Чумные
Шрифт:
"Опять нажрался вдрызг" - с неприязнью подумал Нил и сплюнул бы, будь он на пороге один. Но напротив него был еще и пьяный в зюзю гробовщик, он же могильщик, он же могилокопатель и мастер похоронных дел. Юноша не хотел показаться невежливым, хотя уважения к мастеру похоронных дел у него было лишь немногим больше, чем ничего.
– Я тут живу, Бурик.
– Ровным голосом ответил Нил.
– И мне бы хотелось знать, что ты забыл у нашего дома, у нашей бочки с водой.
"Если он срыгнет туда, я огрею его этим черпаком по голове и прогоню взашей" - непроизвольно подумал юноша. Однако ответ могильщика прогнал эти мысли.
– Извини, Нил... Мне тут чего-то нехорошо стало, а воды дома нет ни шиша. А соседи, сам знаешь, у всех бочки дома. Домой-то к другим лезть токмо вор будет.
– Наш дом, значит, ближний?
– Так и есть. Ик...
– У гробовщика началась икота от выпитой воды.
– Я вот чего, значицца, спросить хотел... Вы там не против, если я воду у вас пока что брать буду?
–
– Кивнул без особого энтузиазма Нил.
Гробовщик, не дожидаясь приглашения, зачерпнул еще воды и принялся жадно глотать, облепив губами край черпака. На них юноша заметил что-то черное и неприятное, вроде запекшейся черной крови. И на руках тоже. В лунном свете это были маленькие черные круглые пятна на коже. Выпуклые. От некоторых шел темный след по коже, как будто растертый след от чернил... Или кровь из раздавленного фурункула. Только Нил подумал о фурункулах, как ветер поду в его сторону, и он почувствовал тошнотворный запах, идущий от гробовщика. Как если бы тот целый день валялся в куче гниющего на жаре жира, а под вечер окунулся бы в яму под сортиром. Нил закрыл рот рукой и закашлялся, подавляя рвотный позыв. И был какой-то кислый привкус у этого смрада, который юноша почувствовал и узнал сразу, ему не нужно было учиться в университете, чтобы распознать его. Это был букет из запахов гноя, застарелого пота, мочи и вони изо рта, который возникает, когда человек вечно лежит в постели, потеет от сильного жара и встает редко, чтобы справить нужду и, может быть, поесть. Запах болезни.
– Черпак оставь себе.
– Поспешил сказать Нил и зашел в сени, закрыв за собой дверь.
Вслед ему донеслось жадное фырканье Бурика и слова:
– Ух, еп, как пить-то хоцца... Как пить-то хоцца...
X
Пять дней прошли на удивление быстро. Первые два полностью ушли на обустройство нового дома Ванессы. Последние три были чуть более интересным. Конкретно - очень интересными, поскольку Филипп решил не откладывать начало обучения своей подопечной в долгий ящик.
Конечно, были различия в травах. С одной стороны колоссальные. С другой - мизерные.
Почти все травы, которые использовала девушка, в какой-то степени были аналогами произрастающих на Большой земле. Это Филипп понял, почти полностью прочитав написанный Ванессой труд, а дочитав его, окончательно убедился в своей догадке.
Редко попадалась пара растений или их частей, один с Десилона, другой - с Зеленого берега, почти полные аналоги друг друга. Их можно было пересчитать по пальцам одной руки. В остальных схожих парах были определенные различия. Где-то незначительные, где-то значительные, где-то вовсе не очевидные с первого взгляда. И все же различия не были фатальными для препаратов. Опытные образцы известных вытяжек, лечебных мазей и спиртовых настоек из местных трав подтвердили этот факт. К неописуемому восторгу Ванессы.
Алхимик не обошел вниманием и учебники девушки. Большая их часть действительно давала знания по своей области, конкретные и неоспоримые. Но не все. В некоторых прочные факты сочетались с сомнительными сведениями и заведомо провальными теориями, такими же наивными, как и их создатели. Реже - с откровенной чушью, написанной несведущими в спагирии и алхимии людьми. Книги, попавшие в последнюю категорию, послужили для растопки камина. Протест Ванессы не длился больше часа.
Занятия в основном были теоретическими. Просто потому, что Ванесса усваивала практическую часть мгновенно, кажется, еще до того, как к ней приступала. Ей как будто все было известно заранее: степень готовности препарата, последовательность действий, время, когда нужно остановить один процесс и начать другой. Во время занятий практикой Филипп не чувствовал себя учителем или наставником. Он был скорее наблюдателем. Ему ничего не приходилось объяснять или поправлять, он просто стоял и смотрел, как Ванесса идеально выполняет поставленную задачу.
