Чумные
Шрифт:
Но лекарь не открыл дверь первым, хоть и был ближе к ней. Он все так же сидел за столом в привычной холщовой рубахе и брюках. Усиленно царапало пергамент перо, нанося одну литеру за другой, один за другим вписывались между строками почти оккультные символы, на лице алхимика была полная заинтересованность в происходящем на бумаге. На стук он, казалось бы, не обратил ни малейшего внимания. Только вот Ванесса знала, что он ждет, когда она откроет дверь сама.
"Пожалуйста, пусть это будет Нил" - Думала в такие моменты девушка. Это была единственная мысль и причина,
За ним, в дверном проеме, стоял босой мальчишка, никак не старше восьми лет. А из-за очень светлых карих глаз он казался еще младше. Когда он столкнулся с девушкой взглядом, она увидела в его глазах испуг.
– Тетя, папка заболел!
Девушка нахмурилась.
– Ты чей будешь?
– Спросила она просто и понятно, на изрядно исковерканном диалекте черной кости. От этой простоты и понятности ее порой воротило.
– Бурика. Папка гробовщик мой. Болеет папка, просил тетю лекаря прислать. Идете та?
– Иди домой, я скоро приду.
– Но папка...
– Я знаю, где живет папка. Иди домой.
Мальчик еще раз посмотрел в глаза Ванессе, потом испуганно отвернулся и побежал по дороге назад. На крыльце и ступеньках остались грязные следы босых ног. Ванесса выдохнула в холодный ночной воздух и закрыла дверь.
– Тетя... Какая я, к лешему, тетя?
– Сквозь зубы проворчала она, направляясь к своей комнате. Девушка терпеть не могла, когда кто-то из крестьянского помета называл ее "тетей".
– Ты на десять лет его старше.
– Отозвался Филипп.
– Крестьянки в твоем возрасте имеют двоих-троих детей и мужа. Возможно, даже алкоголика.
– Если это намек на вопрос, почему я еще не замужем и без детей, то я не буду на него отвечать.
– Никаких намеков. И мне вполне понятно, почему ты еще без семьи.
– Ну и почему же?
– Я не вижу в округе приличного юношу, который сгодился бы тебе в качестве жениха.
Она хмыкнула и вернулась в комнату. Слова лекаря были чистой правдой, однако одна мысль протеста без конца крутилась у нее в голове. Ванесса знала, что никогда ее не озвучит, и эта мысль будет еще долго виться в ее памяти. Это только усилило ее раздражение. Ненадолго.
– Нил, разве что.
– Донесся до нее голос Филиппа из главной комнаты.
– Пожалуй, единственный достойных юноша.
Ванесса ответила молчанием. Внутри нее раздражение перемешалось со смущением, но это быстро прошло. Ей было легче думать, что Филипп сам увидел в нем хорошего человека, а не в очередной раз угадал мысли своей подопечной. Немного так подумав, девушка тряхнула головой и застелила кровать. Меньше всего ей хотелось возвращаться с холодной улицы в мятую остывшую постель.
Когда она закончила с кроватью,
– Я с тобой.
– Заявил он.
– Я и сама могу справиться. Не маленькая уже.
– Ответила девушка, но без запала. На самом деле, ей не хотелось идти одной.
– Когда кто-то посылает ребенка посреди ночи за лекарем, обычно все оборачивается плохо. Крестьяне часто тянут время до последнего и не идут к лекарю с тяжелой болезнью, пока не станет слишком поздно. У меня часто такое было, и у меня есть кое-какой опыт в работе с этим. Иногда даже получается кого-то спасти. Поэтому, если случай как раз такой, тебе будет, чему поучиться. Ты знаешь, даже безнадежно больных можно спасти, если действовать быстро и тем, чем надо.
– Еще один урок? Ночью?
– Ты что же это, против?
– Притворно грозно спросил Филипп.
– Я только "за". Только вот на улице холодно, мне сонно и я устала.
– Нечего артачиться. Холод прогонит сон. Утром поспишь подольше, завтрак приготовлю я. Бери сумку и пошли.
Уже выходя из дома, Ванесса попыталась вспомнить, когда это Филипп начал обращаться к ней на "ты". Где-то посередине между этими пятью днями. Она немного скучала по вежливой форме обращения алхимика к ней, однако неформальное общение ей нравилось больше. Девушке хотелось, чтобы Филипп был ее учителем и другом, а не просто учителем или просто опекуном. Переход с вежливого обращения на дружеское прошел незаметно, отчасти потому, что Филипп уже не казался Ванессе чужим. Он был опекуном, хоть далеко не родным. И другом, хоть Ванесса боялась заговорить с ним о дружбе.
"Ну не спрошу же я: "Филипп, мы ведь друзья?" Я не горю желанием упасть перед ним в его глазах. Или в своих" - Думала Ванесса, сходя с крыльца и ступая на тропу.
До дома гробовщика шли около получаса. Могли бы управиться немногим быстрее, но ночь была безлунной, а дорога раскисшей. Грязь не схватывал и ночной холод, от которого пар валил изо рта. Плотные грозовые тучи закрывали небо, а в свете факела дорога и дома казались совсем другими. Поэтому Ванесса, которая вела Филиппа, пропустила поворот и свернула не туда. В итоге потратили на десять минут больше. Как оказалось, это не было самой большой их неприятностью.
У дома гробовщика и двух его маленьких сыновей стояли люди с факелами. Немного. Пара, священник Мартин и монах, тот самый, что был с ним в последний раз. Возможно, его слуга или слуга храма. Священник, как всегда, избегал ходить в церемониальных нарядах по деревне, носил бесформенную домотканую одежду - монашескую рясу. Она висела на нем, как мешок на жерди для пугала.
– Не повезло.
– Сказал Филипп девушке. Та лишь кивнула в ответ. Она предпочла бы не видеть священника перед работой. Или уроком.