Чудовище
Шрифт:
Тем временем Джон Белл продолжал осаду. Стоило вам только открыть дверь каюты — и он тут как тут. Ваш муж благодаря великолепно развитому обонянию быстро обнаружил, что американец крутится возле вас — ведь его запах постоянно примешивался к вашему, — и вы в ужасе ожидали взрыва, который должен был прогреметь с минуты на минуту. Отчаяние толкнуло вас на решительную встречу с бывшим любовником.
Ваш муж, мадам, по своему обыкновению отдыхает на койке после обеда. Вы выходите на палубу подышать свежим воздухом. Быть может, вы положили в сумочку револьвер, который, как признались мне, всегда носите при себе в целях самозащиты. Направляетесь в каюту Джона Белла. План ваш прост: постучите в дверь — он с радостью откроет, попытаетесь убедить его в грозящей вам обоим опасности,
Увы, события развивались отнюдь не по вашему сценарию. Дверь в каюту Джона Белла была приоткрыта. Недоумевая, вы осторожно толкнули ее и окаменели при виде кошмарного зрелища: ваш любовник был распростерт на своей койке с перерезанным горлом. Объятая ужасом, вы, конечно, не обратили внимания на лежавший на столике у изголовья зеленый шелковый шарфик, как две капли воды похожий на ваш, который так любил гладить пальцами ваш муж… В безумном страхе вы кинулись прочь.
Прохладный воздух океана постепенно привел ваши мысли в порядок. Вы начали осознавать, что убийца вашего любовника опередил вас на считанные минуты, быть может на мгновение. Джона Белла, без сомнения, убили только что. Но кто? Неужели Жак? Но нет, это невозможно: оставив спящего мужа, вы направились кратчайшим путем прямо в каюту Джона Белла. Жак просто физически не мог опередить вас.
Кто же в таком случае зарезал американца? Впрочем, какая разница? Главное, что некто оказал вам неоценимую услугу, избавив от опостылевшего любовника, который неотступно преследовал вас своими ухаживаниями и угрозами… Успокоившись, вы вернулись в свою каюту. Но там подстерегал еще один сюрприз: в ней никого не было! Куда делся Жак? Почему он покинул каюту один, без вас, — ведь со времени отплытия из Нью-Йорка этого ни разу не случалось?
Минут двадцать спустя ваша озабоченность переросла в тревогу: что может делать Жак так долго? Где он? После напрасных поисков вы возвратились в каюту в надежде, что Жак уже вернулся. Но его там не было. Отчаявшись, вы начали опасаться самого худшего: не произошло ли несчастье? Вдруг Жак упал за борт? В сильном волнении вы побежали к судовому комиссару. Остальное нам известно.
В ходе расследования вы были вынуждены умолчать о происшедшем: рассказать о своем ужасном открытии означало бы признаться, что вы были в каюте американца! На вас могли пасть подозрения: быть может, вам это было безразлично, но вы не без основания опасались, как бы ваше признание о посещении Джона не открыло глаза Жаку на связь с американцем. А уж этого вы старались избежать любой ценой! Наконец, вы были сбиты с толку подробностями, сообщенными теми, кто начал расследование, а более того — странным заявлением Жака. Вы не могли понять смысла его слов: «Не тревожься! Я отвечу за все… Ты правильно сделала, что убила его… Я люблю тебя».
Если позволите, господа присяжные, мы вновь мысленно возвратимся к преступлению — на этот раз к той минуте, когда Соланж Вотье закрыла за собой дверь каюты, оставив мужа спящим на койке.
В тот день ее муж не спал. Он на приличном расстоянии, чтобы не привлечь внимания, последовал за ней, догадываясь, что она отправилась к американцу. Каким же образом он, слепой, пробирался за ней сквозь лабиринт лестниц и коридоров огромного корабля? Благодаря обонянию — чувству, обостренному у него до предела. Его жена пользовалась одними и теми же духами, запах которых он любил, — как и все слепые, он обожает духи. Для него было детской забавой идти «по запаху» по бесчисленным коридорам.
