Чукчи. Том I
Шрифт:
При всей своей косности богатые оленеводы, живущие в самой глухой тундре, являются удачливыми скупщиками, получающими огромный барыш от этих торговых операций.
Торговля между оленными и приморскими чукчами, очевидно, развилась гораздо раньше появления русских, однако и здесь нельзя говорить о слишком большой древности. Эпоха более ранних чукотско-эскимосских войн, конечно, не могла способствовать развитию торговых отношений между приморскими зверобоями и тундренными оленеводами. Возможно, что чукчи в то время не были настоящими морскими звероловами. Только в порядке оттеснения азиатских эскимосов по прибрежью обоих океанов с запада на восток и с юга на север чукчи, заместившие азиатских
Развитие такого обмена привело даже к возникновению особого рода торговцев, так называемых "поворотчиков", которые всю жизнь странствовали между морским берегом и внутренней оленной тундрой, совершая экспедиции туда и обратно и каждый раз возвращаясь к исходному пункту. Исходным пунктом было морское прибрежье. Поворотчики были приморского происхождения, они привозили к оленеводам приморские товары: ворвань, широкие связки ремней, нарезанных из моржовой кожи и лахтачной шкуры, совершенно необходимые в тундренном хозяйстве, — далее, особо шкуры тюленя-лахтака, дававшие лучший подошвенный материал для летней и осенней обуви. Поворотчики выменивали эти товары на мягкие пыжиковые шкурки, которые служили и служат до сих пор незаменимым материалом для зимней одежды всех племен, обитающих на севере.
Поворотчики вначале ездили на собаках. Собачья упряжка более годится для легковой езды, а для перевозки грузов пригодна сравнительно мало. Кроме того, возникает вопрос о собачьем корме для всех этих бесчисленных собак. Корм приходится частично привозить с собою с места, а частично убивать постоянно оленей, изо дня в день выменивая их у оленеводов.
Таким образом перевозка грузов на собаках съедает на корню значительную часть полученных продуктов, переводя большую часть возможного дохода в издержки производства.
В связи с этим поворотчики рано перешли от собак к оленям. Они приняли все внешние формы оленеводства, однако оленеводами в сущности не стали. Они покупали оленей преимущественно упряжных, но свободных, незанятых оленей у них было довольно мало. Они кочевали на оленях от морского берега в глубь тундры довольно медленно, но совершенно неуклонно, свободных оленей убивали на пищу и каждый раз прикупали новый потребительный фонд.
Появление русских товаров дало толчок к дальнейшему развитию торговли морских поворотчиков. Правда, русские товары явились с запада, с оленной стороны, но оленеводы торговцами не стали. Торговля с русскими перешла вскорости в руки морских поворотчиков. Они, как указано, обзавелись оленями и вели свое кочевье от самого мыса Дежнева до Анюйских и Колымских ярмарок. Русские товары они покупали драгоценной пушниной, которую собирали на тундре и на собственных прибрежьях и даже привозили из Америки. По дороге на русские реки, туда и обратно, они вели торговлю с оленеводами на прежних основаниях обмена приморских продуктов на оленные. Мало того, часть своих торговых операций они перенесли в Америку, куда с давнего времени ездили на байдарах через море, выменивая русские товары и лоснящиеся пыжиковые шкуры на лисиц, бобров и куниц, которых добывали эскимосы на Аляске и на реке Макензи. Таким торговые поездки, как было указано выше, перемежались с пиратством. У нас есть указания, что ранее прихода русских целые флотилии кожаных байдар выезжали из поселка Уэлен на мысе Дежнева и стариннейших чукотских поселков L~uren и Janraaj, также из эскимосских поселков на мысах Дежнева и Чаплина.
Эти походы в иных местах выдвигали вперед свое пиратское лицо. В других местах, где неожиданные гости из-за моря не могли бы иметь перевеса, они занимались торговлей не менее выгодной, чем открытый грабеж, да и представлявшей по существу грабеж, даже не весьма замаскированный.
Во второй главе повести об Эленди и его сыновьях подробно описано течение такой заморской торговли, смешанной с пиратством.
Вот Эленди приехал в гости к богатому айвану (эскимосу). Сидя, едят. Гость видит: на ремнях висит всякое мясо, тюленина, рыба, моржатина, на другой стороне — лахтачные кожи, подальше — лахтачные ремни, еще дальше — мешки из некроеной тюленьей шкуры.
Все сидят молча, эскимос долго думает, потом спрашивает гостя: "Что же ты, разве попусту сюда приехал?" Гость отвечает: "Двадцать твоих лахтаков достань, по двадцати связок ремней, белых и черных, тюленьих чемоданов, всего, что есть, по двадцати". — "Что же привезли на продажу?" — "Ничего". — "Даром не дам". — "Да ведь я увезу. Или, пожалуй, я убью тебя. Разве кто-нибудь жалеть станет?"
Спор этот кончается единоборством, причем Эленди побеждает хозяина и вместе с тем пиратский подход побеждает спокойную торговлю.
Конец XVIII века прекратил войну не только на русско-коряцко-чуванском фронте, но также и на фронте азиатско-американском. В течение всего XIX века торговля приморских поворотчиков вырастает наряду с укреплением оленного хозяйства у чукоч. Она, можно сказать, обгоняет его и расширяется, захватывая более отдаленные народности и даже принимая транзитный характер. Прибыль торговцев растет из десятилетия в десятилетие. И в этом отдаленном углу северо-восточной Евразии рядом вырастают три группы богатых и влиятельных людей: русские торговцы на реке Колыме, крупные оленеводы на всех тундрах между Колымою и Анадырем и приморские торговцы-поворотчики, родом из прибрежных поселков.
На русской стороне рядом с местными торговцами являлись приезжие купцы из Якутска и даже из Иркутска, которых манила прекрасная пушнина Анюйской и Колымской ярмарок. Из приморских торговцев наиболее удачливые тоже собирали богатства.
Примеры, указанные в различных местах книги, можно дополнить и другими. Во второй половине XIX века на Анадыре выдвинулся "морской поворотчик" Кото, который одновременно с чукотской семьей завел себе на Анадыре русскую жену, прижил с нею сына и оставил ему большую часть наличных денег, нажитых в торговле, тогда как своим чукотским детям на тундре Кото оставил оленей, шкуры и пушнину.
В половине XIX века является новый торговый элемент — американские китоловы, в связи с чем в приморских поселках, по преимуществу из эскимосов и только отчасти из чукоч, выдвигаются новые торговцы — оседлые, имеющие на морском берегу целые лавки, купленные от американцев вместе с подбором товаров.
Сухопутная торговля тотчас же начинает хиреть. Русские купцы разоряются. В последние десятилетия XIX века в Средне-Колымске и Нижне-Колымске самые большие дома стояли нетопленые и заколоченные наглухо. Владельцам этих домом не стоило приезжать на полуопустевшие ярмарки из далекого Якутска.
Таким образом в Средне-Колымске начиная с половины 80-х годов наша ссыльная колония могла устроиться в так называемом Павловском доме, принадлежавшем купцу Николаю Павловичу Бережнову. Отец его, покойный Павел Бережнов, был человек богатый, а сын его совершенно разорился.
Павловский дом по местным условиям поражал величиной. Он имел даже большую залу, настолько большую, что мы могли там устраивать театральные представления.
Торговля морских поворотчиков тоже сократилась, хотя и не настолько. Она в сущности вернулась к тому обороту, который имела до появления русских. Основой ее снова стал междуплеменной обмен приморских продуктов на продукты оленного хозяйства.