет остановился напротив него, силясь рассмотреть кого-нибудь на палубе. Скрипели снасти, волны бились об корпус, ливень пытался пробиться в каюты к команде.
На палубе появился матрос с фонарем, напоминающем пивную кружку, в руках, укрывавшийся широким плащом. Должно быть вахтенный вышел, чтобы проверить, как закреплены веревки к палам. В такую непогоду, если халатно отнестись к безопасности, можно на утро оказаться где-нибудь в центре залива, и очень повезет, если не столкнется с каким-нибудь другим кораблем. Матрос прошел вдоль фальшборта, прикрываясь плащом и освещая себе путь фонарем, когда заметил замершую на берегу одинокую фигуру. Он приподнял фонарь повыше, чтобы рассмотреть незнакомца, похожего на призрака, но сильный порыв ветра всколыхнул плащ, сорвав капюшон с головы, и в лицо матроса ударили холодные капли дождя. Тот смачно выругался, чуть не выронив фонарь, вновь одел капюшон, но когда взглянул на причал, то ведьмака на нем уже не было. Матрос испуганно осенил себя знаком Вечного Огня, прочитал молитву и принялся дальше проверять швартовку. В этот раз он старался сделать все побыстрее, чтобы как можно скорее оказаться поближе к очагу и своим товарищам.
За свою жизнь Сарет не один раз бывал в портах родного Континента, к тому же карта, что дал ему Бойд оказалась подробной, поэтому он не переживал, что может заблудиться. Все они были похожи друг на друга. Он припомнил, как охотился на лемуров в порту Боклера, которые завелись из-за слишком науколюбивого алхимика. Тот перевозил трупы кораблем себе в лабораторию, чтобы проводить опыты. То ли те оказались погребены не подобающим образом и звезды легли не правильно, то ли еще проклятие какое свершилось, но однажды обнаружили тело со следами ладоней с длинными пальцами на горле. Стража обвинила какого-то мертвецки пьяного нильфгаардского матроса, которого нашли спящим неподалеку от трупа, но свидетили рассказывали об ужасной нескладной тощей фигуре с красными глазами, которая появлялась из ниоткуда и исчезала в никуда. Затем появилась новая жертва, а фигур стало две. Вскоре их количество увеличелось до пятнадцати, пока командир гвардии княжества Туссент, которому тамошняя правительница поручила расследовать это дело, сообразил, что следует нанять ведьмака. Сарету повезло тогда с Контрактом, потому, что в то время в городе гостил еще один ведьмак, но последний внезапно уехал и у командира гвардейцев не было другого выхода, как нанять Кота. Сарет сразу догадался в чем дело, уже не раз упокаивал лемуров, даже не пришлось долго блуждать, как сейчас по порту, а ведь дело шло зимой. Все убийства были совершены возле причала, и ведьмак предположил, что первоначальный злобный дух зародился на одном из кораблей. Он наткнулся на их когорту и, стуча молотком в медный щит, погнал духов прочь, при этом спас какого-то забулдыгу. Те привели его к кораблю, нанятому алхимиком, там Сарет обнаружел “подопытных” ученого, семь трупов, и не, разбираясь, набил всем рты черными бобами и сжег судно до тла. Сарета конечно поблагодарили, заплатили аж семьсот флоренов и очень убедительно попросили, как можно быстрее убраться из Боклера.
Углубляясь в вонючие закоулки порта, в какой-то момент он понял, что преодолел невидимую черту, отделяющую жилую часть от доков. Здесь уже не встречались праздно шатавшиеся амбрехтцы, пытающиеся скрыться в тенях домов подозрительные личности с блестящими стилетами и размалёванные девицы с грязными и воняющими мокрой псиной волосами, зазывающие расслабиться после трудного дня. Были только бедняки с гнилыми зубами и перекошенными в дерганных гримасах рожами, которым некуда было податься. Одни пытались укрыться больше от ночи, чем от дождя в самодельных жилищах, построенных из лодок с проеденными короедами днищами, или в сколоченных из останков ящиков и прочего мусора конурах. Сарет словно вернулся в порт Цинтры его родины, когда вспыхнула кровавая лихорадка Красной Смерти. Только вместо бедняков в темных углах лежали трупы…Кучи трупов…Цинтра очень долго не могла потом оправиться от этой болезни, унесшей жизни почти всего города.
