Чумные
Шрифт:
Через два часа Филипп вернулся. Следом за ними в дом вошел священник Мартин. Вслед за ним - монах, несущий кадило, ладан, угли под ладан и прочую утварь для ритуала. Лицо монаха было напряженным и слегка заинтересованным, с покорно опущенными веками, а священника - мрачным. Глубоко посаженные глаза старика глядели из-под кустистых бровей подозрительно, задерживаясь на любом предмете, которого не было в церкви и в домах крестьян.
Его лицо смягчилось далеко не сразу. Сначала Филипп о чем-то долго с ним говорил, пока монах разжигал угли. Тот только тяжело на него смотрел и кивал с таким лицом, как будто в доме чем-то очень неприятно пахло. Он то и дело поглядывал то на больного Солта, то на Ванессу, которая
– ... Я долгое время посвятил лечению болезней, Мартин, слишком долгое, чтобы не разбираться в них. Некоторые не несут в себе ничего демонического, они - такая же неотъемлемая часть природы, как мы с вами, их существование естественно. Но эта болезнь Солта - определенно что-то дьявольское. Не было никаких условий для ее возникновения, и, тем не менее, она появилась, и заразила не обычного матроса, а капитана, на котором держится жизнь всего поселения. Бубоны, бред, черная кровь, он постоянно просит пить и совсем не ест, ему постоянно видится война и смерть. Нет сомнений в том, что болезнь от дьявола. Но в этом случае лучше им заняться мне, а не вам. Вы можете изгнать из человека беса или снять с него проклятие, вылечить его душу, в которую заронилось семя тьмы, я и не спорю, однако здесь нужно выгонять мрак из тела. Тело, дух и душа едины, а семя зла, как и любой сорняк, пускает корни далеко и глубоко. Дьявол не может забрать чистую душу, не может причинить ей вред, поэтому он изводит тело в надежде добраться до души и осквернить ее вместе с телом. Мы с вами боремся с одним и тем же, Мартин, с дьявольской силой, мы оба ищем для людей лучшей жизни, но разными способами. Я лечу тело, а вы - успокаиваете душу. Но бывают случаи, когда, исцеляя душу, невозможно исцелить тело, и наоборот. Я начал лечить его, но этой займет время. И было бы лучше, если бы вы мне помогли в моем деле по своей специализации. Окропили бы его водой, провели бы свои ритуалы. Здесь любая помощь не будет лишней...
Ванесса отошла в сторону, к отцу, и дальнейший разговор ей не был слышен. В чем-то Филипп был прав, в частности в том, что в их деле любая помощь пригодиться, и молитва в том числе. Но самое главное, что она почерпнула из разговора - это то, что Филипп пытается заручиться поддержкой Церкви. Хотя нет, поддержкой - слишком сильно сказано. Скорее, хочет показать свою лояльность к ним. И, судя по лицу Мартина, у него это получалось, а вот то, как долго продержится эта лояльность, покажет время. Болезнь Солта, подумала Ванесса, на самом деле кажется какой-то дьявольской чумой, но ведь это уже откровенный бред. В самый раз для Мартина, как и все остальное касательно души и тела. Ванесса уже давно не любила этого священника, которого Филипп так емко описал за их вчерашним разговором. И ей жутко нравилось смотреть, как Филипп пудрит ему мозги, все его почти гладкие извилины, одну за другой, перебирая каждую пальцами, точно струны арфы.
Долго ждать не пришлось. Мартин подозвал монаха, чтобы тот передал ему кадило и благовония, достал из сумы стеклянную бутыль с чудовищно толстыми стенками - святую воду. Священнику не пришлось долго готовиться к своей работе. Ритуал с молитвами тоже не занял много времени. Мартин водил и тряс кадилом прямо над постелью Солта, и девушке казалось, что один из крошечных угольков вот-вот выпадет из чаши и упадет на простыни. После него остался сильный, приятный, сладкий запах ладана, от которого Ванессу к ночи начало немного мутить. Когда священник с монахом-прислужником покидали ее дом, произошло невиданное - переступив порог, Мартин поклонился лекарю. Филипп также ответил поклоном и распрощался с ним.