С практическими занятиями все обстояло несколько сложнее. Филипп всегда начинал сначала с общих сведений. Говоря просто: зачем это надо, какая от этого польза и вред. Затем шло детальное описание предмета урока, будь то препарат или алхимическое приспособление, нюансы использования, если они были, теория его применения на практике. Но Ванесса, видимо, привыкла вытягивать каждую крупицу знания из своих учебников, даже из тех, которыми Филипп теперь разжигал камин. Точно так же она вытягивала каждую крошку информации из алхимика. Даже если эта информация не была важна, Ванесса все равно задавала вопрос и ждала такого же конкретного и полного ответа, какой лекарь обычно давал на действительно важные и стоящие внимания вопросы. В плане знаний она была похожа на дракона, сидящего на куче золота и подгребающего к себе медяки, ее интересовало абсолютно все, что имело хоть какую-то ценность. Температура печи и время, необходимое для закипания, полного парообразования и конденсации отдельного вещества из сырой смеси, внешние признаки, по которым можно будет определить свежесть ингредиента или готовность
Было трудно, были разногласия и споры, были злость и раздражение. Было весело, был смех, согласие и одобрение. Во время занятий теорией Филипп чувствовал, что девушке интересны предлагаемые им знания, и позволял вытряхивать из себя все до последней крупинки. Он и сам этого хотел, несмотря на то, что после теоретических занятий его мозги казались ему сделанными из воска. А потом начиналась практика. И Филипп стоял и смотрел, как девушка применяет все то, что она из него вытряхнула. В первый раз, и всегда идеально. Филипп стоял, смотрел и не мог насмотреться на свою новую ученицу.
Прошло пять дней с того момента, когда Ванесса впервые вошла к нему в дом. Три из них были потрачены на учебу без остатка. Эти дни были просто замечательными. Проблемы начались к вечеру пятого дня.
Была ночь. Два мальчика вышли на безлюдный перекресток между Главной улицей и дорогой, соединяющей амбар с храмом. Обоим было не больше семи лет. В по-детски ясном взгляде каждого были испуг и решительность. По уговору один должен был побежать к храму, так быстро, как только мог, чтобы попросить помощи у священника. Второй должен был бежать еще быстрее к старому дому лесоруба, в котором поселились лекарь и еще один лекарь, из-за моря. Так и поступили.
Мальчик со светлыми волосами и ясными карими глазами бежал к дому лекарей. Недавно прошел дождь, его босые ноги шлепали в раскисшей грязи. Пару раз он чуть не падал, поскользнувшись в ней, но вставал и бежал дальше. Петляя между огромными толстыми деревьями, мальчик боялся заблудиться, но не потому, что плохо знал окрестности или боялся темноты леса.
Хоть тропа и извивалась, она выдерживала определенное направление. Развилок на ней тоже не было. Мальчик бежал по дорожке и скоро увидел впереди дом. Из одного его окна полосками лился свет.
Ванесса вздрогнула от частого, несильного стука в дверь. У нее сложилось впечатление, что кто-то не особо сильно молотил в дверь кулаками. Или это делал ребенок. Девушка нехотя поднялась с кровати, положила открытую книгу на стол и подошла к двери.
Филипп ее не опередил. Конечно, он не спал. Все так же сидел в главной комнате, читая рукопись Ванессы. После десятого раза это перестало ей льстить, однако лекарь читал не для того, чтобы ей угодить. Он собирался вытряхнуть из девушки знания так же, как она вытряхивала его знания из него, но более деликатным способом. И засиживался допоздна. Впрочем, Ванесса видела все и без его признаний. Видела, что у Филиппа бессонница, и решила не лезть - он ведь и сам лекарь, хорошо знает, что ему нужно. И если не спит, то только потому, что не хочет спать. Она видела, что он не только читает ее рукопись, но и ведет записи и постоянно о чем-то думает. Это было заметно по его лицу, лекарь больше не носил маску дома, перед Ванессой. Оставался в одной белой холщовой рубахе, почти такой же белой, как его кожа, и в просторных брюках. На столе перед ним постоянно горела свеча, когда было темно, там же лежало гусиное перо и чернильница. И еще кипа бумаги и пергамента. Все свои мысли Филипп наносил на них, и девушка часто терялась в условных знаках и обозначениях, которые составляли половину текста. Алхимик объяснял, что это шифр, придуманный его коллегами во времена гонений, и что ему просто удобно записывать вместо одного слова какую-нибудь закорючку. Поиск лекарства от чумы, возможных ингредиентов и трав предполагал еще и умственную работу перед опытами. Обдумать формулу, все взвесить, а затем уже пробовать. Две формулы он уже признал неудачными опытным путем, сколько же он отбросил, используя лишь свои знания и ум, было известно только ему самому. Филипп сам пробовал на себе эти препараты, вероятно, стремясь узнать степень безопасности каждого из них. И оба раза отмечал ухудшения самочувствия. Что, опять же, не сильно способствовало сну.