Чулан под лестницей
Шрифт:
С трудом выбрался из калейдоскопа воспоминаний, взял готовое отправиться в забытие тело под плотный контроль, не хватало еще обморока перед половиной министерства. Дедуле очевидно тоже досталось, лицо посерело, лоб покрылся испариной, в глазах то ли тоска, то ли ужас, хотя мимику он удержал.
— Что с Вами, господин директор? — осведомилась Амбридж.
— Воспоминания, Долорес, плохие воспоминания, ты уж прости старика. — взял себя в руки Дамби. — Ну что ж, дела не ждут, где–то тут я видел Монтгомери, он обещал помочь с дополнительными экзаменами. Гарри, мальчик мой, рад был тебя увидеть, до скорой встречи в Хогвартсе, не забывай старика, двери моего кабинета открыты для тебя. Долорес, приятно было тебя встретить.
С этими словами старый манипулятор ускакал вдаль. Выдох, последовавший за уходом
— Вы в порядке, мистер Поттер? Вы сильно побледнели.
— Да, мисс Амбридж, все в порядке, просто упоминание родителей также — позволил себе хмыкнуть я, — вызвало у меня не лучшие воспоминания.
— Да, директор Дамблдор без сомнений могучий чародей, но бывает несколько…
— Эксцентричен? — пришел на помощь замявшейся жабщине.
— Именно эксцентричен, Вы удачно подобрали термин, мистер Поттер. — одобрила мои широкие познания госпожа старший помощник министра. После чего вновь подхватив меня под ручку, фрау Жаба довела меня до столика, перекрытого раздвижными ширмами, во главе которого лежал салатового оттенка котелок. Место же за столом и котелком занимал невысокий и представительный мужчина, отрекомендованный мне как Корнелиус Освальд Фадж.
Если честно, после всех свершившихся пертурбаций, все чего мне хотелось — это покоя и мучительного расчленения доброго дедушки, ну максимум — чашечку чая еще. Несмотря на то, что в целом встреча была ожидаемой, а по большому счету — безальтернативной, сочетание не самых приятных воспоминаний Гарри на фоне моего шаманства с гормональной системой переносились крайне тяжело. А причина подобных переживаний, безотносительно своей вины в произошедшем, вызывала исключительно кровожадные и деструктивные мысли. Впрочем, корзинка перед дверью — непосредственно дело рук ДДД, да и не факт, что в смерти четы Поттеров нет дамбической вины — пусть, возможно, и не прямой. В любом случае, счет к Дамби рос, и из «отделаться от манипулятора и его планов», перерастал в «удавить гнусную скотину, душно с ним на одной планете».
Впрочем, оставив рефлексию, могу сказать что встреча прошла удачно. Я узнал и увидел, что такое беспалочковая легилименция, убедился в том, что контроль над телом в бестелесном состоянии успешно с ней справляется. Опытным путем установил, что разогнанное сознание и сферическое внетелесное зрение позволяет оценивать самые незначительные колебания мимических мышц, даже таких зубров гнусной интриги, как добрый дедушка. С большой долей вероятности доказал Дамби, что не Волдьеморда, а трансформация гипотетического хоркрукса — влияние удара по голове, избыточной яркости Марса и пролета рядом черта в антихоркрусной ступе. Также показал эмоциональную и ментальную картину ребёнка — не глупого, но ребёнка — с сильнейшей психологической травмой завязанной на смерть родителей. В целом, по предварительной оценке, вне Хога он меня оставит в относительном покое — будет приглядывать за тем что творю, но лезть не будет — при учете того, что мной заинтересовались в министерстве, его представители так или иначе будут мелькать рядом. Чрезмерное влезание в мои дела, да еще и на фоне вскрывшегося и ставшего широкоизвестным в узких кругах манкирования обязанностями представителя может негативно сказаться как на образе доброго дедушки, так и на произрастающих из этого образа возможностях. Так что Дамби будет получать информацию о моих делах от своих миньонов, дополнять психопортрет и готовиться к промыванию мозга в Хоге: расставление «правильных» оценок, формирование отношений с «нужными» и «ненужными» дедушке людьми в правильном — к всеобщему благу, канешно — ключе.