После ухода священника Филипп проверил доваренный Ванессой препарат и остался доволен. Ванесса поставила
Лекарь дал капитану еще порцию препарата. Потом снял с него рубашку и осмотрел грудь и спину. По тому, как он покачал головой, Ванесса поняла, что все отнюдь не так хорошо, как ей казалось с утра. Отец выглядел лучше - вены больше не топорщились под кожей, жар несколько спал, бред стал не таким тяжелым и шел с перерывами в несколько часов. То, что увидел Филипп, снова уверило ее в коварности болезней.
– Бубоны.
– Ответил лекарь на немой вопрос девушки.
– Старые. Почему-то не лопаются и не размягчаются, по краям мертвая кожа. Черная.
– Это что, гангрена?
– Ванесса почувствовала, как внутри у нее разлился жидкий лед.
– Не должно ее там быть, бубоны либо рассасываются, либо вскрываются сами. А тут - омертвение кожи. Это не бубоны, это что-то другое. Кожа сгнила только по краям от них, гниение неглубокое. И все же, я думаю, лучше вырезать это сейчас, а не ждать, пока гниение распространится дальше. Я не люблю этого делать, предпочитаю лечение препаратами тому, чтобы резать пациентов... Но это и не бубоны, это черт пойми что. И эта др... вещь прямо над сердцем с легкими, у лопаток. Ванесса, я бы посоветовал вам выйти на то время, пока я буду оперировать. Зрелище будет неприятным, а со всем непредвиденным я сам справлюсь. Боюсь, тут вы мне ничем помочь не сможете, вы лекарь, а не врач-хирург.
– Так вы еще и хирург?
– Первая практика - на поле битвы. Раненных в лазарет тащили каждую минуту. Место, где все мои препараты бессильны, так что я смог научиться сносно оперировать. Хоть какая-то польза от этих войн. Ладно, Ванесса, берите свою книгу и идите, поработайте в саду, погуляйте, сходите на торговый ряд за покупками. Я не хочу, чтобы вы видели, как я режу вашего отца.
– Это больно. У меня есть препарат для погружения раненного в глубокий сон.
– У меня есть свой. Но все равно, покажите, пока вы еще тут.
Он вместе с Ванессой подошел к полкам с препаратами, с интересом поглядывая на флаконы и пытаясь угадать, как которому из них потянется девушка. Она протянула руку к зеленому пузырьку на верхней полке, привстав на цыпочках, чтобы лучше видеть один из ее любимых препаратов. В этот миг Филипп заметил, как маленькая черная точка молнией сорвалась с его рукава и приземлилась на белоснежную скатерть стола. Рефлекс лекаря сработал быстрее мысли. От сильного удара по столу, от которого загудело внутри пустых флаконов и пузырей, Ванесса едва не выронила препарат из рук.
Алхимик отнял руку от скатерти, глядя на раздавленное насекомое, с трудом оторвал глаза от черного, налитого кровью Солта пятнышка и столкнулся взглядом с Ванессой. Та смотрела на него с недоумением и легкой злостью, вызванной тихим кратковременным испугом.
– Блоха.
– Пояснил лекарь.
– Терпеть не могу блох.
Страх, который Ванесса испытала при виде гангрены, был все же слишком сильным. А испуг от резкого звука стал той соломинкой, что сломала хребет верблюду. Девушка поддалась бурлящим в ней чувствам и выплеснула их, обрушив на Филиппа короткую тираду:
– Обязательно так барабанить по мебели? Эти козявки что, всадники апокалипсиса? Или вы хотите, чтобы от вашего стука передохли все блохи на свете? Черт, да я смерти боюсь меньше, чем вы боитесь блох!..
Она замолчала, поняв, что дальше говорить не стоит, да и испуг уже прошел. Однако Филипп нисколько не сердился и не обижался.
– Не сердись, я не хотел тебя пугать.
– Его голос только еле заметно изменился. В нем чувствовалась крошечная доля омерзения, страха и, возможно, жестокости по отношению к убитой блохе.
– Просто блохи, эти мерзкие кровопийцы, они... Они на самом деле опасны.