Чуть-чуть считается
Шрифт:
А дед говорил:
– Ай, Галка, теники-веники, губы-то помадой намазала! Знала, что целоваться-миловаться будем, а всё равно намазала. Но молодец, молодец, мне с помадой ещё интересней.
На синем военно-морском дедовом кителе – золотые полковничьи погоны. На груди – золотая лётная птичка. А на руке у деда самодельная сучковатая палка. Раньше Витя никогда не видел деда с палкой. Раньше никогда и намёка не было, чтобы дед хромал.
– Что? – дёрнулся дед в сторону бабушки. Дёрнулся и стукнул в асфальт перрона палкой. – Да брось ты, Маняш! Зачем уж с ходу-то? Ничего
– Ой, да нет, нет, родные мои! – прижала мама руки к груди и снова полезла целоваться.
У бабушки с дедом удивительно ловко получалась передача мыслей на расстоянии. Они молча, даже подчас и не глядя один на другого, передавали друг другу свои мысли. И, как ещё в прошлый их приезд заметил Витя, чаще всего в этом немом разговоре главенствовала бабушка. Она командовала, а дед ей подчинялся. Будто полковником военно-морской авиации была бабушка, а не он.
– Эк, Витьк, – сказал дед, потрепав внука по волосам, – как ты к солнцу-то тянешься! Глянь, какой вымахал. Скоро меня догонишь, теники-веники.
На вокзале, наверное, принято не только целоваться, но ещё и говорить разные пустые слова. «К солнцу», «вымахал», «догонишь». Дед сказал эти слова и будто ничего не сказал. Нет, чтобы вместо таких никому не нужных слов спросить у внука про жизнь, поинтересоваться, нет ли у него каких вопросов.
У Вити за последние дни накопилось страшно много разных вопросов. Дед словно специально приехал под эти вопросы. Особенно много вопросов набралось у Вити после окончательной и бесповоротной ссоры на всю жизнь с наглыми врунами Любой и Федей. Витя так им и сказал, кто они такие. И ещё он им сказал, что больше никогда в жизни не скажет с ними ни одного словечка. Витя пересел от Феди на другую парту, потребовал, чтобы ему вернули все его вещи из каморки, и – конец!
Так кончилась навсегда большая и прочная дружба. Но дружба кончилась, а вопросы остались. Вернее, их сразу стало в тысячу раз больше. И один вопрос был сложнее другого.
Однако на вокзале, где люди по сто раз целуются и говорят разные пустые слова, вопросы, по всей вероятности, нужно задавать тоже лишь пустые. Всякие там «Как доехали?», «Как себя чувствуете?»
– Как доехали? – спрашивала мама, когда шли на привокзальную площадь к машинам. – Как себя чувствуете? Соседи в купе были хорошие? Вагон-ресторан работал?
Встречать деда Колю с бабушкой приехали на двух машинах: папа на своем «москвиче» и дядя Сеня – на «жигулях». Мама боялась, что у деда окажется слишком много вещей. Ведь не в отпуск же они ехали, насовсем. Поэтому дядя Сеня и вызвался приехать на своей машине, чтобы помочь.
С перрона шли кучкой. Шумно говорили. Дед заметно прихрамывал и опирался на палку. Чувствовалось, что к палке он ещё не привык и она его раздражает.
И вдруг на привокзальной площади дед стремительно бросился вперёд и перебежал дорогу перед самым автобусом.
– Ну и что? – через несколько секунд оправдывался он перед бабушкой. – Да что я в конце концов совершил такого преступного?
Бабушка ничего ему не сказала. Ни словечка! А он
– Нет, ничего, – тихо добавила бабушка. – Я просто хотела тебе напомнить, что ты порой немного забываешься.
– Ага! – обрадовался дед. – Только не порой. Я, Маняша, всё время пытаюсь забыть про свои годы и про свой проклятый радикулит!
Жестокий радикулит дед заработал во время войны, когда упал в холодное Баренцево море. Он шёл в атаку на фашистский транспорт. По дедовому самолёту стреляли все огневые точки и с транспорта, и с кораблей охранения. По курсу перед самолётом била тяжёлая артиллерия, вздымая высоченные столбы воды. И дедов самолёт задел крылом один из таких столбов.
Ой-ей-ей, сколько лет назад дед упал в море! Тогда дед был моложе даже, чем сегодня Витин папа. А отозвалось деду только сейчас. Хорошо ещё, чудом спасли, не погиб. Папа всегда говорит, что деда спасли прямо чудом.
– Деда, – спросил Витя, – а можно утонуть чуть-чуть?
– Что? – не понял дед.
– Ну… погибнуть чуть-чуть. Не совсем погибнуть, а чуть-чуть. У меня, понимаешь, один друг был, так он думал, что чуть-чуть можно всё. Что если чуть-чуть, то это не считается.
– Во, теники-веники! – удивился дед. – Как это – чуть-чуть? Ты чего мне с ходу-то голову задуриваешь? Дай хоть немного очухаться с дороги.
– Я тебе не задуриваю, – сказал Витя. – Просто, деда, это чрезвычайно важно и серьёзно. Ты даже себе не представляешь, как это серьёзно.
– Серьёзно? – качнул головой дед. – Если так, то это другое дело. Что ж, я с тобой согласен: каждое чуть-чуть очень даже считается. И чуть-чуть погибнуть нельзя. Как и, предположим, в плен чуть-чуть сдаться нельзя, бой чуть-чуть проиграть нельзя. Да и мало чего ещё!
– Деда! – обрадовался Витя.
– Ай!
– А ты как демобилизовался, по болезни или по старости? Правда, что у вас просто так принято говорить «по болезни»? А на самом деле – по старости.
– Витьк! – с напускным возмущением воскликнул дед. – А тебе, паршивец, не кажется, что ты задал чуть-чуть бестактный вопрос?
– С ним, внучек, – улыбнулась бабушка, – нельзя затрагивать эту тему. Он сразу кусаться начинает.
– А вот и клевета! – сказал дед. – А вот и чистой воды интриги! Где ты, Маняш, видела, чтобы я кого-нибудь укусил? Где? Ни разу я никого и не укусил. Хотя кое-кого, ты сама знаешь, и следовало.
Роста дед Коля был небольшого. И ещё он был худощавый. Поэтому Вите даже казалось, что дед походит на великого русского полководца генералиссимуса Александра Васильевича Суворова. Только на тёмно-синем дедовом кителе поблёскивали погоны не генералиссимуса, а полковника, с тремя большими звёздами и двумя голубыми просветами. На кителе справа – четыре ряда орденских планок. Слева – золотая птичка со скрещёнными за щитом мечами. И в щите цифра «I», что означает: лётчик первого класса. А в авиации первый класс – это не то, что первый класс в школе. В авиации первый класс – это высший класс! Если не считать лётчика-снайпера.