Чукчи. Том I
Шрифт:
"Кто будет моим подмышечным помощником?" — "Я", — крикнул Еленнут. "Хорошо". Стали вплотную друг к другу, голова Еленнута около подмышки его вождя. Стрелы Еленнута посыпались так часто, как капли мочи, и заполнили все места. Потом Кивающий подскочил: "Я теперь попробую". Выстрелил однажды, сбил всю деревянную надстройку, разбил вход, разорвал связи дверей и ринулся внутрь".
Во всем чукотском фольклоре это — наиболее четкое место, относящееся к военачальнику.
В обширной повести об Эленди и его сыновьях, которая описывает три поколения "сильных людей", о военачальниках нет речи. Эленди, его сыновья и внуки сами ведут войны с коряками и эскимосами, делают набеги на северо-американские поселки
Все это богатство чукотские богатыри забирают в свою собственную пользу, а отчасти делят его с ближайшими родственниками, чаще всего с родными братьями.
Можно привести ряд дополнительных аргументов, в достаточной степени веских, в подтверждение того, что чукоч не было развитой родовой организации и что их социальный строй, несмотря на позднейшее классовое расслоение, все же является весьма первобытным.
Прежде всего укажу на убийство стариков, которое существует и доныне, в особенности среди приморских чукоч. У оленных чукоч убийство стариков существует преимущественно в тех семьях, которые имеют приморское происхождение. Надо сказать, что положение стариков у приморских звероловов вообще не особенно почетно. Морской промысел требует большого напряжения физических сил, активности и смелости. Люди пожилые, естественно, отступают назад. Ведущее место занимает более молодое поколение, люди, находящиеся в полном расцвете физических и духовных сил. С уменьшением активности влияние стариков тоже уменьшается. Мало того, вся приморская жизнь с ее постоянным чередованием периодов жестокого голода с периодами сравнительного изобилия настолько тяжела, что она не дает места долговечности. Морские охотники скорее изнашиваются и раньше умирают.
Еще в XVIII веке экономические причины убийства стариков выдвигаются вперед очень четко. Мы имеем показания того же Бориса Кузнецкого. Там между прочим указано: "Когда у которого сына отец или мать придут в старость, то их у себя более не держат, а в бывающие морозы отвозят от своих жилищ вдаль и оставляют, где они и замерзают" (стр. 188).
У оленных чукоч эти причины отпадают вследствие появления и развития нового предмета собственности. Старики являются владельцами стада, даже если они впали в детство и стали слабоумными. То же относится к болезненным, хилым и даже искалеченным владельцам оленного стада. У оленных чукоч глубокие старики встречаются чаще и сохраняют значение дольше, чем у приморских.
В общем, однако, убийство стариков, которое раньше было связано с социально-экономическими причинами, теперь оторвалось от экономической базы и связалось с религией. Убийство старика является добровольной смертью, самообречением на жертву духам или предсмертным вызовом духам на последнюю борьбу.
Сделав такое самообречение, от него нельзя отказаться под страхом того, что духи, лишенные обещанной добычи, жестоко отомстят семье обманувшего их неудачного самоубийцы.
Убийство осуществляется ближайшими родственниками, женою, детьми обреченного, однако с большою неохотой, с муками, со слезами. Местами явились шаманы-специалисты по отправлению на тот свет самообреченных стариков. В других случаях эту роль исполняли за особую плату русские казаки. Этот обычай в своей измененной форме, переключившийся на новые мотивы, во всяком случае свидетельствует об отсутствии особого почтения к старшим поколениям.
У морских звероловов мы имеем коллективную охоту на кита, с участием в промысле всех групп наличных охотников и с участием в разделе добычи всего наличного населения ближайших приморских поселков и стойбищ оленеводов.
Коллективная охота на кита до самого последнего времени являлась венцом, наивысшим промысловым моментом всего зверобойного промысла. Это — одновременно промысел и праздник, игрище, сплетение обрядов. Групповые и индивидуальные методы охоты в своей повседневной, будничной скромности гораздо меньше бросаются в глаза.
У оленных чукоч, у которых основное производство с большим укрупнением оленных стад выдвинуло богатых хозяев с зависящими от них пастухами, такой широкий общественный характер сохранился не в производстве, а в потреблении. Праздники осеннего убоя тоже привлекают гостей из ближайших стойбищ, из приморских поселков и даже из эскимосских, ламутских и русских поселений. Здесь производится раздача битых туш, частей мяса и пыжиков, которая даже в 1926 — 1927 году, по весьма неполным данным северной переписи, достигала в общей сумме 19 039 голов в год. В переписи эта графа помечена "отдано безвозмездно". Такая безвозмездная раздача у других оленеводов, у коряков и самоедов, у тунгусов и зырян имеет характер гораздо более узкий, в общем вся сумма розданных оленей у всех этих народностей равняется 8500 в год, т. е. более чем вдвое меньше, чем у одних только чукоч.
В этом своеобразном празднике я раньше подчеркивал характер "потлача", наподобие северо-американских праздников раздачи, где выдающуюся роль имеет богатый старшина, который такой раздачей стремится укрепить свое влияние на ближайших соседей и поднять свою общественную роль среди других старшин. Однако сравнительно с американским праздником раздачи чукотский убой слишком примитивен. Он совершается ежегодно и правильно и не влечет за собою особого возрастания авторитета раздатчиков мяса и шкур. Он представляет больше всего реминисценцию права ближайших и дальних соседей на участие в потреблении продуктов нового крупного хозяйства, которое возникло и развилось сравнительно недавно.
***
Любопытно узнать, что коряки, родственные чукчам прежде всего по языку, также по основному хозяйственному разделению на оленных и приморских, представляют элементы общественного строя, отчасти сходного с чукотским.
Следует, впрочем, отметить элементы сходства и различия, переплетенные весьма своеобразно. Так, относительно системы родства Иохельсон указывает, что она имеет более простой характер, чем так называемая классификаторская система. Он подчеркивает сходство коряцкой системы с нашей современной европейской.
Я со своей стороны должен указать, что термин "товарищ" встречается также и в коряцкой системе, хотя гораздо реже, чем в чукотской, и только в нижеследующих сочетаниях: "кузен-товарищ", "кузина-товарищ". По-видимому, все же и эта система, так же как и чукотская, указывает на древнюю социальную структуру, а никак не на современную.
Другое любопытное различие: родители — по-чукотски tlьgьt, буквально — "отцы"; по-коряцки tlawge, буквально — "матери".
Коряцкий термин, связанный с материнством, очевидно, древнее чукотского.
Иохельсон отрицает существование рода у коряков. С этого отрицания начинается у него 13-я глава монографии "Коряки" — социальная жизнь.
По свидетельству Иохельсона, общественные единицы, в виде организованных родовых групп, у коряков отсутствуют. Общественной единицей является агнатная семья.
Все же я должен отметить, что концепция общественной жизни получается та же, что и у чукоч: семья и семейная группа, составляющие вместе зачаток родовой организации.
Убийство стариков у коряков тоже существовало; но в настоящее время (т. е. 30 лет назад) оно исчезло.