Чукчи. Том I
Шрифт:
Возможно, что эти пешие чукчи, пришедшие к морскому берегу из глубины страны, были подобны сухопутным эскимосам восточной полярной Америки, о которой было сказано выше.
Другие рассказы о битвах чукоч с эскимосами относятся к значительно более позднему времени. Они переполнены подробностями хозяйственно-социальной жизни. Герои имеют имена, торговые экспедиции перемежаются пиратскими походами, чукчи и эскимосы имеют различные степени социального расслоения.
Главная часть этих исторических рассказов относится, как было указано, к войнам с коряками. Обе народности изображены оленеводческими. Но коряки имеют большие стада, а чукчи ведут смешанное хозяйство: наполовину — оленное, наполовину — морское зверобойное.
Часть этих рассказов, очевидно, имеет реальную основу. В половине XVIII века, после поражения Павлуцкого, когда русские казаки и солдаты отступили на тысячу верст, чукчи действительно сделали ряд нападений на коряков и оленных чуванцев, бывших союзниками и данниками русских завоевателей. В результате этих нападений чукчи отогнали в течение четверти века несколько десятков тысяч оленей.
На нижнем течении реки Опуки, близко к чукотско-коряцкой границе, обитает коряцкая группа, которая говорит особым диалектом оленных коряков, но оленей не имеет, существует рыболовством. По их преданиям, их оленьи стада отогнаны чукчами пять поколений назад, тотчас же после отступления русских из Анадырского края.
Таким образом в конце XVIII века экономическое положение оленных чукоч во многих отношениях изменилось. Их оленьи стада в общем, возможно, удвоились.
С другой стороны, возобновились сношения с русскими, на этот раз торговые: были устроены русско-чукотские ярмарки, и оленные чукчи получили чай и табак, ножи и топоры, даже ружья и огнестрельные припасы. Эти продукты перепродавались на восток и доходили до Америки. Это создало для чукотской верхушки двойной источник обогащения.
Именно с этого времени начинается выделение оленеводческой верхушки, владетелей многочисленных стад, составляющих в общем три четверти всего оленьего поголовья. Они сосредоточили в своих хозяйствах несколько сот пастухов безоленных или малооленных, в общем по пяти пастухов на каждое стадо, не считая зависимых родственников. Все эти зависимые люди составили категорию так называемых соседей по стойбищу (nьm-tumgьt). Раньше соседи по стойбищу были вполне полноправны и составляли вместе один оленеводческий коллектив. Основной хозяин этого коллектива, так называемый "переднедомный владелец" мало превосходил своих соседей по числу оленей. Такие коллективы полноправных соседей по стойбищу существуют и теперь, но на богатых стойбищах бедные, малооленные соседи стали зависимыми.
Чукотский фольклор более позднего времени, обильный бытовыми рассказами, отражает элементы такого укрупнения стад, привлекающих пастухов из соседних околотков и даже с морского прибрежья. Описываются юноши, уходящие во множестве с морского прибрежья в глубь страны искать счастья среди оленеводов. Есть между ними люди довольно пожилые, изгнанники, бегущие от мести врагов или от злого нападения духов. Они поступают в пастухи к богатым оленеводам, на их работу есть постоянный спрос, превышающих предложение. Хозяин нередко идет на материальные жертвы, чтобы удержать при себе подходящего пастуха. Самые удачливые из этих пришельцев поступают в приемные зятья в такие семьи, где преобладают девушки, и через несколько лет становятся, в свою очередь, хозяевами стада.
Впрочем, и другие пастухи при чужом стаде могут в благоприятные годы постепенно накопить несколько десятков важенок и так понемногу выйти на путь самостоятельного хозяйства.
Рассказы из фольклорных источников имеют, как указано, характер вообще оптимистический. Вместе с тем по всем оленеводным околоткам разбросаны семьи, которые явственно помнят о своем приморском
Эти любопытные рассказы таким образом определенно приукрашают процесс социального расслоения среди оленных чукоч. Они говорят только об удачниках, о бедных искателях счастья, которые вышли в богатые хозяева, оставляя совсем в тени или забвении те многочисленные слои, которые не имели удачи и до сего времени остались в пастухах при чужом стаде.
Рядом с этим я записал несколько рассказов в виде автобиографий самих пастухов. Эти рассказы, напротив того, отличаются повышенным классовым настроением. В противность фольклорным рассказам они описывают богатых оленных хозяев жадными, жестокими и злыми, — эти рассказы менее всего являются радужными.
Любопытно указать, что самые последние по времени рассказы, относящиеся к войнам с русскими, тоже подмечают классовое расслоение, но не в собственной среде, а у русских завоевателей. Конечно, к чужестранным завоевателям было легче подойти с классовым осуждением, чем к своим собственным силачам и богачам, и можно привести поразительное место из чукотского рассказа о гибели Павлуцкого: "Двух бедняков, всем обижаемых, которых не досыта кормили, наши не тронули и оставили в живых. Дали им сильные упряжки и жирный дорожный запас и сказали: "Поезжайте к своим и скажите, что вы видели [о гибели Павлуцкого], затем чтоб прекратилось злое убивание людей".
Чукотский рассказчик подметил классовое расслоение в русском завоевательном отряде. Надо указать, что в среде этих отрядов, особенно у Павлуцкого, были большие несогласия. Коряки с чуванцами, которые везли военные обозы на собственных оленях и собаках, были готовы при первом удобном случае оставить своих господ и бежать в сторону, захватив и запасы. Местные казаки, осевшие на устьях реки Колымы, тоже неохотно отправились в поход и, по русскому преданию, даже изменили Павлуцкому, бросили его на произвол судьбы и ушли домой.
Укрупнение оленеводства у чукоч привело крупные хозяйства и целые околотки к выдвижению оленеводства как специальной формы хозяйства, с оттеснением на задний план всех остальных форм хозяйства, обычно являющихся составною частью хозяйственного комплекса, типичного для севера.
В наиболее богатых оленных околотках, например, на вершине рек Омолона и Олоя, Анадыря и Члуна, богатые оленеводы и их пастухи или зависимые соседи не имеют ни досуга, ни возможности заниматься чем-либо другим, кроме ухода за стадом. Многотысячные оленьи стада привлекают все их внимание и полностью занимают все их рабочее время. Они не могут выйти летом на берег реки для рыболовства или на берег моря для охоты за тюленями. Тем более они не могут делать далеких охотничьих экспедиций за дикими оленями или горными баранами, как это делают тунгусы с ламутами. Они не имеют возможности также расставить по тундре песцовый пастник на многие десятки верст налево и направо. Самое большее, что им доступно, это — расставлять зимою железные капканы на тундренных участках, поблизости от пастбища.
Чукотское присловие говорит: "Стадо — как аркан: на одном конце привязаны олени, на другом конце — хозяин".
Впрочем, эти многооленные специализированные хозяева собирают в обилии наилучшую пушную валюту, необходимую им для торговли с факториями. В первую очередь они скупают песцов, также красных лисиц, горностаев и белок, собирая ее от беднейших соплеменников, а также от других соседних народностей: ламутов, тунгусов, юкагиров и даже русских. В обмен за пушнину они отдают продукты того же оленного хозяйства: пыжиковые шкуры, необходимые для выделки одежды, а также готовую одежду и обувь, оленье мяса и сало, битые оленьи туши и даже живых оленей.