Портовая чернь провожала его горящими глазами с такими красными белками, что радужка и зрачки терялись в них, должны быть об этом говорила Рита, когда упоминала наркотик «Кровь Синекудрого Бэйнора». Ни один из них не рискнул вылезти из нор, чтобы перейти дорогу ведьмаку. Будь другое время, не нынешнее, стычек бы не миновать, но сейчас даже дождь не мог смыть смрад страха, витавший в доках. Им был наполнен каждый уголок этой части порта. Каждый склад или кладовая, краны с лебедками для разгрузки товаров, обычные деревянные столбики, разбитые бочки, глиняные черепки, хрустящие под крепкой подошвой его сапог, и даже корабли на наклонных стапелях, закреплённые канатами к мертвым якорям.
Страхом перед тварью, охотящейся в порту.
Сарет остановился перед вытянутой на берег каравеллой, задумчиво изучая пробитый чем-то огромным корпус. Возможно нарвалась на подводную скалу, хотя залив Акулья Пасть, наоборот, в этом плане считался чист. Корабль только начали латать, рядом лежали, укрытые холстиной штабели свежих дубовых досок. Опознавательные знаки в виде флагов или в виде щитов на корме были сняты, но по характерной носовой надстройки мог предложить, что это каравелла из Вызимы, королевства его Родины, хотя и не бился об заклад.
Убийца чудовищ спрятал руку под плащом и достал краюху ржаного хлеба, прихваченную в трактире, принялся его жевать, внимательней рассматривая следы повреждений. При пристальном рассмотрении, версия с подводной скалой отпала напрочь. Края пробоины на корпусе имели треугольные формы, словно кто-то клювом отрывал доски, пытаясь добраться до содержимого корабля. Рядом были вмятины трехпалых лап, широких, как колонны Храма Мелитэли в Элландере. Часть фальшборта и кормовой площадки над пробоиной разворотили, будто били гигантским молотом. По началу Сарет предположил, что это драконопаха похозяйничала, но этот гибрид гигантской черепахи и драконида обитал в основном в болотах и руслах рек. Вряд ли она выбралась в открытое море…Хотя это был совсем другой мир, здесь все могло пойти абсолютно иным путем.
За небольшим зданием, расположенным рядом с каравеллой, послышалась возня и разговор, состоящий в основном из ругани, несколько тяжелых ударов. На мгновение глаза ведьмака радостно блеснули, но потом он сообразил, что Потрошитель вряд ли б говорил по человечески, хотя он мог и не принять облик чудовища и пытался заманить его в ловушку. В том что проклятый умен, он понял еще в первую их встречу. Сарет протолкнул в внезапно пересохшее горло кусок хлеба, остатки краюхи спрятал за пазуху, этой же рукой расстегнул пряжку на ремне ножен, и осторожно двинулся на звук.
Сарет осторожно крался вдоль стены, правой рукой касаясь эфеса меча над плечом и готовый скинуть плащ левой, чтоб не мешал. И без того четырехкратно замедленное сердцебиение почти остановилось, если там действительно был Потрошитель, то он его не услышит. Заглянул в небольшое квадратное окно, проделанное в стене халупы. Внутри помещения было темно и безлюдно. Судя по стамескам, топорам, рубанкам и молоткам, лежавшим на столах в беспорядке и древесной стружке, домик оказался портовой плотницкой.
— Чего ты там лепечешь, Серлас? — услышал он рыкающий голос, — Говори громче! И не думай позвать стражу. Они сегодня обходят порт стороной.
Ведьмак замер, услышав знакомое имя, и расслабился.
— Я не хотел тебя оскорбить, Терло, — голос действительно принадлежал тому самому тальману, — Но Дафф сказал, что мой долг в «Амбрехтской монете» прощен. Раблэ Белфойер должен знать.
Ему не дали договорить, сильным тычком кулака в живот выбив остатки воздуха. Серлас закашлялся, сквозь хрип слышался стон.