Чумной доктор
Шрифт:
– Занимайтесь своими делами в другом месте, – сказал он и захлопнул за нами дверь.
Том помог мне встать. Понимаясь на ноги, я проворчал:
– Тебя-то никто никогда не швырнёт в грязь.
– Что будем теперь делать? – спросил Том.
Мне хотелось пнуть дверь.
– Нам надо снова попасть внутрь.
Проблема лишь в том, что я понятия не имел, как это сделать. Шинглтон сжёг нашу записку, и мне нечего было предъявить магистрату Мэйкотту. Но и сходить к лорду Эшкомбу за новой я тоже не мог, поскольку он уже уехал из города. А единственным человеком, который мог связать меня с
В конце концов я все же решил пнуть дверь. Она затряслась от крепкого удара, но желаемого удовлетворения это не принесло. К тому же теперь у меня болела нога.
– Может, тот солдат из Тауэра нам поможет? – спросил Том. – Мы могли бы расспросить его жену, вдруг она что-то знает?
Я снял башмак и растёр пальцы ног.
– Он ведь уехал с лордом Эшкомбом. И я понятия не имею, как найти его жену. Вряд ли у вас были клиенты, которые работали бы в ратуше?
Как выяснилось, мы оба знали кое-кого, работавшего на город, хотя я никак не ожидал увидеть его здесь. Дверь, через которую нас выкинули, открылась. В проёме стоял щёгольски одетый мужчина.
– Том! – воскликнул он. – Я так и знал, что это ты!
Мой друг ошарашенно заморгал.
– Доктор Парретт? – изумился он.
Человек, стоявший перед нами, когда-то был одним из самых уважаемых врачей во всём Лондоне. Но прошлым летом его жена и его сын Джеймс погибли при пожаре. От горя он лишился рассудка, отказался от практики и бесцельно бродил по улицам; ночевал в обгоревшем остове своего дома, считая, что Джеймс не умер и по-прежнему живёт там вместе с ним. Когда за мной гонялись последователи культа Архангела, доктор Парретт пригласил меня к себе, дал убежище и ночлег. После этого мы с Томом иногда проведывали его, просто желая убедиться, что с ним всё в порядке – насколько это было возможно в его ситуации. Но никто из нас не видел Парретта с начала лета, поскольку безумие сделало доктора нелюдимым. А когда начала свирепствовать чума, мы почти перестали выходить на улицу.
Увидеть его в ратуше было неожиданностью, но не это удивило нас более всего. После гибели своей семьи доктор Парретт жил и одевался – как нищий. Однако сегодня на нём был тонкий шёлковый камзол и бриджи, а также совершенно новый парик. В глазах по-прежнему сохранялось диковатое выражение, но он выглядел гораздо лучше, чем во время нашей последней встречи. Во мне затеплилась надежда: может, его безумие наконец-то прошло?..
Доктор Парретт заметил меня.
– И Кристофер тоже здесь! Ну конечно, кому же ещё быть вместе с Томом?
– Что вы тут делаете? – спросил я. А потом осознал, как это прозвучало. – Я имею в виду… приятно видеть вас, сэр.
Он улыбнулся.
– И мне. Прости, что давно не заходил в Блэкторн, но я был довольно сильно занят. И отвечаю на твой вопрос: я устроился на работу – стал чумным доктором.
Это всё объясняло. Городским врачам платили за лечение больных – особенно бедных, которые не могли покрыть расходы сами. Большинство докторов не брались за эту работу, ведь тогда им пришлось бы постоянно иметь дело с больными чумой. И они вдобавок становились изгоями: никто не захотел бы приближаться к человеку, навещающему дома заражённых. Зато
– Да, – ответил он. – Я чувствую себя обновлённым. У меня появилась цель. И, конечно же, деньги никогда не лишние. А то я уже стал беспокоиться, как мне прокормить Джеймса.
У меня упало сердце.
– Так зачем же вы пришли в ратушу? – спросил он. – И почему мистер Рид выгнал вас?
– Лорд Эшкомб отправил нас сюда с посланием для магистрата Мэйкотта, – сказал я. – Но его секретарь решил, что мы воры.
Доктор Парретт покачал головой.
– Вот что я скажу: никогда не встречал более гнилого человека, чем этот Шинглтон.
– Не могли бы вы провести нас к его начальнику? – с надеждой спросил я.
Доктор Парретт почесал голову, запустив руку под парик.
– Я не знаком с Мэйкоттом. – Затем его лицо прояснилось. – Но знаю магистрата Олдборна. Он отвечает за благотворительность – её сейчас собирают в церквях по всей стране, чтобы помочь накормить бедных в Лондоне. Возможно, Олдборн представит вас Мэйктотту.
Я был не уверен, что дело выгорит. Теперь, когда записка лорда Эшкомба пропала, мне придётся надеяться лишь на авторитет доктора Парретта. Хватит ли его слова, чтобы Олдборн согласился представить нас Мэйкотту? Доктор выглядел гораздо более солидно, чем прежде, но безумие явно до сих пор не покинуло его. Похоже, он по-прежнему верил, что его сын жив. Тем не менее это был наш единственный шанс.
Доктор Парретт открыл перед нами дверь и улыбнулся. Том вошёл внутрь. Я отряхнулся и последовал за ним. Тот же охранник, который вышвырнул нас, всё ещё стоял в коридоре. Увидев нашу компанию, он подался вперёд. Доктор Парретт поднял руку.
– Они со мной, мистер Рид.
Я тоже поднял руку, намереваясь кое-что показать мистеру Риду, но Том вовремя пихнул меня в плечо.
В сопровождении доктора Парретта мы вернулись к дверям кабинетов, выходивших в большой зал, где ожидали просители.
– Так почему Эшкомб отправил вас в ратушу?
Я не знал, сколько могу рассказать Парретту.
– Вы никогда не видели здесь людей с бронзовыми медальонами на одежде? На левой стороне груди.
– Видел нескольких. Вы ищете кого-то конкретного?
– А не было среди них мужчины, одетого во всё синее? – нетерпеливо спросил я.
– Синее? – Доктор Парретт склонил голову. – Вроде бы нет…
– Те медальоны, – сказал Том, – вы знаете, для чего они?
– Они защищают от ангела смерти.
– Но лишь немногие их носят, – заметил я.
– Да, – кивнул доктор Парретт. – Это люди Мельхиора.
Мельхиор. Наконец у меня было подходящее имя для человека, о котором я слышал весь день.
– Один мой знакомый называл его человеком-птицей.
Парретт рассмеялся.
– Ха! Неплохое описание. Хотя, пожалуй, оно не слишком почтительное. Этот человек заслужил больше уважения.
– Люди говорят, будто он пророк.
– Он пророк.
Том нервно сглотнул.
– Правда?