Впечатляющее, должно быть, зрелище: слепоглухонемой ощупью бредет по коридорам, взбирается и спускается по лестницам, а ноздри его раздуваются, безошибочно улавливая ведущий его запах! Дрожь пробирает, когда подумаешь, какие чувства обуревали Вотье во время его перехода по кораблю! Мысль
Добравшись до каюты Джона Белла, он в нерешительности остановился: как ни странно, запах духов отчетливо вел и в каюту, и дальше по коридору. Это сбило его с толку. Какой след вернее? Войти в каюту или продолжать путь по коридору? Наконец он толкнул приоткрытую дверь…
Проследуем теперь за ним в каюту. Два запаха, смешиваясь столь интимно, неопровержимо доказывали виновность обоих. Они тут… Они не уйдут от него. Уверенный в своей геркулесовой силе, Вотье даже не помышляет о том, чтобы использовать какое-либо орудие для убийства. Он задушит презренных!
Я настаиваю, господа присяжные, что следствие допустило серьезную психологическую ошибку при восстановлении картины преступления. Если бы убийство совершил Вотье, он проделал бы это отнюдь не ножом для разрезания бумаги, а собственными руками, могучими и ловкими! При проведении следственного эксперимента инспектор Мервель и его сотрудники должны были насторожиться: жест, воспроизведенный слепоглухонемым с точностью профессионального убийцы, оказался слишком совершенен. Удар явно был отработан, заранее отрепетирован за те полчаса, в течение которых Вотье оставался наедине с мертвецом. Вотье прекрасно знал, что дальнейшее будет в большой степени зависеть от того, насколько точно он «воспроизведет» смертельный удар. Нужно было внушить следователю уверенность в том, что он, Вотье, способен без труда воспользоваться ножом и, несмотря на слепоту, с первой же попытки нанести точный удар!
Вот когда следствие пошло по ложному пути… Однако вернемся к тому моменту, когда слепоглухонемой медленно входит в каюту, угрожающе раскинув руки в стороны… Вначале он натыкается на койку, теряет равновесие… рефлекторно выброшенными вперед руками упирается в распростертое тело, узнает его ненавистный запах, к которому, однако, примешивается, кроме витающего в каюте аромата духов Соланж, другой, куда более терпкий, — запах крови.
Вотье отшатывается, затем вновь протягивает руки к лежащему американцу… Его пальцы ощупывают грудь и медленно продвигаются вверх, к голове. На горле они замирают, окунувшись в теплую, вязкую жидкость — кровь! Пальцы ощупывают края зияющей раны на горле… Сомнений нет: это сделано ножом. Пальцы спускаются на грудь лежащего и замирают на сердце, словно прислушиваясь. Осязание не может обмануть: сердце не бьется. Американец мертв!… Пальцы принимаются лихорадочно обшаривать койку возле трупа в поисках орудия убийства. И вот рука наталкивается на него. Вотье сразу же узнает нож для бумаги — таким он в собственной каюте разрезал листы в книгах, которые Соланж собиралась ему прочесть.
Но пальцы не успокаиваются: Вотье продолжает обшаривать все вокруг в надежде найти что-нибудь, что может послужить объяснением случившемуся. И обнаруживает на ночном столике нечто такое, от чего вмиг холодеет. Всего лишь шелковый шарфик, но он хорошо знаком его пальцам и пропитан запахом духов Соланж… Прямоугольник из шелка, который Вотье привык называть «зеленым шарфом», принадлежит его жене!
И его осеняет… Да, теперь все становится на свои места. Под каким-нибудь благовидным предлогом американцу удалось заманить Соланж в свою каюту, но когда он обнаружил свои истинные намерения, она стала сопротивляться… и, не желая уступать негодяю, нанесла ему удар первым, что попалось под руку: ножом для разрезания бумаги, который, наверное, лежал на ночном столике…