Чума в Бедрограде

Альфина и Корнел

— С юбилеем Первого Большого Переворота мы останемся, — вздохнул Бахта. — Сейчас как раз закончили с Гошкой убиваться над телефоном. Без нашего личного присутствия там как будто и коня седлать не могут! Какой-то промышленный альпинист, который лозунг в кроне Первого Большого Перевернутого размещал, наебнулся оттуда. Голова закружилась. Врачи говорят, вышел на работу с тяжёлым ОРЗ.

— ОРЗ, прекрасно, — Андрей даже не стал искать свои сигареты, забрал уже прикуренную прямо из рук Бахты. — Тяжёлое ОРЗ среди техперсонала, обслуживающего завтрашний юбилей. Леший, леший!

— Расслабься, — махнул

рукой Бахта. — Гошка поорал на каждого тамошнего начальника по очереди, заставил полностью заменить команду прямо сейчас. Якобы новой формы ОРЗ боимся. Ну, как медфаковские детишки в поликлиниках врали, чтоб там чуму ловить. Перенимаем опыт Университета! — Бахта удовлетворённо хмыкнул. — Короче, всех этих с ОРЗ через часик-два в твои лаборатории и подвезут.

Андрей снова отвернулся к переливавшемуся предпраздничными огнями окну.

Сам юбилей под Бедроградом, но гости-то обосновались в городе, поэтому город тоже был украшен, в городе уже сегодня проводились какие-то мероприятия. Кто этим занимался, когда на самом-то деле всех волнует эпидемия? Видимо, Бахта. У него на долбаные праздники рука давно набита, дольше всех в Бедроградской гэбне служит.

А Андрей ещё ругался тут на безделье. Стыдно.

Надо как-то успокоиться перед встречей, а то настроение так и скачет лихорадочно: от благодарности к бешенству и обратно за полминуты.

— Бахта, не справляются мои лаборатории, — тихо-тихо произнёс Андрей. — Я не понимаю, в чём дело.

— Какой сейчас процент летальных исходов среди получивших лекарство? — с порога поинтересовался Соций, пока Бахта подбирал слова ободрения.

Соций тоже уже был при мундире и наплечнике. Готов выезжать, хмурит брови.

— Четверть! — Андрей будто со стороны услышал, как дрогнул его собственный голос. — Не четверть процента, само собой. Четверть получивших лекарство — трупы, — и посмотрел на Бахту и Соция самыми искренними за всю свою жизнь показательно испуганными глазами.

Перед собственно трупами Андрей не испытывал ни страха, ни угрызений совести. Люди умирают. Люди иногда умирают по вине тех, кто должен — сообразно своим служебным инструкциям — за них отвечать. Ну и что. Служебные инструкции всегда сложнее, чем кажутся, — и это не только давным-давно заготовленная отговорка для фаланг. Андрей действительно полагал, что безопасность гражданских вообще всегда важнее безопасности конкретных гражданских.

Кому-то надо умирать, чтоб остальные могли жить спокойно.

Показательно испуганные глаза испуганы искренне не поэтому.

Совсем не поэтому.

Бедроградская гэбня запустила эпидемию. Контролируемую. Контролируемая эпидемия — эпидемия болезни, от которой есть лекарство. На самом деле есть, без оговорок и погрешностей. Любых погрешностей, о четверти летальных исходов и речи быть не может.

Отсутствие гарантий.

В такой работе, как у Бедроградской гэбни, отсутствие гарантий — это конец.

И если взять себя в руки, опыт подсказывает: выпутаться можно из почти любой ситуации. Есть способы, есть отработанные приёмы, есть совсем уж экстренные лазейки, есть — но нельзя доводить до того, чтобы они в принципе шли в ход.

Андрею было страшно.

— Дай глянуть, — потянулся за папкой с анализами Соций. — Четверть, говоришь?

Соций не имеет специальной медицинской подготовки, никто в Бедроградской гэбне её не имеет — кроме самого Андрея. Но все в Бедроградской гэбне имеют мозги, а девять дней чумы и годы планирования этих девяти дней волей-неволей заставят любые мозги научиться хоть что-то понимать в бумажках из лабораторий.

Андрей отдал папку, обхватил себя зябко за плечи, невольно чуть отвернулся, забыл отнятую у Бахты сигарету в пепельнице.

Он так надеялся, так надеялся, что сегодня из лабораторий придут нормальные результаты и все прежние трупы можно будет счесть случайным фактором. Или не случайным — пусть неслучайным, пусть хотя бы объяснимым!

Леший.

— Как у тебя? — обратился Бахта к закопавшемуся в бумажки Социю, пока сам шарил по ящикам.

Бахта ищет Андрею выпивку?

Спасибо, трогательная забота, да только не поможет. Вчера вон тоже напились джина и пошли напролом — говорить с Молевичем. Наследили наверняка. Уже по дороге обратно Андрей сообразил, что на нём была насквозь продушенная рубашка — некогда было утром менять на свежую, просто полился парфюмом и забыл. А Охрович и Краснокаменный наверняка заметили следы посторонних запахов.

Беда вроде невелика: с Молевичем ведь ничего дурного не делали, даже не склоняли особенно на свою сторону. Не били. В кои-то веки пошли поговорить — и поговорили, а не как обычно.

Но (и снова — «но», «но»!) всё равно неприятно, если Охрович и Краснокаменный таки догадались, что у них в квартире побывала Бедроградская гэбня, — надумают же всякого, чего и близко не было.

Ничего не было, а то, что было, — бесполезно, бесполезно, бесполезно! Откуда бы Молевичу что-то знать?

Его не было на встрече гэбен, он, видимо, не в курсе результатов встречи с Дмитрием Борстеном, которая обернулась явлением 66563, — Молевич только от Бедроградской гэбни и услышал про то, что с заражением дома завкафа не всё так просто, как ему казалось.

Само собой, дом завкафа заражал не Молевич, что он тут же самолично и подтвердил.

Само собой, само собой.

Андрей не хотел этого похода к Молевичу, пытался отговорить Соция, но того страшно заело. Да и Бахта поддержал идею: если можно предпринять хоть какие-то действия, почему нет-то? А уж когда в институте госслужбы обнаружился Гошка — живой и стращающий курсантов проверочкой знаний служебных инструкций и навыков стрельбы прямо тут, в коридоре, — противиться стало уже совсем бесполезно.

Гошка посмотрел на них троих со злым весельем, которое накрывает его в самых непростых рабочих ситуациях, и сказал: «К херову Молевичу? А поехали!»

У Гошки от Молевича всегда крыша немного едет, что и понятно — после истории-то с появлением Университетской гэбни.

Но не было, не было вчера толку от Молевича. Не знает, не думал, благодарит (ах, какие нежности!) за возможность взглянуть на события с другой стороны. Просит позаботиться о завкафе (кто бы вообще знал, что университетские с обнаруженным завкафом сделали, но допустим). Будет сам гадать, кто мог заразить проклятый дом.