У меня же сейчас «Обед Великолепного и Непревзойденного Генри Поттера с каким–то там министром». Высказав друг другу взаимное восхищения от встречи и не менее взаимную кипяточную полиурию от восторга, присутствующие приступили к застолью. После завершения варварского истребления ни в чем не повинных продуктов питания, мы перешли к чаю, а Министр, в силу выдающихся способностей, и к монологу. Оный монолог содержал в себе обилие воды, редкие похвалы Амбридж, и неких незнакомых мне персонажей, пахавших в министерстве (судя по контексту), заверение в бесплодности и бессмысленности происков неназванных недоброжелателей, завуалированные, а зачастую и прямые наезды на доброго дедушку, не навестившего сиротку, с тонкими намеками, что должностей занимает много, а уже старенький и вообще «Фаджу надо дать дорогу, Дамблдору дать почет». Внимая этому монологу, я восхищенно таращил буркалы, к месту и не к месту кивал, тихо охреневал и пытался понять — Фадж идиот, толкающий предвыборную речь одинадцатилетнему дитяти, или же хомо чиновникус в терминальной стадии, утративший право называться человеком и общающийся исключительно в регламентированной форме. Наконец, в потоке фаджизмов сознание уловило «Отважная чета Поттеров, оказавшая помощь Министерству в борьбе с террористом и подарившая подающего надежды юного джентльмена». Решив не откладывать в долгий ящик один из вопросов, ради которых и пришел в министерство, я отважился прервать поток сознания господина министра.
— Простите, господин Министр, сэр. Могу ли я задать Вам вопрос?
Речевой извергатель Фаджа приостановил свою работу, взгляд обрел осмысленность.
— Да, мистер Поттер, о чем вы хотели спросить?
— Понимаете, господин министр, я уже неоднократно слышал о своих родителях и от мисс Амбридж, и от аврора Эгертона на проишествии с нападением на мой дом полувеликана. — министр понимающе кивнул. — Сейчас Вы упомянули об их незаменимой помощи, а я, к своему стыду, совершенно не знаю ни что они совершили, ни даже где они похоронены. Проживающие со мной родственники матушки были просто поставлены в известность о их смерти. — После этих слов Фадж бросил взгляд на Жабу, которая незаметно кивнула. — Я отдаю себе отчёт, что отвлекать столь уважаемого и занятого джентльмена как Вы, Министр Фадж, безответственно, но все же осмелюсь спросить — не подскажете ли Вы человека, который сможет просветить меня хотя бы в общих чертах, а также назвать расположение места их последнего упокоения?
Данный вопрос вызвал у министра с помощником целую бурю многозначительных переглядываний, кивков, кривляний и даже верчения разнообразных фиг друг другу — все это должно было быть незаметным для меня, однако сферическое зрение позволило полюбоваться пантомимой.
— Вы знаете, мистер Поттер, я вас могу понять, безобразие, что ваш представитель не сводил вас на могилу родителей, недаром Я говорил о его чрезмерной занятости, — не упустил возможности пройтись по Дамби министр. — А вам сегодня исключительно повезло — Я смогу освободить в своем графике незначительное окно и лично сопровожу вас.
Рассыпавшись в благодарностях и попутно наблюдая за возникшей суетой, я размышлял о том, какое редкостное везение, что меня промариновали три часа в отделе транспорта. Не меньшим везением и случайностью было пребывание министра за столиком, к которому меня отбуксировала фрау Жаба. А уж исключительное везение в виде кудрявой блондинки средних годов, загадочно поблескивающей золотом изо рта и фианитами с оправы очков, материализовавшейся в нашей компании при подходе к лифту — вообще что–то непередаваемое. Везучий я со всех сторон человек.
Пока группа товарищей, к которой, видимо чтоб сгладить обилие везения, прибился неопознанный тип с колдофотоаппаратом, продвигалась к министерскому общественному камину, я думал о том, что какое–то общественно–значимое мероприятие, с освещением в прессе и министром, разрывающим пасть МКВ, было запланировано. Мой вопрос несколько перекроил планы, впрочем, судя по поведению министра и его помощницы, текущий вариант их более чем устраивал — как впрочем и меня, торговать лицом с пользой и торговать лицом без пользы — разница в целых два торговать лицом.
Переход из камина Атриума Министерства в общественный камин Годриковой лощины чуть не превратил меня в фабрику по производству кирпичей — во–первых пришлось вернутся в тело, не отошедшие до конца от учиненной мной гормональной диверсии, пришлось бороться с собой, чтобы не упасть на землю, свернуться и лежать, пока не умру. Но возможность того, что при внетелесном пребывании тело улетит камином, а сознание навечно застрянет в Атриуме — была не нулевой, перспектива же веками любоваться министерскими чиновниками, разбавляя картину абстрактной фантасмагорией — меня не прельщала. Кроме накатившей депрессии по самообладанию ударило и зеленое каминное пламя, обтекавшее меня все время мотыляния в переходе.